Коллектив авторов - Любовь по-французски
Увидев Абен Хамета, Бланка невольно вскрикнула.
– Рыцари, – сразу же сказала она, – вот неверный, о котором я вам столько рассказывала. Берегитесь, как бы он не одержал над вами победу. Он во всем подобен Абенсераджам, а их никто не превосходил в храбрости, верности и учтивости.
Дон Карлос приблизился к Абен Хамету.
– Сеньор мавр, – сказал он, – мой отец и моя сестра сообщили мне ваше имя. Они считают, что вы происходите из благородного и доблестного рода, а сами отличаетесь всеми рыцарскими достоинствами. Вскоре Карл Пятый, мой король, должен начать войну в Тунисе, и я надеюсь, что мы с вами встретимся на поле чести.
Абен Хамет молча прижал руки к сердцу, сел на землю и устремил глаза на Бланку и Лотрека. Последний, со свойственной его народу любознательностью, восхищенно разглядывал великолепную одежду, сверкающее оружие, красивое лицо молодого мавра. Бланка нисколько не была смущена: вся ее душа светилась в глазах. Прямодушная испанка не пыталась скрыть своей сердечной тайны. После короткого молчания Абен Хамет поднялся, склонился перед дочерью дона Родриго и ушел. Пораженный поведением мавра и взглядами Бланки, Лотрек тоже распрощался, унося в душе подозрение, которое быстро превратилось в уверенность.
Дон Карлос остался наедине с сестрой.
– Бланка, – сказал он, – объяснитесь. Почему приход этого чужеземца так взволновал вас?
– Брат, – ответила Бланка, – я люблю Абен Хамета и, если он обратится в христианство, отдам ему свою руку.
– Как! – воскликнул дон Карлос. – Вы любите Абен Хамета? Дочь Биваров любит неверного, любит мавра, врага, изгнанного нами из этого дворца?
– Дон Карлос, – возразила ему Бланка, – я люблю Абен Хамета, Абен Хамет любит меня, но вот уже три года, как он от меня отказывается, не желая отречься от веры своих предков. Он исполнен великодушия, чести, доблести, и до последнего моего вздоха я буду его боготворить!
Дон Карлос по достоинству оценил благородное решение Абен Хамета, хотя и скорбел над ослеплением этого заблудшего.
– Несчастная Бланка, – сказал он, – куда приведет тебя эта любовь? Я надеялся, что мой друг Лотрек станет мне братом.
– Ты заблуждался, – ответила Бланка. – Я не могу любить этого чужеземца. А в своих чувствах к Абен Хамету я никому не обязана давать отчет. Храни свой рыцарский обет, а я буду хранить свой обет любви. Но пусть тебя утешит то, что Бланка никогда не станет женой неверного.
– Значит, наш род бесследно исчезнет с лица земли? – воскликнул дон Карлос.
– Что ж, продли его, – промолвила Бланка. – Да и какое тебе дело до детей, которых ты не увидишь и в которых измельчают твои добродетели? Дон Карлос, я чувствую, что мы последние в нашем роду: слишком мы не похожи на других людей, чтобы оставить после себя потомков. Сид был нашим предком, он будет и нашим наследником.
С этими словами Бланка ушла.
Дон Карлос поспешил к Абенсераджу.
– Мавр, – сказал он ему, – откажись от моей сестры или прими вызов на поединок.
– Твоя сестра поручила тебе потребовать назад клятву, которую она мне дала? – спросил Абен Хамет.
– Нет, – ответил дон Карлос, – она любит тебя еще сильнее, чем прежде.
– О достойный брат своей сестры! – прервал его Абен Хамет. – Всем своим счастьем я обязан твоему роду! О Абен Хамет, баловень судьбы! О блаженный день, который принес мне уверенность, что Бланка не изменила мне ради этого французского рыцаря!
– И в этом твое несчастье! – вне себя от гнева воскликнул дон Карлос. – Лотрек – мой друг. Если бы не ты, он был бы моим братом! Ты должен отплатить мне за слезы, которые по твоей милости проливают мои близкие!
– Охотно, – сказал Абен Хамет. – Но хотя я, быть может, и принадлежу к роду, который сражался с твоим, в рыцари я не посвящен. Я не вижу здесь никого, кто мог бы это сделать и тем самым позволить тебе, не запятнав своего звания, помериться со мной силами.
Дон Карлос, пораженный словами мавра, окинул его взглядом, в котором восхищения было не меньше, чем гнева. Потом он внезапно произнес:
– Я сам посвящу тебя в рыцари! Ты этого достоин!
Абен Хамет преклонил колено перед доном Карлосом, и тот посвятил его, трижды ударив по плечу саблей плашмя. Затем дон Карлос повязал Абенсераджу шпагу, которую тот, быть может, вонзит ему в грудь. Таково было в старину понимание чести!
