Веркор - Квота, или Сторонники изобилия
-- Это значит, Спитерос, что мы отныне сможем -- и вы, и я, и другие, -- забыв о конкуренции, увеличить наше производство в пять, в десять, в сто раз! И это относится не только к холодильникам, но и к автомобилям, к радиоприемникам, к стиральным машинам и даже -- ей богу! -- к майонезовосстановителям и крошкособирателям!
Бретт воздел вверх руки и изрек, словно древний оракул:
-- Порочный круг разорван! Теперь торговля будет подгонять производство! Мы сможем увеличить жалованье рабочим, не опасаясь за наши прибыли! Наконец-то воцарятся счастье и всеобщее благосостояние!
Спитерос обеспокоенно шепнул Флоранс:
-- Вам не кажется... нужно бы врача?..
Но Квота спокойно остановил его:
-- Зачем? В предсказаниях нашего дорогого Бретта нет никакого преувеличения, они даже, как всегда, слегка пессимистичны.
Послышался приближающийся топот ног, и на пороге появился крайне возбужденный Каписта. В трясущихся руках он держал бланки заказов. Из-за его спины выглядывали семь или восемь продавцов, у всех рот был растянут до ушей: они, казалось, излучали какое-то лихорадочное возбуждение, горели восторгом.
-- Патрон, патрон! -- воскликнул Каписта. -- Это неслыханно!
Бретт, видимо, все еще не был до конца уверен и с тревожной поспешностью, как отец ребенка, которого только что оперировали, спросил:
-- Ну как, все идет хорошо?
-- Точно на параде! -- Голос Каписты прерывался от волнения. -Потрясающе! Сеньор Квота, может быть, потом я и повешу нос на квинту, но я в делах всегда честен и признаю свою ошибку. Это превосходит всякое воображение. Они входят, мы помогаем им разродиться, они подписывают и уходят. Они входят, мы... Смотрите, вот двадцать шесть заказов!
От радостного возбуждения руки у него тряслись, он выронил пачку листков, и они рассыпались по полу. Бретт кинулся их собирать, а сам Каписта даже не шелохнулся.
-- Да бросьте, патрон, это же мелочь... Знаете, сколько я заработал комиссионных меньше чем за двадцать минут?
Бретт все же аккуратно собрал бланки.
-- Не увлекайтесь, не увлекайтесь, -- сказал он. -- О ваших комиссионных мы еще поговорим. При таком обороте придется их пересмотреть, старина.
Пожалуй, впервые в жизни замечание такого рода не вызвало у Каписты бури гнева. В голосе его даже прозвучали нотки снисходительности:
-- Пустяки, я не жадный. Как-нибудь поладим. Разумеется, если все будет идти в том же темпе...
И тут он снова пришел в неистовство.
-- Невиданно! -- кричал он. -- Ну и люди! Все, как один! Все одинаково! Посмотрите на них! Просто глазам не веришь! Это уже не люди, а автоматы какие-то!
Слова "автоматы какие-то" он проговорил с радостным восторгом. Бретт протянул ему собранные бланки заказов, и Каписта взял их дрожащими руками. В течение всей этой сцены Спитерос не проронил ни слова.
-- Двадцать шесть заказчиков, -- сказал ему Бретт. -- Меньше чем за двадцать минут! В одном только магазине! Что вы на это скажете?
-- Для начала скажу: велите вернуть мне мой заказ.
Спитерос никак не мог прийти в себя от совершенной им оплошности, но Каписта тоже не мог прийти в себя, однако по другим причинам: его пьянило чудо, свершавшееся в магазине. Остановить его уже было невозможно.
-- Это же роботы! -- кричал он в экстазе. -- Покупательные машины! Они все проглотят! -- заорал он еще громче. -- Мы всучим им любой товар! Любое, что мы придумаем!
Охваченные бурей восторга, Каписта, продавцы, а за ними и Бретт принялись, словно танцуя, имитировать "психологические рефлексы", заставляя друг друга опускать голову, протягивать руку, подбирать зад. Они хихикали, хлопали себя по ляжкам, и со стороны казалось, будто это роботы, вышедшие из-под контроля своего создателя, исполняют какой-то неистовый, сумбурный танец.
Но Бретт вдруг заметил, что Флоранс смотрит на них остановившимся взглядом. С той минуты, как в кабинет ворвался Каписта, она не пошевелилась, не произнесла ни слова.
-- Что с тобой? -- заволновался Бретт. -- Почему ты молчишь? Какое твое мнение обо всем этом?
Остальные, увидев выражение лица Флоранс, тоже застыли, почувствовав какую-то необъяснимую неловкость. Флоранс по очереди внимательно оглядела всех их, как бы изучая, и дважды открыла рот, прежде чем смогла выдавить из себя.
-- Мое мнение... мое мнение, -- с трудом начала она, но вдруг ее голос окреп и последние слова она уже прокричала: -- По моему мнению, все это просто... омерзительно!
И она выбежала из кабинета.
Часть вторая
Тот, кто лишит их жизни,
достигших расцвета полного и
удручающего благосостояния,
окажет им благодеяние.
