Лео Перуц - Мастер страшного суда

- А что, если я скажу вам теперь, что Феликс прав? Что дело было именно так, как он вам вчера излагал? Если я признаюсь, что я действительно убийца Ойгена Бишофа?

Доктор Горский схватил меня за руку и безмолвно вперил в меня взгляд. Инженер покачал головою.

- Вздор, - сказал он, - не говорите же вздора. Не воображайте, что можете сбить меня с толку. Слышите? Звонят. Это молодой Каразек. Будьте добры, дайте мне с ним переговорить.

Глава XVI

- Он считает нас репортерами, - шепнул мне доктор Горский. - Не разубеждайте его, так хочет Сольгруб. Хорошо, что вы в штатском платье. Драгунский ротмистр в роли газетного хроникера, это было бы...

Молодой человек, вошедший в комнату в это мгновение, производил впечатление весьма незначительного хлыща и, вероятно, разыгрывал в своем пригородном кафе роль законодателя мод. Он поклонился: "Господа, имею честь! - и представился: - Каразек!" - после чего провел рукою по своему тщательно расчесанному пробору и предложил нам папирос из своего альпакового портсигара.

- С вашей стороны очень любезно, - сказал инженер, - что вы нашли для нас время, несмотря на сегодняшние волнения. Разрешите прежде всего осведомиться о состояний здоровья вашей кузины.

- Помилуйте, помилуйте, - отклонил похвалу молодой Каразек. - Я знаю долг публициста... Бессменно на посту... Мой покойный отец часто имел дело с господами журналистами. Герман Каразек, начальник восемнадцатого округа городского управления, старший архитектор, быть может, кто-нибудь из вас был с ним знаком, господа... Да, моя кузина, увы! Меня к ней не пустили.

Он нагнулся и сказал вполголоса, словно посвящая нас в служебную тайну:

- Профессор прибег теперь к хлорэтилу.

- Вдыхания, вероятно? - заметил доктор Горский.

- Хлорэтил, - повторил молодой Каразек. - Надо исчерпать все средства.

- Говорили вы с врачом? - спросил инженер. - Может ли ваша кузина к завтрашнему дню оправиться настолько, чтобы принять посетителей?

- К завтрашнему? Едва ли, едва ли, - сказал молодой человек и покачал головой. - Врач думает... Я говорил с ассистентом, профессор, разумеется, очень занят, не имеет времени... Ассистент думает, надеяться можно разве что на чудо, и сестра тоже говорит, что, вероятно, она до утра не доживет.

- Ей так худо? - спросил инженер.

Господин Каразек поднял руки в жесте скорби и уронил их опять. Доктор Горский встал и взялся за шляпу.

- Вы уже уходите, господа? - спросил молодой человек. - Не повремените ли еще немного?.. Я думал, может быть, не откажетесь от чашечки черного кофе, это отнимет не больше двух минут, я сейчас распоряжусь... Что я хотел еще спросить: с кем из господ имел я честь... по телефону, если позволите узнать...

- Я к вам звонил, - сказал инженер.

- Как могли вы знать, разрешите спросить... Я был совершенно, что называется, ошарашен. Да, она много курила, двенадцать, пятнадцать папирос в день, часто еще до завтрака. В наше время среди молодых барышень это не редкость. Моему дедушке это нельзя говорить, помилуйте, старик, скоро восемьдесят стукнет, весь еще в прошлом живет. Но как вы могли знать, что моя кузина непосредственно перед этим... И пяти минут не прошло... Вы меня поразили. Я даже подумал - вот удивительный человек, откуда он это знает...

- Дело объясняется очень просто, - ответил инженер. - Ваша кузина покушалась на самоубийство не добровольно, а под принуждением, это я могу вам уверенно заявить. За последнее время произошло три совершенно аналогичных случая вынужденного самоубийства. Во всех трех случаях, судя по всему, замешана была одна и та же особа, и методы были у нее во всех трех случаях одинаковые. Ваша кузина, стало быть, действительно попросила у вас папиросу непосредственно перед покушением?

- Папиросу? Нет. Об этом не могло быть речи. У нее на письменном столе стояла целая коробка папирос. Она попросила только гильзу, пустую папиросную гильзу.

- Гильзу! - воскликнул взволнованно инженер. - Разумеется, это нужно было предполагать. Пустую гильзу! Угадайте, доктор, с какою целью Ойген Бишоф захватил трубку барона? Еще один вопрос, господин Каразек. Вопрос, который вам, пожалуй, покажется странным: за последнее время говорила ли ваша кузина когда-нибудь о Страшном суде? Вы меня понимаете? О дне Страшного суда.

- Да, говорила, господин... Простите, ваше имя?..

- Сольгруб, Вольдемар Сольгруб, - крикнул нетерпеливо инженер. - В какой же связи? Подумайте, вы, может быть, вспомните.

