Франсуа Ларошфуко - Мемуары

Тем временем, оставив гарнизон в Кастельно, остальные войска отступили в Бланкфор, находящиеся в двух лье от Бордо. Сюда подошел герцог Эпернон с намерением напасть на наши войсковые квартиры. Герцоги Буйонский и Ларошфуко вернулись в Бордо, и начальствовал над войсками генерал-майор Лешамбон. Его силы были намного слабее войск герцога Эпернона. Тем не менее, хотя Лешамбон и не смог защитить подступ к своим квартирам, окружавшие их с тыла каналы и топи позволили ему отойти, не понеся поражения, и спасти войска с их обозами. На шум этой битвы герцоги Буйонский и Ларошфуко выступили из Бордо с большим числом горожан и, соединившись со своими войсками, устремились на герцога Эпернона с намерением его разгромить. Но вся местность была изрезана каналами, и им не удалось сойтись с ним врукопашную. Долго палили с обеих сторон. Герцог Эпернон потерял несколько офицеров и много солдат; меньше убитых было со стороны бордосцев; там были ранены Гито {71} и Ларуссьер. {72}

Войска маршала Ламейере и герцога Эпернона подступили, наконец, вплотную к Бордо; они отбили Сен-Жорж, остров на Гаронне, в четырех лье от города вверх по течению, на котором было начато возведение кое-каких укреплений. Этот остров стойко оборонялся в течение трех или четырех дней, так как с каждым приливом туда направляли из Бордо свежий полк, сменявший защитников. Здесь был ранен генерал Лавалетт, умерший несколько дней спустя. Но случилось так, что суда, доставившие войска и долженствовавшие отвезти тех, на смену кому они прибыли, были потоплены батареей, которую маршал Ламейере приказал установить у самой реки, и такой страх охватил солдат и даже офицеров, что все они сдались в плен. Таким образом бордосцы одновременно потеряли и этот остров, столь важный для них, и тысячу двести человек лучшей пехоты. Этот урон и прибытие в Либурн короля, {73} повелевшего немедленно напасть на расположенный в двух лье от Бордо замок Вер, вызвали большое замешательство в городе. Парламент и народ поняли, что король вот-вот обложит осадой Бордо при полном отсутствии самого необходимого для его обороны; из Испании не поступало никакой помощи; и в конце концов страх побудил Парламент собраться и обсудить, не направить ли к королю своих представителей просить мира на условиях, какие будут ему угодны, как вдруг стало известно, что Вер захвачен и его сдавшийся на милость победителя комендант, некий Ришон, повешен. Эта жестокость, которая, как рассчитывал Кардинал, должна была посеять в Бордо ужас и рознь, произвела совершенно обратное действие. Ибо, поскольку весть об этом пришла в то время, когда все души были охвачены смятением и колебаниями, герцоги Буйонский и Ларошфуко сумели так искусно использовать создавшееся положение, что привели свои дела в лучшее чем когда бы то ни было состояние, добившись тогда же повешения некоего Каноля, который начальствовал на острове Сен-Жорж при первом захвате его войском бордосцев и сразу же сдался на милость победителя. Но дабы Парламент и народ разделили с генералами ответственность за поступок не менее необходимый, чем казавшийся дерзким, оба герцога распорядились судить Каноля в Военном совете, на котором председательствовали Принцесса и герцог Энгиенский и в который входили не только офицеры, но и два представителя от Парламента, постоянно присутствовавшие на его заседаниях, а также тридцать шесть городских старшин. Этого злополучного дворянина, за которым не было никакой вины, кроме его несчастливой звезды, единогласно приговорили к смерти, и народ был в таком возбуждении, что едва дождался, пока он будет казнен, чтобы растерзать его тело в клочья. Это деяние потрясло двор и восстановило стойкость бордосцев. Они так быстро перешли от растерянности к желанию защищаться, что решили, не колеблясь, дожидаться осады, надеясь столько же на свои силы, сколько и на посулы испанцев, обещавших им скорую и обильную помощь. В этих видах в Бастиде, по ту сторону реки напротив Бордо, спешно построили форт с четырьмя бастионами. Старательно трудились и на других городских укреплениях. Хотя горожанам, имевшим дома в предместье Сен-Сюрен, и было указано, что оно в первую очередь подвергнется нападению и что в нем может разместиться вся пехота королевского войска, они так и не согласились, чтобы сожгли или срыли хотя бы один из домов. Таким образом, все, что удалось сделать, - это перегородить проезды баррикадами