Дидро
1
С того знаменательного дня прошло два года.
Флоранс провела их в Европе -- главным образом во Франции и в Италии -вдали от дяди, от "Фрижибокса", от Квоты, который вызывал у нее чувство страха, вдали от его метода, к которому она испытывала отвращение.
Тогда, два года назад, она не сразу разобралась, почему первые же "опыты" применения на практике метода Квоты вызвали у нее такое возмущение. В конце концов, думала она, Квота не мошенник, все те, кого он, как это может показаться со стороны, мистифицирует, действительно горят желанием приобрести холодильник, но их удерживают некие скрытые тормоза, и в общем-то они даже счастливы, когда от этих тормозов освобождаются, из покупателя "извлекают желание", которое так и рвется на свободу, чтоб распуститься пышным цветом. Так почему же тогда, почему же ее так возмущает метод, которым Квота извлекает из них это желание?
На следующее утро она извинилась перед дядей Самюэлем и Квотой, объяснив свою вспышку обычной неуравновешенностью женской натуры. И в этот день она присутствовала при торговле, которая шла не только не хуже, но еще бойчее вчерашнего и дала еще лучшие результаты, чем накануне, так как продавцы уже понаторели и действовали теперь увереннее.
В последующие дни, как это ни странно, по мере того как возрастал успех торговли, Флоранс чувствовала себя все более несчастной.
Однако она продержалась до отпуска. В течение первых трех месяцев в "Фрижибоксе" царила атмосфера подъема. Квота действительно не обманул общих ожиданий -- по сравнению с предыдущими неделями торговля настолько возросла, что за короткое время был списан весь пассив, возмещены расходы на переоборудование, пополнены денежные фонды и распродано более половины холодильников, которые мертвым грузом лежали на складах. Уже через месяц после начала торговли по новому методу стало возможным удвоить самые низкие ставки зарплаты и соответственно увеличить остальные. Самюэль Бретт, будучи человеком осторожным, пока еще боялся тратить много на личные нужды, но уже подумывал о том, чтобы отремонтировать кабинеты, обновить ковры и мебель в помещении фирмы, привести в порядок фасад здания. Ликование дяди, его счастье радовали Флоранс, и она была благодарна Квоте от всего сердца. Впрочем, Квота с похвальной скромностью редко показывался им на глаза: он возился с планом расширения цехов и магазинов, а также подбирал новые бригады продавцов. Но когда Бретту удавалось уговорить Флоранс спуститься с ним в магазин и посмотреть, как идет торговля, это зрелище, безмерно веселившее его, вызывало в ней глубокую грусть, стыд и даже, пожалуй, угрызения совести. Она ничего не говорила дяде Самюэлю, но в душе терзалась.
Когда в начале июля, как и каждый год, она уезжала в Италию (иногда, впрочем, она посещала Грецию, Испанию или Голландию), она еще не приняла решения относительно будущего. Во всяком случае осознанного, обдуманного заранее. Однако она так тщательно собиралась в дорогу, взяла с собой столько теплых вещей, что окружающие, да и она сама могли без труда догадаться, что покидает она Хаварон с какими-то подспудными мыслями, хотя и не отдает еще себе в этом отчета.
Сойдя в Неаполе с маленького итальянского судна, на которое Флоранс пересела с самолета в Веракрусе, она прежде всего взяла напрокат "тополино". На следующий день на этой маленькой машине она отправилась в Пестум и провела весь день среди развалин древних храмов, у подножия гор на берегу моря, ласково поглаживая гладкий камень нагретых солнцем дорических колонн. Вечером она сняла номер в маленькой гостинице, окруженной пиниями, совсем рядом с зоной раскопок, и долго при свете луны, в тишине, нарушаемой изредка криками совы, высунувшись из окна и вдыхая аромат полыни и сосны, любовалась спящими руинами, над которыми мерцали мириады звезд.
Утром, когда она уже сидела в машине, собираясь уезжать, перед ней появился какой-то мужчина, на вид явно голодный, и стал вытаскивать из всех своих карманов небольшие пакетики из газетной бумаги. В каждом было по какой-нибудь реликвии, перепачканной землей и вроде бы древней, но, бесспорно, поддельной. Флоранс уже хотела было тронуться с места, но что-то ее удержало. Может быть, слабая надежда, что одна из этих "древностей" вдруг окажется подлинной? Ей понравилась головка женщины с отбитым носом, опушенными веками и загадочной улыбкой, но, судя по цене, трудно было поверить, что это не подделка. Мужчина стоял в выжидательной позе, вид у него был жалкий. Флоранс подумала, что, будь на его месте Квота, он в одну минуту довел бы ее желание до апогея, и из какого-то странного чувства справедливости решила купить эту головку у несчастного голодранца, который только и твердил: "Вери гуд, мадам, оч-ч-эн карашо", потрясенный тем, что так быстро и даже без торговли сумел всучить ей свой товар. Флоранс расплатилась и уехала. Головка с закрытыми глазами, которую она положила на сиденье рядом с собой, казалось, загадочно посмеивается. Флоранс время от времени не без раздражения поглядывала на нее.
