Виктор Вяткин - Человек рождается дважды. Книга 2
— А Михаил Степанович тебе всё же задаст. Это уже как пить дать, — крикнул кто-то насмешливо.
— Знаю, отломится, — простодушно улыбнулся он.
— А Если бы загорелась тайга?
— Сразу бы в райотдел, — засмеялся Юра и объяснил — Мы всё продумали. Сначала расчистили защитные полосы. А потом зажгли и стали сгонять пламя вниз. Дежурные оставлены. Выговор-то, конечно, дадут, да вода-то этого стоит. Можете спокойно собираться на работу. Будем пока мыть. — И он побежал к себе в палатку. Сбросил прогоревшую куртку, умылся и пошёл к прибору. В зоне он увидел Алексеева. Тот стоял и смотрел на огонь.
— Лёнчик! Теперь жми, вода будет, — крикнул он весело и сбежал в русло ключа.
Лёнчик пошел в свой барак. Люди Его бригады нехотя одевались и что-то совсем не торопились. Теперь бригада обслуживала уже обе смены прибора. Воды не хватало, и намыв золота резко снизился.
Дневальный разогревал консервы, резал кусками вымоченную в уксусе горбушу и ставил тарелки на стол. А Лёнчику принёс булки с маслом и красной икрой.
Вошёл высокий рябой парень в брезентовой спецовке. Он покосился на стол и выругался.
— Толкал я вашу работу с бугра по-волчьи. Пусть пашет, кто белые булки жрёт. С меня хватит, кончики.
Но не успел он договорить, как Лёнчик оказался рядом, схватил Его за плечи и рванул на себя.
— Замри, тварь! — Двумя пальцами он ткнул Его в глаза и обернулся.
— Кто-нибудь Ещё имеет сказать?
Молчание.
Рябой упал на топчан, схватившись руками за лицо.
— Разговоров не будет. Кто не хочет, пусть уйдёт. — Лёнчик сел за стол.
Завтракали, будто ничего не произошло. Из палатки вышел рябой, прикладывая мокрый платок к посиневшему лицу. За ним остальные. Лёнчик шёл позади: кто мог поручиться за шакалов Его бригады?
Положение Алексеева было довольно сложным. С одной стороны — воровской мир, с другой — комсомольско-молодёжный коллектив прииска. Он понимал, что без поддержки и помощи комитета/ не удержаться на вершине первенства прииска. Потерять Его, а с ним и материальные блага, тогда не удержать бригады.
Прибор механической базы стоял по ключу выше. Алексеев увидел Колосова, тот катал уже тачку.
— Обгонят, черти, — бросил он тихо и уже озлобленно закричал конвоиру — Эй, кум! Шевели копытами!
Работали молча. Лёнчик постоянно подгонял бригаду и сам помогал вкатывать к бункеру тачки.
В обед пришла Таня Маландина. Увидев Алексеева, она помахала Ему рукой, предлагая спуститься с прибора.
— Лёнчик, поздравляю! Вот пропуск на круглосуточное, бесконвойное хождение по прииску. Я верю, что не придётся жалеть. Теперь за поступки Алексеева несёт ответственность и Маландина. — И она передала пропуск.
Ему… бесконвойное хождение по прииску! Он понимал, что это значит. И кто же поручился за него? Девушка. Первая мысль была — отказаться. Он просто не мог поручиться за себя и брать какие-то обязательства. Но она так радовалась. Лёнчик почувствовал, что к нему впервые в жизни отнеслись с таким доверием.
— Татьяна, клянусь свободой, вас не подведу, — прошептал он растерянно и, резко повернувшись, ушёл.
…Алексеев возвращался в поселок/ после проверки ночной смены. Шёл он неторопливо, весело посвистывая. Настроение было приподнятое. У него зародился план — вызвать на соревнование через газету/ бригаду Колосова. А почему бы и нет? Пусть у них большие возможности. Зато и почётнее будет победа. Бригада поддержала эту идею.
Лёнчик с каждым днем всё больше чувствовал полноту жизни. Странно, как может захватить работа! — часто задумывался он. С него сползала блатная шелуха.
Татьяну он боготворил. Позови она Его на подвиг — он пошёл бы не задумываясь. Прикажи воткнуть кому-нибудь в живот нож — он сделал бы и это.
Лёнчик перебрёл ключ и пошёл по тропинке. Было особенно душно. Пахло горелым автолом, выхлопными газами и кисловатым запахом комаров.
Он обогнул высокий отвал и неторопливо вытащил папиросы.
— Покурим, земеля. — На тропинку вышел золотозубый ухмыляющийся блондин.
— Смоли, — протянул Ему Лёнчик папиросы.
Золотозубый взял папиросу и уселся на отвал.
— Садись, Если не торопишься. Вижу, не признаёшь? — скривился он. — Да где тебе? Ты нынче — икона. Осталось поставить в угол…
— Не припомню, а где-то видал.
— Владивосток кича, да ушла добыча, — снова блеснул блондин золотыми зубами. — Вспомнил?
— А, Золотой? Откуда? — Лёнчик вспомнил побег из пересыльного пункта во Владивостоке.
