Джейн Веркор - Люди или животные

Спорили буквально все: тропи - люди или обезьяны? Кто же, в конце концов, Дуг: преступник или герой? Случалось, что, не придя к соглашению, старые, никогда ранее не ссорившиеся подруги расставались навсегда, разругавшись на прощание, как рыночные торговки; расстраивались свадьбы.

За несколько дней до начала судебного разбирательства "Ивнинг трибюн" в нескольких словах подвела итог этих жарких споров:

"Что ждет Дугласа Темплмора: орден или виселица?"

В статье, помещенной под таким заголовком, описывалась драка, которой в Кингсвэй-холле окончился митинг "Друзей животных" (союз этот образовался из левого крыла расколовшегося "Общества покровительства животным" и обвинял последнее в чрезмерном попустительстве и нерадении).

Как только (говорилось далее в статье) было покончено с текущими делами, с места поднялась председательница союза.

- Через несколько недель, - произнесла она взволнованным голосом, начнется суд над героем. Мы с вами бессильны повлиять на решение присяжных. Более того, мы даже, как вам известно, не имеем права открыто высказать свое мнение, ибо нас непременно обвинят в оскорблении суда. Но кто может помешать нам уже сейчас начать добиваться для Дугласа Темплмора почетного знака отличия? И разве не окажет в дальнейшем это обстоятельство влияния на приговор? Кто согласен со мной?

Но тут со своего места поднялась невысокая дама. Ей не совсем понятно, заявила она, какую, в сущности, услугу обществу оказал этот человек? Разве он не убил своего собственного ребенка?

- Он, - возразила председательница, - принес это маленькое существо в жертву его же братьям, которых гнусная компания фермеров Такуры собиралась обречь на ужасное рабство, на жизнь, полную мучений. Кто бы из нас не убил свою собственную кошку или верную собаку, лишь бы не отдавать бедное животное в руки мучителей? Разве можно забыть о той страшной опасности, которая угрожала бы этим милым животным - увы, мы знаем, что она и сейчас угрожает им, - если бы Дуг Темплмор, совершив свой поистине героический поступок, не пожертвовал собой ради них.

Слово взял высокий худой мужчина с пушистыми светлыми усами.

- Госпожа председательница, говоря о тропи, - начал он, - называет их "эти животные". Во-первых, называть их животными - значит играть на руку тем, кому не терпится превратить их в рабочий скот. Во-вторых, если они животные, то с какой стати наше общество должно вмешиваться в это дело? Ведь никто не собирается их истязать. Если только, конечно, госпожа председательница не считает истязанием животных то, что их заставляют выполнять работу, которая обычно выполняется людьми. И наконец, в-третьих, я сам тоже видел этих тропи. Видел, как они обтесывают камни, подбирают части машин, видел, как они забавляются. И я имею честь заявить госпоже председательнице, что они такие же люди, как она и я. И никакая там форма пальцев ног не заставит меня признать обратное. Что же касается Темплмора, то я прямо заявляю: он убил своего сына. Вот и все. Даже если бы у него родился сын от кобылы или от козы, все равно это был бы его ребенок, черт возьми! И я утверждаю, что, если каждому будет дозволено топить своих детей, как котят, Англия погибнет. Вот почему лично я голосую за то, чтобы его повесили!

Закончив свою речь, он собирался уже сесть на место. Но не успел. Его окружило с полдюжины, казалось бы, вполне миролюбивых дам, которые подступали к оратору с явным намерением расцарапать ему физиономию. "Значит, эти маленькие, грациозные, чистые и ласковые создания - люди? Значит, эти милые животные - люди? Ну-ка, пусть он только осмелится повторить это еще раз!"

Другие же в свою очередь принялись доказывать, что именно такие вот раздражительные дамы со своей любовью к тропи наверняка погубят их, потому что, сколько ни тверди...

Им не дали даже закончить. Раздражительные дамы получили подкрепление. В одно мгновение все присутствующие разделились на два лагеря: одни утверждали, что тропи - люди, другие, что они - животные. Напрасно председательница, отчаявшись навести порядок, звонила в колокольчик. Пришлось срочно вызвать полицию, дабы очистить зал.

Большое впечатление произвело также помещенное в "Таймс" открытое письмо "Ассоциации матерей-христианок Киддерминстера".

"Сэр, - говорилось в нем, - мы просим разрешить нам со страниц вашей газеты обратиться к Его Святейшеству Папе и Его Милости Архиепископу Кентерберийскому..."