и проникнуть в дома. Да и на это решили пойти лишь ради того, чтобы не перечить народу: никто и не рассчитывал, что можно защитить место столь большой протяженности силами горожан и малым числом оставшихся войск, которые насчитывали не более восьмисот или семисот пехотинцев и трехсот всадников. Тем не менее, завися от Парламента и народа, надлежало им уступить вопреки правилам военного дела и попытаться оборонять предместье Сен-Сюрен, хотя оно было обнажено с двух сторон. Ближайшие к нему городские ворота - это ворота Дижо. Они оказались столь ненадежными - ведь ничто их не защищало и на подходе к ним не было никакого подъема, - что сочли уместным прикрыть их полумесяцем. {74} Но так как была нехватка во всем, пришлось по необходимости использовать невысокий бугор из навоза перед воротами: круто срезанный в сторону неприятеля в форме горнверка без бруствера и без рва, он тем не менее стал самым сильным укреплением города.

Оставив короля в Буре, Кардинал прибыл к армии. Она состояла из восьми тысяч пехоты и приблизительно трех тысяч конницы. Здесь тем скорее решили начать с нападения на предместье Сен-Сюрен, что в нем охранялись только проезды и поэтому можно было беспрепятственно овладеть усадьбами, пробраться через них в предместье и даже обойти защитников баррикад и церкви, отрезав им пути отступления в город. Больше того, находя, что защита полумесяца невозможна, рассчитывали в тот же День подступить вплотную к воротам Дижо. Во исполнение этого маршал Ламейере распорядился напасть одновременно на баррикады и на усадьбы предместья, и Палюо {75} получил приказ проникнуть в него через дворец Галлиена {76} и, вклинившись между предместьем и городом, пройти прямо к полумесяцу. Но не прибыв к назначенному маршалом Ламейере сроку, он наткнулся на более упорное, чем предполагалось, сопротивление. Едва королевские войска начали наступать, как по ним была открыта стрельба. Защитники города разместили своих мушкетеров за изгородями и в виноградниках, которые окружали предместье, и сразу остановили продвижение королевских войск, нанеся им большие потери: был ранен генерал-майор Шуп {77} и убито несколько офицеров. Герцог Буйонский находился на кладбище при церкви святого Сюрена с теми из горожан, которых ему удалось привести на смену дозорам; герцог Ларошфуко сначала защищал баррикаду от наседавших на нее главных сил неприятеля, а затем, после того как она в конце концов пала, отступил на соединение с герцогом Буйонским. Тут были захвачены в плен Бове-Шантерак и шевалье Тодья. {78} С обеих сторон вели очень сильный огонь. В стане герцогов насчитывалось сто или сто двадцать убитых, в королевском около пятисот. Тем не менее предместье было захвачено, но продвинуться дальше противник не смог и, чтобы захватить полумесяц, решил заложить траншеи. Им также было предпринято нападение по аллеям сада архиепископства. Я сказал уже выше, что перед полумесяцем не было рва, и, так как его можно было легко захватить, горожане не пожелали занять в нем оборону и довольствовались стрельбою по неприятелю из-за городских стен. Осаждающие трижды бросали на него свои лучшие части, а в последний раз даже прорвались внутрь, но все же были отброшены герцогом Ларошфуко, устремившимся на них со своими гвардейцами и гвардейцами Принца как раз в то мгновение, когда защитники полумесяца дрогнули и стали его покидать. Внутри полумесяца были захвачены в плен три или четыре офицера из полка Навая, {79} а все остальные из взорвавшихся или перебиты или отогнаны. Осажденные произвели три крупные вылазки, причем всякий раз очищали неприятельскую траншею и сжигали лагерь осаждающих. В последней из этих вылазок был убит Лашапель-Бирон, генерал-майор в войсках герцога Буйонского. По миновании тринадцати дней после отрытия ими траншеи осаждающие ни на шаг не продвинулись дальше того, чего достигли и первый день. Но так как в Бордо, не считая ополчения горожан, было мало пехоты для смены защитников атакуемых укреплений, а почти все оставшиеся живыми и невредимыми не могли быть брошены на неприятеля из-за необходимости непрерывно вести по нему стрельбу или вследствие усталости от тринадцатидневного несения караульной службы, герцог Буйонский приказал сменить их спешенными кавалеристами. И он и герцог Ларошфуко неотступно находились при них последние четыре-пять дней, дабы своим примером {80} удержать на передовых позициях как можно больше людей.

