Джейн Остен - Разум и чувство
Однако все уговоры сэра Джона остались тщетны. Он сумел лишь добиться обещания, что семейство Дэшвуд на днях побывает в Бартон-Парке. Потрясенный таким равнодушием, сэр Джон отправился домой, чтобы вновь начать хвалебные речи в адрес сестер Дэшвуд перед барышнями Стил, так же как незадолго до этого он пел дифирамбы барышням Стил, а слушательницами были сестры Дэшвуд.
Когда же, исполняя свое обещание, Дэшвуды отправились в Бартон-Парк, где и состоялось их знакомство с новыми гостями, они не нашли ничего восхитительного в наружности старшей мисс Стил, девицы около тридцати с очень простым и совершенно невыразительным лицом. А вот младшая сестра, которой было не более двадцати двух – двадцати трех лет, была действительно красива. Она обладала весьма миловидными чертами лица, живым и быстрым взглядом и неплохими манерами, что хоть и не заменяло истинного благородства и изящества, но все же выделяло ее среди окружающих. Обе держались достаточно любезно, и Элинор, наблюдая, как старательно они пытаются завоевать расположение леди Мидлтон, не могла им отказать в наличии здравого смысла и житейской мудрости. Они неустанно восхищались ее детьми, рассыпались в похвалах их красоте, развлекали их, выполняли детские прихоти. Если же выпадали минуты, свободные от возни с детьми, они принимались восторгаться тем, что в данный момент делала ее милость, если, конечно, она что-то делала. Или же они были заняты снятием выкройки с нового и удивительно элегантного платья, в котором ее милость появилась накануне, чем и повергла своих гостей в неистовый восторг. Потакая материнским пристрастиям и слабостям, умный человек может многого достичь.
Любая мать, когда речь идет о похвалах ее детям, становится жадной и ненасытной, но одновременно чрезвычайно доверчивой. Она всегда хочет многого, зато охотно проглатывает любую, даже самую грубую, лесть. Поэтому леди Мидлтон без малейшего удивления или недоверия наблюдала, как обе мисс Стил изливали на ее детей потоки нежнейшей любви. С материнской гордостью она взирала на дерзкие проказы своих чад, которые ее новоявленные родственницы сносили покорно и терпеливо. Она видела, как развязываются их шарфы, растрепываются прически, как их рабочие шкатулки подвергаются обыску и похищаются ножички и ножницы. При этом леди Мидлтон пребывала в твердой уверенности, что обе сестры Стил не испытывают от происходящего ничего, кроме радости. Ее удивило только то, что Элинор и Марианна равнодушно сидели в стороне и не принимали никакого участия в этих довольно-таки своеобразных забавах.
– Джон сегодня в ударе, – сообщила она, заметив, как проказник вытащил из кармана мисс Стил носовой платок и выбросил его в окно. – Он всегда неистощим на выдумки.
Вскоре после этого, заметив, как ее второй сынок изо всех сил щиплет руки второй гостьи, она с обожанием изрекла:
– Как сегодня Уильям разыгрался! А что за прелесть моя маленькая Анна-Мария! – добавила она, нежно лаская девчушку лет трех, которая на протяжении вот уже двух минут не издавала ни звука. – Она всегда такая тихая и спокойная! Ну просто золотой ребенок!
К несчастью, во время очередного нежного поцелуя булавка из головного убора ее милости слегка царапнула шейку девочки. В результате этот образец спокойствия и послушания разразился такими оглушительными воплями, что вряд ли даже самое голосистое существо могло превзойти их громкостью. Отчаяние матери было воистину безгранично, но даже ему было далеко до неистового горя сестер Стил. И все три начали наперебой принимать все необходимые в столь критическом случае экстренные меры, чтобы уменьшить муки маленькой страдалицы. Девчушку усадили на колени матери, покрыли поцелуями, одна из мисс Стил, опустившись на колени, промыла ранку лавандовой водой, а другая поспешно набила ротик малышки засахаренными сливами. Получив такую награду за несколько оброненных слезинок, ребенок был слишком мудр, чтобы прекратить кричать. Малышка продолжала вопить, рыдать и брыкаться, не давала братьям прикоснуться к себе, и все попытки ее успокоить не приносили никакого результата. К счастью, леди Мидлтон вспомнила, что на прошлой неделе, при не менее трагических обстоятельствах, легкий ушиб удалось излечить при помощи абрикосового мармелада, и предложила применить то же самое целительное средство. Небольшой перерыв в криках юной леди, уяснившей, чем ее собираются лечить, дал основания предположить, что средство не будет отвергнуто. На руках у матери она отправилась на поиски лекарства, мальчики тоже увязались за леди Мидлтон, хотя она и просила их остаться с гостями. Таким образом четыре девушки оказались одни в тишине, которую эта комната не слышала уже много часов.
– Бедная крошка! – воскликнула старшая мисс Стил. – Она подвергается такой опасности!
– Не вижу никакой опасности, – возразила Марианна, – это просто пустячная царапина. Когда не о чем беспокоиться, почему-то опасность всегда преувеличивается.
– Какая очаровательная дама леди Мидлтон! – сказала Люси Стил.