Далее по существу ставился вопрос, уже давно терзавший душу отца Диллигена: можно ли и должно ли лишать таинства крещения пятерых маленьких тропи, родившихся в зоопарке? Одна мысль, что над тропи не был совершен даже обряд малого крещения, "мучила их совесть матерей и христианок". Мысль эта "гнала сон от их глаз". А посему они умоляли папу и архиепископа сказать свое веское слово, решить, наконец, надо ли принять эти маленькие существа в общину христиан.

Ватикан по-прежнему хранил упорное молчание. Архиепископ же в письме, свидетельствующем, по общему мнению, о его замешательстве, ответил, что, "действительно, перед всеми христианами встает весьма важный вопрос, который не может не волновать и не приводить в смущение наши души; однако, по имеющимся у нас сведениям, вопрос о происхождении тропи явится решающим фактором на уже начавшемся процессе, и, следовательно, пока дело находится еще sub judice [под следствием (лат.)], было бы неуместным с нашей стороны высказывать свое мнение".

Итак, процесс, судя по всему вышесказанному, должен был начаться в достаточно накаленной атмосфере. Но если поначалу Дугласа радовало, что все население Британских островов так живо интересуется судьбой тропи, то теперь он начал опасаться, как бы океан бушующих страстей не поглотил основного вопроса.

Ежедневно на его имя в Вэйл-оф-Хелс приходили десятки писем; Френсис приносила их в тюрьму Вермвуд Скрабс. В одних письмах, и таких было большинство, его старались ободрить, в других - оскорбляли, но и поклонники, и хулители выводили его из себя.

- Эти идиоты на верном пути, - восклицал он, - но, боже мой, с помощью каких нелепых доводов приходят они к истине!

- Почему же нелепых? - поинтересовалась как-то Сибила, которая иногда навещала Дуга в тюрьме вместе с Френсис. - Мне кажется, наоборот...

- Они перепутали все на свете! - нетерпеливо ответил Дуг. - Можно подумать, что я убил это маленькое существо лишь для того, чтобы доставить удовольствие "Друзьям животных"! Есть и такие, которые видят во мне только несчастную жертву. Знаете, что пишет мне один из этих кретинов? "Вы новый Дрейфус!" Неужели я должен дать себя повесить, чтобы они наконец поняли, о чем идет речь?

Впрочем, в скором времени все, и даже Сибила, стали действовать ему на нервы.

- Что я ему сделала? - допытывалась она у Френсис. - Любое мое слово приводит его в бешенство.

- Он заслуживает снисхождения, - отвечала Френсис. - Не забывайте, что он рискует головой.

- Я и не забываю, - оправдывалась Сибила. - Но хоть вы-то не сердитесь на меня! - умоляюще проговорила она, заметив, что Френсис вдруг побледнела. - Объясните мне лучше, какую глупость я опять сказала.

- Я не сержусь, мне просто страшно, - призналась Френсис. - Страшно за него. Да и сам он, в конце концов, тоже боится. Если он выходит из себя, то лишь потому, что порой и вы рассуждаете так же, как те люди, которые, по его словам, накинут ему петлю на шею.

- Не понимаю, - прошептала Сибила.

- Они преуменьшают значение процесса. Большинство людей - и вы, Сибила, в том числе, признаетесь вы в этом или нет, - по моему глубокому убеждению, ждут лишь сохранения весьма неопределенного status quo [существующее положение (лат.)]. Конечно, им хотелось, чтобы тропи оставили в покое, а Дуга бы оправдали. Обо всем прочем они вообще стараются не думать.

- О чем прочем? О том, чтобы решить вопрос, люди тропи или нет?

- Да. Видите ли, этот вопрос волнует всех. И вас тоже, что бы вы там ни говорили.

- Меня это совершенно не волнует. Я по-прежнему считаю, что ставить вопрос в такой плоскости ненаучно.

- В конечном счете это одно и то же; и если только Дуг почувствует, что заседатели придерживаются той же точки зрения, что все эти люди, и вы в том числе, пытаются вывернуться, не разобравшись в существе вопроса, он сам, рискуя головой, сделает все возможное, лишь бы доказать свою вину. И судьям придется, поставив на карту его жизнь, сказать свое последнее слово, даже если оно будет стоить Дугласу жизни.

- Это же просто глупо!

- И все-таки он поступит именно так, Сибила. И я не могу упрекать его, хотя при одной только мысли о подобном исходе у меня сердце разрывается. Но и он, и я, мы недолюбливаем тех нерешительных игроков, которые сперва храбро ставят на карту все свое состояние и тут же, испугавшись, стараются взять свою ставку обратно... Неужели вы думаете, что он сможет примириться с убийством маленького тропи, если это ни к чему не приведет? И после всего, что произошло, спокойно умыть руки и уйти, поблагодарив суд за его снисходительность? Да для него это было бы самым страшным поражением.