Тем временем герцог Орлеанский и фрондеры, узнав, что принцев не только увезли в Маркусси, но что сверх того предполагают переправить их в Гавр, {81} и опасаясь, как бы падение Бордо не усилила еще больше могущества Кардинала, не захотели дожидаться исхода осады и послали к нему своих представителей, чтобы те постарались добиться открытия мирных переговоров. Этими представителями были Леменье {82} и Бито, {83} которых возглавлял приставленный к ним герцогом Орлеанским Кудре-Монпансье. Они прибыли в Бур, чтобы склонить короля к заключению мира; они оповестили об этом бордоский парламент, и обе стороны согласились установить перемирие на две недели. {84} Как только было принято это решение, Кудре-Монпансье и оба других представителя вступили в пределы города с намерением довести дело до желательного им завершения. Двор хотел мира, опасаясь исхода осады и видя, что королевские войска пали духом, наткнувшись на сопротивление, отличавшееся тем большим упорством, что осажденные надеялись на помощь Испании, а также маршала Лафорса, собиравшегося вот-вот примкнуть к герцогам. С другой стороны, и бордоский парламент, истомленный продолжительностью и опасностями осады, также высказался за мир. Приверженцы двора и герцога Эпернона не жалели усилий, чтобы склонить к тому же и весь город: пехота истреблена, ожидание помощи из Испании слишком часто оказывалось обманчивым, чтобы на нее можно было и вправду рассчитывать. Эти доводы побудили бордоский парламент направить своих представителей в Бур, где тогда находился двор. Парламентские пригласили Принцессу и герцогов Буйонского и Ларошфуко послать туда и своих представителей, но так как оба герцога не преследовали никаких иных целей, кроме освобождения принцев, и могли желать мира лишь на этом условии, они ограничились тем, что не стали препятствовать переговорам, поскольку все равно не могли им помешать. Итак, они отказались направить туда уполномоченных от себя {85} и лишь попросили представителей города позаботиться об обеспечении безопасности и свободы Принцессы и герцога Энгиенского, равно как и о безнаказанности и восстановлении в прежних правах всех, принадлежавших к их партии. Бордоские представители отправились в Бур, провели там переговоры с кардиналом Maзарини и заключили мир, {86} не сообщив о его статьях ни Принцессе, ни обоим генералам. Его условия состояли в том, что королю будет оказан в Бордо совершенно такой же прием, какой ему обычно оказывают все прочие города его королевства; что выдержавшие осаду войска могут покинуть город и беспрепятственно пойти на соединение с армией г-на де Тюренна в Стене; что все привилегии города Бордо и его Парламента будут сохранены; что Шато-Тромпетт должен остаться в развалинах; что Принцесса и герцог Энгиенский могут удалиться в Мурон. где король будет содержать весьма незначительный, необходимый для их безопасности и отобранный по их усмотрению гарнизон; что герцогу Буйонскому не возбраняется отбыть в Тюренн, а герцогу Ларошфуко - к себе, однако без права отправлять обязанности губернатора Пуату и без всякого возмещения за его дом в Вертее, {87} снесенный по распоряжению короля.