Александр Соболев - Ефим Сегал, контуженый сержант
В теперешнем его общежитии было безлюдно. Двое, видимо, с ночной смены, еще спали. Оказался дома и ушедший утром на работу рыжеусый солдат: он сидел на кровати с забинтованной рукой и читал газету.
- Привет, Петрович! Что с рукой?
- Да вот, болванкой угораздило, чуть всю лапу не отхватило... Теперь, поди, недели три придется на бюллетене загорать... Такая незадача. Не привык я без дела болтаться.
- Что поделаешь... Бывает, - посочувствовал Ефим. Он внимательно посмотрел на рыжеусого.
- Чего уставился, не узнал, что ли? - усмехнулся Жилин.
- Рука сильно беспокоит, Степан Петрович?
- Не особенно... Почему спрашиваешь?
- Дело есть!
И Сегал рассказал Жилину о редакционном задании.
- Понимаешь, Степан Петрович, ни завком, ни рабочий контроль, ни милиция не располагают никакими материалами о хищениях на комбинате. Может такое быть? Мы с тобой сами там столуемся. Ну, и как?
- Чего говорить, паршиво, еда плохая... Но я-то тут при чем?
- Ты слушай. У тебя теперь свободного времени хоть отбавляй, хочу просить тебя помочь мне в этом деле.
- Я? Помочь? Чем же?
- Это уж, Степан Петрович, не твоя забота. Согласен?
- А почему бы и нет?
- Прекрасно. Ты еще не обедал?
- Нет.
- И я не обедал. Одевайся. А я захвачу свои вещички, зайду на несколько минут в общежитие ИТР. Я вчера говорил тебе, что туда перебираюсь?
- Говорил.
- Ну так одевайся, пошли.
Комендант общежития поселил Сегала в большую светлую комнату.
- Вот так хоромы! - ахнул Жилин. - Такая-то комнатища - на четверых... Красота!
Ефим смутился.
- Это мне, Петрович, на годы. Ведь я бездомный. Прежнюю мою комнату мне так и не вернули. Выходит, мне здесь жить и жить. А ты, как кончится война, поедешь в свой родной сибирский дом...
- Ты что, Ефим, будто оправдываешься? Получил - слава Богу! Живи себе на здоровье! Чудак!
- Какой у тебя, Ефим, план операции? - спросил Жилин по дороге в комбинат. - Ну придем мы сейчас в столовку, подадут нам с тобой обед. А дальше что?
- Дальше? - улыбнулся Ефим загадочно. - А мы обедать не будем.
- Как тебя понимать?
- Обыкновенно. Полагается нам двести граммов хлеба к обеду? Полагается. Вот мы сразу и проверим вес. Уразумел?
Жилин немного помолчал.
- Постой, постой, браток, как же ты вес проверишь?
- В столовой весов предостаточно.
- Получается, Ефим, не обедать мы с тобой идем, а вроде на боевое задание. Ладно. Я хоть руку повредил, а брюхо в полном порядке. Есть хочу - страсть!
- Значит, отказываешься, Степан Петрович?
- Зачем отказываюсь? Надо подзаправиться, а потом уж в бой. Давай вернемся в общежитие, у меня там кое-что припасено.
Ефим тоже изрядно проголодался. Предложение Жилина было принято.
Во время скромной трапезы Ефим мысленно перепроверял стратегический план предстоящей операции и вдруг обнаружил в нем просчет, который сводил весь план на нет. И как это он раньше не додумался? Ведь ни он, ни тем более Жилин, не являются официальными представителями контролирующих органов.
- Знаешь, Степан Петрович, я, кажется, дал большую промашку. Без работника милиции нам никак не обойтись. Наступишь на хвост жулику, - конечно, он станет огрызаться. А в присутствии милиционера не посмеет. Перекусим и пойдем в райотдел МВД.
Через час Сегал, Жилин и приданный им молодой практикант из ОБХСС, одетый в гражданское, сидели в столовой за грязным столом со следами размазанной каши и оплесками щей. Подавальщица принесла сразу суп из концентрата, на второе - по две ложки жидкой, плохо разваренной пшенной каши, по порции черного хлеба.
Сегал, Жилин и милицейский работник переглянулись, сложили все три порции хлеба на тарелку и, не притронувшись к обеду, направились к заведующей столовой.
Немолодая, весьма умеренной для деятеля общественного питания упитанности женщина встретила непрошенных гостей настороженно. Посмотрела на тарелочку с хлебом, которую держал Ефим, вежливо осведомилась:
- Что вам угодно, молодые люди?
- Вы завстоловой? - спросил Ефим.
- Да.
- Я - сотрудник заводской многотиражки Сегал, это - слесарь завода, товарищ Жилин, это - товарищ Анофриев. - Ефим решил пока не уточнять, кто такой Анофриев.
Заведующая покосилась на Анофриева, но, очевидно, ничего опасного не заподозрила.