— Откуда ветер, оттуда и тучки. Тогда ушёл, да по новой влип. Теперь уже по ксивам Турбасова числюсь. — Он засмеялся. — Была рыбка в руке, а нынче снова в реке…
— Звачит, гуляешь? Давно?
— Да уж с осени «во льдах», — ответил он тихо и, сжав челюсти, процедил — Я по делу. Колюха толкует: «Попел соловьем да кончай кречетом…»
— А что? — нахмурился Лёнчик.
— Пока ворона в чужих хоромах, кое-что обтяпать надо, — усмехнулся Золотой. — Мне лично немного рыженьких карасиков наблеснить. По этой тропиночке на второй участок премвознаграждение прогуливается.
— Я не барыга — карасей тебе добывать. Это что, у своей бригады? Дело не пойдёт. Не только вор, а и последний пёс не гадит, где спит. Не по-жигански так. Спроси у Копчёного, — резко ответил Лёнчик.
— А ты не ломай черепок. Колюха не меньше знает, толкнём и полезет, — оборвал Его тот. — Задаваться начал?
Алексеев сунул руку в карман.
— А ну вынь руку, тварь! — заорал Золотой.
Алексеев отпрянул к кустам. И тут что-то тяжёлое рухнуло ему на голову и придавило. В висках застучали глухие удары, и сразу всё стихло…
Колосов задержался на приборе и теперь торопился домой. Он пошёл прямиком на приисковую дорогу. Перепрыгнув через ключ, услышал странные, звуки, как будто кто-то мычал. Он заглянул за отвал и натолкнулся на Алексеева. Тот, стоя на коленях, отталкивался руками, но сразу же терял равновесие и падал лицом в грунт.
Пьяный, решил Юра и хотел уже уходить, как заметил на голове парня спёкшиеся следы крови.
— Лёнчик, что с тобой?
Алексеев непонимающе что-то бормотал.
Колосов прислонил Его к отвалу, зачерпнул фуражкой воду и вылил на голову, Лёнчик удивлённо захлопал глазами.
— Что произошло? — снова спросил Юра.
Тот схватился за виски и сосредоточенно наморщил лоб.
— Ничего, гражданин начальник. Порядок, уже очухался. Пришить, подлюки, хотели, да видно живуч.
— Кто это?
— Не скажу, не по закону это. Да я не из трусливых. Ещё посмотрим, чья возьмёт, — прошептал он, задыхаясь, и тут же резко добавил — Сделали, кому надо было, да знать вам не следует. Уходите, гражданин начальник, теперь я оклемаюсь. Только позвоните в лагерь, мол, на приборе задержался, а то Ещё искать будут.
— Пойдём вместе, я помогу.
— Нет-нет. Тут наше дело, чисто жиганское. Прошу, уходите. Так надо. — Он болезненно сморщился и поднялся.
Настаивать Юра не стал, а отошёл и притаился в кустах. Лёнчик, шатаясь и постоянно останавливаясь, поплёлся в лагерь.
Утром/ он вышел на работу вместе с бригадой, был задумчив и больше сидел.
ГЛАВА 8
Вечером Колосов зашёл в контору прииска. В комнате комитета Ещё горел свет. Ребята разошлись, только Татьяна читала письмо.
Юра рассказал Ей о происшествии с Алексеевым.
— Лёнчик злой на жульё, как чёрт. Расправу над собой он считает незаконной. Ты сама знаешь, какой он самолюбивый, а тут ведь затронут Его воровской престиж, — говорил Колосов, — Теперь дело за нами. Не прозевать бы.
Татьяна подняла глаза.
— Да, надо подумать! Я посоветуюсь. Алексеева мы должны отвоевать, а за ним пойдут и другие. Ты понимаешь, как это важно? — Она сдвинула брови и сообщила — А за поджог тайги тебе всыпали строгача. Огорчён?
Юра с шумом придвинулся к ней вместе со стулом.
— Конечно, не радуюсь, хотя и предполагал. Но мы всё-таки моем. Пожар дал оттайку. Горит кустарник и мох. В конце концов должен был кто-то рискнуть.
— Эх, Юра, Юра. Сложишь ты когда-нибудь свою буйную головушку, — Таня придвинула к себе отложенные листки письма. — Подожди: дочитаю — и пойдём вместе.
— Взысканий у меня, как ран у хорошего солдата, — ответил Юра серьёзно и, взглянув на толстую стопку страничек, засмеялся — О-оо, кто это такой писучий?
— Нина прислала из Магадана. Хочешь, посмотри. Там кое-что и тебя касается. — Она отделила несколько прочитанных листков и подала Колосову.
Письмо было написано на узких полосках, вырванных из блокнота.
«…Выезжая в Магадан, я не знала, насколько серьёзно запутался Сергей, не представлял этого и он. Всё раскрылось на следствии и суде. Ошибаться можно, но терять своё достоинство нельзя. А он совсем было раскис. Я старалась как-то помочь, ободрить. Не осуждаю его, — чувствую в душе и собственную вину. Ведь всё могло сложиться по-другому.