Они вскочили на коней, выехали из стен Гранады и помчались к источнику Одинокой Сосны. С давних времен этот родник был знаменит поединками мавров с христианами. Там дрались Малик Алабес и Понсе де Леон, там глава ордена Калатравы убил доблестного Абаядоса. На ветвях дерева все еще висело заржавевшее оружие мавританского рыцаря, а на коре были видны отдельные слова надгробной надписи. Дон Карлос показал Абенсераджу на могилу Абаядоса и воскликнул:
– Последуй примеру этого храброго язычника и прими от моей руки смерть и крещение!
– Смерть, быть может, – ответил Абен Хамет, – но нет Бога, кроме Аллаха, и Магомет пророк его!
Они сразу же заняли каждый свою позицию и яростно поскакали навстречу друг другу. Вооружены они были только шпагами. Абен Хамет был менее опытен в поединках, чем дон Карлос, но превосходное оружие, закаленное в Дамаске, и быстроногий арабский конь давали ему преимущества над противником. Он послал своего скакуна так, как это умеют делать только мавры, и широким острым стременем порезал ногу коня дона Карлоса над самым коленом. Раненная, лошадь упала, а дон Карлос, оказавшийся благодаря этому удачному маневру на земле, пошел на Абен Хамета с поднятой шпагой. Абен Хамет спешился и бесстрашно встретил дона Карлоса. Он парировал первые выпады испанца, шпага которого вскоре сломалась о дамасскую сталь. Чуть не плача от бешенства, дон Карлос, дважды уже обманутый судьбой, крикнул противнику:
– Рази, мавр, рази! Безоружный дон Карлос не боится ни тебя, ни всех твоих некрещеных соплеменников!
– Ты мог меня убить, но мне и в голову не приходило нанести тебе малейшую рану, – сказал Абен Хамет. – Я просто хотел доказать, что достоин быть твоим братом и не заслуживаю твоего презрения.
В эту минуту вдали показалось облако пыли: то Бланка и Лотрек мчались на фесских скакунах, быстрых, как ветер. Подскакав к источнику Одинокой Сосны, они увидели, что поединок прерван.
– Я побежден, – сказал дон Карлос. – Этот рыцарь даровал мне жизнь. Лотрек, может быть, вы окажетесь счастливее меня?
– Мои раны, – сказал Лотрек звучным, исполненным благородства голосом, – позволяют мне отказаться от битвы с этим достойным рыцарем. Я не хочу, – добавил он, покраснев, – знать причину вашей ссоры, не хочу проникать в тайну, которая, быть может, нанесет мне смертельный удар. Скоро между вами воцарится мир, потому что я собираюсь уехать, если только Бланка не прикажет мне остаться у ее ног.
– Рыцарь, – сказала Бланка, – не покидайте моего брата и смотрите на меня, как на свою сестру. У всех нас, собравшихся здесь, есть причины для скорби: мы научим вас мужественно переносить жизненные невзгоды.
Бланка хотела, чтобы рыцари протянули друг другу руки, но все трое отказались.
– Я ненавижу Абен Хамета! – воскликнул дон Карлос.
– Я завидую ему, – сказал Лотрек.
– А я, – сказал Абенсерадж, – уважаю дона Карлоса и жалею Лотрека, но не могу их любить.
– Будем по-прежнему встречаться, – попросила Бланка, – и уважение породит дружбу. Пусть никто в Гранаде не знает о роковом происшествии, которое привело нас сюда.
С этой минуты Абен Хамет стал в тысячу раз дороже дочери герцога Санта-Фэ. Любовь любит доблесть, и Абенсерадж, который доказал свою неустрашимость и к тому же подарил жизнь дону Карлосу, стал в глазах Бланки образцом рыцаря. По ее совету Абен Хамет несколько дней не появлялся во дворце, чтобы дать гневу дона Карлоса остыть. Смесь горьких и нежных чувств наполняла сердце Абенсераджа, и хотя уверенность в столь преданной и страстной любви служила ему неиссякаемым источником блаженства, все же мысль о невозможности счастья, если только он не откажется от веры отцов, лишала Абен Хамета мужества. Прошло уже несколько лет, а он по-прежнему не видел лекарства от своего недуга. Неужели так и пройдет остаток его дней?
Он был безраздельно погружен в самые невеселые и в самые нежные мысли, когда однажды вечером услышал колокольный звон, призывающий христиан к вечерней молитве. Ему пришло в голову зайти в храм Бога Бланки, чтобы испросить совета у владыки всего сущего.
Он вышел из дому и направился к древней мечети, превращенной христианами в церковь. Полный веры и печали, он приблизился к дверям храма, который некогда был храмом его бога, его родины. Служба только что окончилась. В церкви не было ни души. Священный полумрак окутывал бесчисленные колонны, похожие на стволы деревьев, насаженных в строгом порядке. Воздушная архитектура арабов, соединившись с готикой, не утратила своего изящества, но обрела строгость, приличествующую сосредоточенным размышлениям. Лучи нескольких светильников терялись в глубине сводов, но алтарь еще поблескивал в мерцании горящих кое-где свечей: он искрился золотом и драгоценными камнями. Испанец почитает величайшей честью для себя отдать все, чем он владеет, на украшение своих святынь: образу Христа, обрамленному кружевами, венчиками из жемчуга и снопами рубинов, поклоняется народ, одетый в рубище.