- В какой связи? В связи с живописью. Она высказала такую мысль в тот день, когда со мною и Ландштетером... Я должен объяснить предварительно, что Польди обручена с моим другом Ландштетером, сослуживцем. Очень милый человек, приходит к нам ежедневно, весною они собирались повенчаться. Денег у него немного, но должность хорошая, а она тоже зарабатывает, у нее есть профессия... Приданое, мебель, все в порядке, и дедушка благословил их обеими руками. Ну-с, а на прошлой неделе, в четверг, мы ужинали небольшой компанией у "Оленя", несколько барышень, несколько приятелей, один из них праздновал свой день ангела, было очень оживленно, а на обратном пути мы втроем - Польди, Ландштетер и я - пошли вперед, Ландштетер имел при себе свою гитару, и вдруг Польди опять заводит об этом речь: аптека ей надоела, и она хочет опять заняться искусством. А Ландштетер, не давая ей говорить, останавливается и начинает спорить. "Польди, - говорит он, - если ты говоришь серьезно, то, по-видимому, совсем не торопишься со мной повенчаться; ты ведь знаешь, средства у меня небольшие, и мне приходится рассчитывать и на твой заработок, по крайней мере вначале, если же ты уйдешь из аптеки..." - "А кто сказал тебе, - перебила его Польди, - что я не могу зарабатывать картинами гораздо, неизмеримо больше?" Ландштетер отвечает на это: "Ты уже два раза выставляла картины и не продала ни одной. Нельзя прошибить стенку головою, да еще при отсутствии связей". - "На этот раз у меня будет успех", - говорит Польди. "Вот как? Почему же именно на этот раз?" - набрасывается на нее Ландштетер. А Польди отвечает совершенно спокойно: "Потому, что мои картины будут лучше. Об этом предоставь позаботиться Мастеру Страшного суда".

- Мастеру Страшного суда? - перебил его инженер. - Ради Создателя, кто же это? Вы его знаете?

- Нет, не знаю. И Ландштетер тоже спросил: "Кто же это такой, черт возьми? Опять уж какой-нибудь художник, который пригласил тебя в свою мастерскую?" А Польди смеется и говорит: "Ты ревнуешь, Людвиг? Право же, тебе ревновать не приходится. Если бы я могла тебе сказать, сколько ему лет!" Но Ландштетер приходит в ярость и кричит: "Сколько бы ему ни было лет, я желаю знать, Польди, кто он такой, и имею на это право!" А Польди смотрит на него и отвечает: "Ладно, ты имеешь на это право, и когда я стану знаменитой, то назову тебе его. Только тебе, Людвиг, больше никому. Тебе да. Но только когда я стану знаменитостью, не раньше!" Тем временем остальные нас догнали, и потом уже весь вечер от Польди нельзя было добиться ни слова.

- Доктор! - сказал инженер. - Насчет его приемов у нас теперь не может быть сомнений, не так ли? Мы знаем западню, знаем и приманку. Только его мотивы - загадка для меня. Какова цель его дьявольских козней? Продолжайте, пожалуйста, господин Каразек. Что было дальше?

- На следующий день, в полдень, Польди пришла домой с незнакомым господином, и тут мне припомнилась опять вся эта история. Рослый, мускулистый господин, гладко выбритый, уже в летах, с проседью, и Польди проходит мимо меня к себе в комнату, не знакомит нас; к такому обращению я не привык и думаю себе: Ландштетеру это, наверное, будет не по вкусу - одна с этим господином; с другой стороны, я не хотел быть назойлив, лучше, думаю, подожду, пока он выйдет, а затем остановлю его и прямо спрошу, что это значит и вообще чего он хочет от Польди. Но когда я через полчаса заглянул в комнату, господина этого уже не было, но книга лежит на столе, и я еще сказал Польди: "Твой знакомый забыл здесь книгу, толстый словарь, вещь немалоценная..."

- Он забыл книгу? - перебил его инженер. - Где она? Можно мне ее видеть?

- Пожалуйста. Вот она лежит, - сказал молодой человек, и Сольгруб взял книгу со стола, ту самую книгу, которую я машинально перелистывал полчаса тому назад. У него вырвался возглас изумления.

- Итальянская! - воскликнул он. - Итальянский словарь! Ну что, доктор, кто был прав? Чудовище говорит по-итальянски, вот вам доказательство. Ойген Бишоф носил с собой эту книгу, чтобы объясниться с чудовищем. Но... это что такое? Посмотрите-ка, доктор, что могло бы это значить?

Доктор Горский, заинтересовавшись, наклонился над книгой.

- Витоло-Мангольд. Энциклопедический словарь итальянского языка, прочитал он на титульном листе. - Чересчур объемист. Громоздок. Справочное издание.

- Больше вам ничего не бросается в глаза? Доктор Горский покачал головой.

- Неужели ничего? - спросил инженер. - Присмотритесь же к этой книге!.. Господин Каразек, вы видели этого господина, когда он входил. Уверены ли вы, что у него не было в руках еще одной книги?