Марк Арен - Реквием по Иуде
Урчание принтера заставило его прервать свои объяснения. Профессор ринулся к компьютеру, опрокинув стоящий на пути стул. Глаза его горели лихорадочным блеском. Дрожащими руками он хватал листы, вылетающие из принтера, пробегая по ним глазами.
— Не то… — бормотал он, отбрасывая страницы на стол. — Не то, не то… Вот оно!
Профессор Вессель впился взором в текст и, пробежав его по диагонали, безвольно опустился в стоящее рядом кресло. Его взгляд упал на часы, висевшие на стене. Они показывали тридцать семь минут десятого. Пальцы его вдруг разжались, и выпавшие из рук листы веером разлетелись по полу. Юноша недоуменно пожал плечами и выключил компьютер. Затем, собрав разбросанные листы в стопку, он выровнял ее, нарочито громко постучав ребром по столу, и посмотрел на профессора.
Возможно, этот звук вернул Весселя к реальности. Он тяжело поднялся с кресла и направился к выходу.
Студент озадаченно глядел ему вслед.
— Профессор, куда вы?
Вессель оглянулся. Он выглядел постаревшим и усталым. Будто не услышав студента, он вышел за дверь и побрел по длинному коридору.
Юноша догнал его уже у выхода с университетского двора.
— Ваш плащ, профессор!
Он чуть не силой накинул плащ на уже промокшие плечи старика. Профессор остановился, просунул руки в рукава, пошарил в кармане — и протянул студенту монетку. А затем побрел дальше по пустынной улице, оставив ошеломленного юношу стоять, держа в вытянутой руке неожиданные чаевые.
* * *Дождь тем временем усилился и, словно холодный душ, привел профессора в чувство. Очнувшись и оглядевшись по сторонам в поисках укрытия, он заметил впереди ярко-красную вывеску бара. Под светящимся навесом у входа стоял, прикуривая, мужчина в плаще. Вот он поднял лицо, выпустил струю дыма — и Вессель узнал в нем своего давнего оппонента по Парижу. Незнакомец, перехватив его взгляд, улыбнулся и, приложив два пальца к краю шляпы, зашел в бар.
Профессор, не раздумывая, бросился за ним. Он сам не знал, о чем собирается говорить, но поговорить было необходимо.
Послание от Иуды оказалось похожим на пустой конверт с яркими марками. Марки могут порадовать филателиста, но в конверте должно быть письмо. Там может быть даже чистый лист бумаги — такие письма тоже могут что-то означать. Но пустой конверт — это обман…
Профессору не терпелось поделиться своим разочарованием, ему хотелось чем-то заполнить ту пустоту, которая вдруг образовалась в душе несколько минут назад. Его оппонент, возможно, не самый приятный собеседник. Но он — коллега. Он поймет. И, кстати, он должен объясниться — откуда ему было известно время окончания перевода?
Вессель с усилием потянул на себя двери бара. И остановился в изумлении. Бар был пуст.
Да, абсолютно пуст, если не считать возившегося за стойкой угрюмого бармена.
— Сюда только что зашел господин в плаще и шляпе, — ошеломленно озираясь, сказал Вессель, подойдя к стойке. Тот равнодушно пожал плечами, продолжая протирать стоящие перед ним бокалы.
Профессор в растерянности снял свой плащ, повесил его на стоящую в углу вешалку и подсел к стойке. Бармен вопросительно посмотрел на него.
— Двойной бурбон и сигареты, — попросил Вессель.
Отложив полотенце, бармен откупорил бутылку.
— У Вас сегодня мало работы, — ради того, что бы что-то сказать, сказал профессор, не переставая оглядываться по сторонам.
— Хороший бармен всегда найдет работу, — ответил бармен ради того, чтобы что-то ответить.
— Вы забыли про сигареты, — робко напомнил ему профессор.
— Вам какие?
— Неважно, любые.
Бармен, подозрительно взглянув на профессора, распечатал и подал ему сигареты.
— И спички, у меня нет спичек, — извиняющимся голосом вновь обратился к нему Вессель.
— Спичек сейчас нет ни у кого, у всех зажигалки, — сказал бармен, давая прикурить профессору.
Затянувшись, тот резко закашлялся, вынуждая бармена в очередной раз оторваться от своих занятий.
— Давно не курил, — как бы оправдываясь, сказал профессор, успокаивая кашель глотком бурбона.
Покачав головой, бармен продолжил наводить ослепительный блеск на бокалах.