Марианна промолчала. Она не умела говорить неискренне, даже в ни к чему не обязывающей светской беседе. Поэтому обязанность лгать, когда этого требовала вежливость, всегда ложилась на Элинор. Выполнила она ее и сейчас, отозвавшись о леди Мидлтон с теплотой, которой не испытывала, да и со значительно меньшей горячностью, чем Люси.
– И сэр Джон! – вскричала старшая сестра. – Бесподобный мужчина!
И тут мисс Дэшвуд отдала должное своему родственнику, правда, без особого восхищения. Она просто заметила, что он добр и приветлив.
– А какие у них прелестные детки! В жизни не встречала таких очаровашек, хотя всегда любила детей.
– Об этом нетрудно догадаться, – улыбнулась Элинор, – судя по тому, чему я была свидетельницей этим утром.
– Мне кажется, – заметила Люси, – вы считаете, что юных Мидлтонов слишком балуют. Возможно, вы в чем-то и правы, им действительно позволяют много лишнего. Но это вполне простительно столь нежной и преданной матери, какой является леди Мидлтон. Лично мне больше нравится, когда дети веселы и полны энергии. Не люблю тихонь.
– Должна признаться, – заметила Элинор, – что, находясь в Бартон-Парке, мысль о тихих и спокойных детях мне вовсе не внушает отвращение.
Последовала небольшая пауза, которую прервала мисс Стил, видимо большая охотница до разговоров:
– А как вам нравится Девоншир, мисс Дэшвуд? Вам ведь, наверное, очень не хотелось уезжать из Суссекса?
Несколько удивленная фамильярностью вопроса, так же как и тоном, которым он был задан, Элинор ответила утвердительно.
– Норленд ведь очень красивое место, не так ли? – добавила мисс Стил.
– Мы слышали, что сэру Джону там очень понравилось, – сказала Люси, видимо считая необходимым дать какое-нибудь объяснение бесцеремонности сестры.
– Каждому, кто видел Норленд, – ответила Элинор, – он не мог не понравиться, хотя, конечно, не все способны так высоко ценить его красоты, как мы.
– А кавалеры-то у вас были? В здешних местах их что-то не видно, а без них как-то скучно.
– Почему ты решила, – вмешалась Люси, устыдившись фамильярности сестры, – что в Девоншире меньше благородных молодых людей, чем в Суссексе?
– Что ты, сестрица, я же не говорю, что их здесь нет вообще. Я уверена, что уж по крайней мере в Эксетере красавчиков полным-полно. Но я же не знаю, какие кавалеры бывали в Норленде. Я просто думала, что сестрам Дэшвуд скучно в Бартоне, где они лишены того общества, к которому привыкли. Но, может быть, вам, юные дамы, вовсе не нужны кавалеры? Возможно, вам и без них не скучно? Лично мне больше нравится, когда меня окружает мужское общество, конечно, если мужчины хорошо одеты и обходительны. Терпеть не могу, когда они неопрятны и невежливы. Вот, к примеру, мистер Роуз в Эксетере – уж такой красавчик, он работает клерком у мистера Симпсона, но тем не менее поутру его лучше не встречать. А ваш братец, мисс Дэшвуд, вот уж кто был бесподобным красавчиком, пока не женился, да к тому же еще и при деньгах.
– Затрудняюсь ответить, – проговорила Элинор, – поскольку не совсем вас понимаю. Мне кажется, что если он был красив до женитьбы, то таким и остался. Лично я не заметила в нем никакой перемены.
– А, моя дорогая, женатый человек не может быть красавчиком кавалером, у него другие занятия.
– Боже мой, Анна, – воскликнула ее сестра, – неужели ты не можешь поговорить о чем-нибудь еще! Мисс Дэшвуд может подумать, что ты больше ни о чем не способна думать. – И чтобы сменить тему, она начала восхищаться домом и мебелью.
С сестрами Стил все было ясно. Старшая была вульгарна и глупа, а младшая хоть и красива, но не обладала ни истинной благовоспитанностью, ни элегантностью. Все это не осталось незамеченным Элинор, и она вернулась домой без малейшего желания продолжать это знакомство.
Но того же нельзя было сказать о сестрах Стил. Они прибыли из Эксетера с большим запасом обожания, которым намеревались одарить сэра Джона Мидлтона, его семью и всех его родственников. Посему от них перепало и сестрам Дэшвуд, которые были провозглашены самыми красивыми, изящными и обворожительными девицами. А это в свою очередь означало, что сестры Стил горели желанием сойтись со своими новыми родственницами поближе. Как скоро обнаружила Элинор, от этой участи ей и ее сестрам деться было некуда. Тем более сэр Джон был целиком на стороне назойливых девиц. При таком союзнике сопротивление было бесполезно, и сестрам Дэшвуд пришлось терпеть общество новоявленных кузин по несколько часов каждый день. Больше сэр Джон ничего не мог сделать, впрочем, он и не подозревал о негативных последствиях своих усилий. Он искренне полагал, что проводить время вместе и быть друзьями – это одно и то же, поэтому, пока ему удавалось сводить их под одной крышей, он не испытывал ни малейшего сомнения в том, что девушек связывает самая близкая дружба.