- Очень приятно познакомиться, Жмотина... Что вам будет угодно? - повторила она.
- Скажите, пожалуйста, - спросил Ефим, - сколько должна весить порция хлеба к обеду?
Лицо Жмотиной вспыхнуло.
- Вы же знаете: двести граммов.
- А сколько весит каждая из этих порций?
- Известно, двести граммов.
- Вы уверены?.. Давайте проверим.
Жмотина еще сильнее побагровела.
- Зачем проверять, молодые люди? Если вам маловато этого хлеба, можно добавить...
В магическом действии куска хлеба на полуголодных в военное время людей Жмотина не сомневалась.
- Ты уж эти штучки, дамочка, брось! - вспылил Жилин. - Нам что положено, то и отдай. Сказано взвесить - давай взвешивай.
Жмотина перестала улыбаться.
- Странные вы какие-то, граждане. Давайте пройдем к весам, если уж так настаиваете. В подсобном помещении все три ломтя хлеба положили на весы. Стрелка показала 540 граммов.
- Вот это да! - ахнул Жилин.
Анофриев не мигая уставился на стрелку.
- В трех порциях недостает шестьдесят граммов, все видели?.. Многовато, как вы считаете? - спросил Ефим. Он положил хлеб обратно на тарелочку, передал Жилину. - На, солдат, охраняй! Что вы на это скажете, товарищ Жмотина?
- Это недоразумение, этого не может быть, какой-то непонятный случай, - залепетала Жмотина. - Скажите, молодые люди, - вдруг спросила она, - а довесков не было? Вы могли их по дороге уронить или... - Она красноречиво смолкла.
«Ах, сволочь!» - выругался про себя Ефим, но вслух спокойно закончил:
- Или съесть? Это вы хотели сказать?
- Всяко бывает, товарищ редактор, - она нагло ухмыльнулась. - А мы что здесь, по-вашему, воры?!
- Это слово пока никто из нас не произнес, - подчеркнуто строго ответил Ефим.
- Вот и хорошо, - Жмотина опять заулыбалась, - ну произошла ошибочка, вы уж нас извините. На работе чего не случается. Мы с вами приличные люди... Всегда можно договориться.
- К примеру, о чем? - Ефим следил за ней насмешливым взглядом.
- Мало ли о чем, - многозначительно повела глазами Жмотина.
- Как, товарищи, договоримся? - обратился Ефим к Жилину и Анофриеву и, не ожидая их ответа, сказал: - Обязательно договоримся. Потом. А пока скажите, пожалуйста, сколько человек ежедневно обедает в вашем зале?
- Около полутора тысяч... А что?
Ефим мысленно прикинул: полторы тысячи раз по двадцать граммов - тридцать килограммов в день? А на черном рынке килограмм хлеба стоит сто - сто пятьдесят рублей! Но он сдержал себя.
- Где и кто нарезает хлеб?
- Хлеборезчица в хлеборезке, - с подозрением ответила Жмотина.
- Проводите нас туда, пожалуйста.
- А по какому такому праву?! Вы - что, рабочий контроль? ОБХСС? - повысила она голос. - И вообще, кто вы такие, чтобы допросы-расспросы устраивать? Подумаешь, не хватило каких-нибудь граммов хлеба! Пожалуйста, получите, что вам положено, и с Богом! Не мешайте работать. И вообще, предъявите-ка документы, кто вы еще такие есть, посмотрим.
- Это ваше право, пожалуйста, - Ефим протянул Жмотиной редакционное удостоверение. Она надела очки, внимательно прочла документ, вернула его Сегалу. Анофриев предъявил свое милицейское удостоверение. Жмотина побледнела, у нее заметно затряслись руки.
- Позвольте, - произнесла она дрогнувшим голосом, - ведь к нам из ОБХСС ходит лейтенант Касатиков.
- Лейтенант Касатиков занят сегодня на других точках, и мне начальник отдела поручил помочь редакции, — объяснил Анофриев.
- Помочь редакции - повторила Жмотина бессмысленно. — Ну, что вы от меня все-таки хотите?
- Я вам уже сказал: проводите нас в хлеборезку, - повторил Ефим.
Жмотина вопросительно посмотрела на Анофриева.
- Да-да, пожалуйста, - подтвердил он.
В хлеборезке на нескольких подносах лежал нарезанный хлеб. И ни в одной из ста выборочно взвешенных порций не оказалось положенных двухсот граммов.
- Что же ты, Глафира, делаешь? - кричала Жмотина на хлеборезчицу. - Разве так можно?
Работница заморгала глазами, вытирая толстые руки о грязный халат.
- А то вы не знаете, как мы тут вешаем! Не кричите на меня! Вместе воровали, вместе и ответим.
- Молчи, дрянь! - сорвалась Жмотина. - Я тебя, что ли, этому учу?!
- А то кто же? - огрызнулась хлеборезчица.
Был составлен акт. Жмотина долго и упорно отказывалась его подписывать, но в конце концов сдалась.