Внезапно мирное журчание «мыльной оперы», доносящееся из подвешенного телевизора, прервал голос диктора. Вессель развернулся к экрану. Его сердце затрепетало от предчувствия. Он почти не удивился, услышав сообщение о том, что в двадцать один час тридцать семь минут перестало биться сердце Иоанна Павла II…
— Двадцать один час тридцать семь минут, — прошептал профессор.
— Отмучился, — прокомментировал бармен. — Значит, начнется предвыборная гонка. Интересно, букмекеры принимают ставки на претендентов?
Хор Вирап, Армения, вечер того же дня
Был поздний вечер. Один из обычных вечеров ранней армянской весны, когда пелена тумана, стекая с холмов, окутывает рваным одеялом засыпающую долину седого Арарата. Вот уже в селах, разбросанных вдоль дорог, один за другим гаснут светлячки окон. Воцаряется тьма, которую изредка нарушает луна, выглядывающая из-за облаков, словно проверяя, уснула ли долина. И только вдали, на возвышенности, подобно робкому пламени свечи, продолжает мерцать слабый огонек, указывающий путь запоздалому путнику.
Это монастырь Хор Вирап. Давным-давно здесь, на месте заточения Григора Лусаворича, была построена часовня, а позднее церковь. На протяжении веков здесь существовал монашеский причт, где занимались обучением, переписыванием рукописных книг, искусством и литературой.
В одной из комнат, несмотря на позднее время, горела на узком оконце церковная лампада. Ее колеблющийся от ветра свет отбрасывал причудливые тени на лежащую рядом толстую книгу. Недалеко от нее возился с настольной лампой немолодой священник.
Внезапно тишину монастырских коридоров нарушили чьи-то шаги. Священник, закончив свою работу, включил лампу, и комнату залил мягкий свет. Шаги приближались, и священник повернулся к двери. Через мгновение она со скрипом отворилась, и появившийся в ней служитель доложил о госте. Священник кивнул, служитель исчез, а вместо него в комнату вошел улыбающийся мужчина.
Весь его облик источал безусловный лоск, хотя и несколько приглушенный. Его шикарный костюм был изрядно помят, а дорогие мягкие туфли явно были знакомы не только с паркетом и коврами, но и с пылью горных дорог. И даже небольшой потертый рюкзачок, накинутый небрежно на плечо, выглядел как-то особенно элегантно.
— Простите меня за столь поздний визит, святой отец, — приложившись к руке священника, сказал гость. — Оказавшись в ваших краях и памятуя о том, что вы поздно ложитесь, я решил заглянуть к вам, тем более что давно собирался привезти эту книгу. Ее мне подарила одна семья, которой я оказал небольшую услугу, и я счел, что лучшим пристанищем для нее будет ваш монастырь.
Сказав это, он достал из рюкзачка старинный фолиант и передал его священнику.
— Спасибо, сын мой, — полистав книгу, поблагодарил священник, — я тоже всегда рад видеть вас и не только как дарителя нашего монастыря, ибо двери нашей обители всегда открыты для всех страждущих. Надеюсь, у вас все в порядке?
Гость криво усмехнулся:
— Если вы о делах, то да. Они у меня организованы естественным образом, и, поэтому в них, как и в природе, всегда царит порядок.
Священник задержал на госте внимательный взгляд.
— Присаживайтесь, мой друг, — предложил он, указывая гостю на кресло. — Природа, говорите? Да, в природе царит гармония. Она и была сотворена с величайшим пониманием порядка.
Только после того, как гость сел, в лице его стала заметна усталость.
— В ваших словах есть определенное противоречие, — заметил он.
— Какое же?
— Если природа сотворена так гармонично и если мы являемся частью этого творения, то почему же мы способны уничтожить все сущее вокруг, включая и самих себя? Следовательно, нет в нас этой самой гармонии. Да, мы существа разумные, но стоит мне сделать хоть шаг в каком-либо направлении, и я сломаю стебелек травы, раздавлю муравья, притаившегося под ним. Конечно, это еще не катастрофа планетарного масштаба, но получается, что наша жизнедеятельность разрушительна. Создавая одно, мы разрушаем другое. И чего больше — созданного или разрушенного — большой вопрос! — Он помолчал. — Когда пару лет назад мы встретились впервые, я ведь не назвал вам истинной причины моего появления в Хор Вирапе. Теперь скажу. Я собирался превратить это место в туристический рай: отель, рестораны, магазины…
Гость снова сделал паузу, видимо ожидая реакции собеседника. Но священник лишь благодушно улыбнулся.
— Ведь, казалось бы замечательная идея! — продолжил гость. — Сколько местных жителей получили б рабочие места! Жизнь бы закипела… Но сегодня я этого делать не хочу. Я просто представил, как изменятся эти места, когда колыбель христианства растащат на сувениры…
