Чарльз Диккенс - Рассказы 60-х годов
Слова его пронзили мне сердце точно кинжалом - тысячью кинжалов, - и мы с майором бегали, как безумные, туда-сюда весь день напролет; но вот - дело было уже к вечеру - майор, возвратившись домой после своих переговоров с редактором "Таймса", словно в истерике врывается в мою комнатку, хватает меня за руку, вытирает себе глаза и кричит:
- Радуйтесь, радуйтесь... полисмен в штатском поднялся на крыльцо, когда я входил в дом... успокойтесь! Джемми нашелся!
Не мудрено, что я упала в обморок, и когда очнулась, бросилась обнимать ноги сыщику - а он был с темными бакенбардами и как будто составлял в уме инвентарь всего имущества в моей комнатке, - и тут я говорю ему: "Благослови вас бог, сэр, но где же наш милый крошка?" - а он отвечает: "В Кеннингтонском полицейском участке".
Я чуть было не упала к его ногам, окаменев от ужаса при мысли о том, что такая невинность сидит в кутузке вместе с убийцами, но сыщик добавил:
- Он побежал за обезьяной.
Тут я решила, что это какое-то слово на воровском языке, и стала его просить:
- О сэр, объясните любящей бабушке, какая такая обезьяна?
А он мне на это:
- Да вот та самая, в колпачке с блестками, а под подбородком ремешок, который вечно сползает на сторону, - та, что торчит у перекрестков на круглом столике и лишь в крайнем случае соглашается вынимать саблю из ножен.
Теперь я все поняла и всячески его благодарила, и мы с майором и с ним поехали в Кеннингтон, а там нашли нашего мальчика: он очень уютно устроился перед пылающим камином и сладко спал, наигравшись на маленькой гармони, величиной с утюг, даже меньше, - должно быть, ее отобрали у какого-то мальчишки, а полицейские любезно дали ее Джемми, чтоб он поиграл и заснул.
Ну, а про ту систему, душенька, по которой майор начал и, можно сказать, усовершенствовал обучение Джемми, в то время когда тот был еще такой маленький, что если стоял по ту сторону стола, то приходилось смотреть не через стол, а под него, чтобы увидеть этого крошку и его чудесные золотые кудри-точь-в-точь как у матери, - так вот, про эту систему, душенька, не худо бы узнать и королю, и палате лордов, и палате общин, и тогда майору, наверное, вышло бы повышение, которого он вполне заслуживает и которое пришлось бы ему весьма кстати (говоря между нами), особенно по части фунтов, шиллингов и пенсов. Когда майор впервые взялся обучать Джемми, он сказал мне:
- Я собираюсь, мадам, - говорит, - сделать нашего питомца вычислителем.
- Майор, - говорю я, - вы меня пугаете: смотрите не нанесите малютке такого непоправимого вреда, что вы этого себе вовек не простите.
- Мадам, - говорит майор, - раскаяние, которое я испытал после того случая, когда в руке у меня была сапожная губка и я не задушил ею этого мерзавца... на месте...
- Опять! Ради всего святого! - перебиваю я майора. - Пусть совесть гложет его без всяких губок.
- ...повторяю, мадам, раскаяние, испытанное мною после того случая, говорит майор, - можно сравнить только с раскаянием, которое переполнит мне грудь, - тут он ударил себя в грудь, - если этот острый ум не будут развивать с раннего детства. Но заметьте себе, мадам, - говорит майор, подняв указательный палец, - развивать таким методом, что для ребенка это будет одно удовольствие.
- Майор, - говорю я, - буду с вами откровенна и скажу вам начистоту: как только я замечу, что дорогой малютка теряет аппетит, я пойму, что все это от ваших вычислений, и прекращу их в две минуты. Или если я замечу, что они ударяют ему в голову, - говорю я, - или как-нибудь там расстраивают ему желудок, или что от этих самых вычислений у него подкашиваются ножки, результат будет тот же самый, но, майор, вы человек умный и много чего повидали на своем веку, вы любите ребенка, вы его крестный отец, и раз вы уверены, что попробовать стоит, - пробуйте.
- Эти слова, мадам, - говорит майор, - достойны Эммы Лиррипер. Я прошу об одном, мадам: предоставьте нам с крестником недельки две на подготовку сюрприза для вас и позвольте мне иногда забирать к себе из кухни некоторые небольшие предметы, в которых там пока нет надобности.
- Из кухни, майор? - переспрашиваю я, смутно опасаясь, уж не собирается ли он сварить ребенка.
- Из кухни, - отвечает майор, а сам улыбается и надувается и даже как будто становится выше ростом.
Ну, я согласилась, и некоторое время майор с мальчуганом каждый день сидели взаперти по получасу кряду, и я только и слышала, что они болтают да смеются, а Джемми хлопает в ладоши и выкрикивает разные числа, поэтому я сказала себе: "Пока что это ему не повредило", - да к тому же, наблюдая за милым мальчиком, я не замечала в нем ничего особенного, и это меня тоже успокаивало. Наконец в один прекрасный день Джемми приносит мне карточку, исписанную аккуратным Майоровым почерком: "Господа Джемми Джекмен, - надо вам знать, что мы назвали мальчика в честь майора, - имеют честь просить миссис Лиррипер пожаловать в Джекменский институт, в диванную, что с окнами на улицу, сегодня в пять ноль-ноль вечера и присутствовать при исполнении нескольких небольших фокусов из области элементарной арифметики". И, верьте не верьте, ровно в пять часов майор стоял в диванной за ломберным столом, крылья которого были подняты, а на столе, устланном старой газетной бумагой, в полном порядке было расставлено множество всякой кухонной утвари, причем крошка стоял на стуле и румяные щечки его горели, а глазки сверкали, словно кучка брильянтиков.
- Тепель, бабушка, - говорит он, - вы садитесь и не плиставайте к нам, - ведь он увидел своими брильянтиками, что я собираюсь его потискать.
- Отлично, сэр, - говорю я, - в такой прекрасной компании я, разумеется, буду слушаться, - и села в кресло, которое для меня поставили, а сама так и трясусь от смеха.
Но вообразите мое восхищение, когда майор принялся выставлять вперед и называть вещи на столе одну за другой, и до того быстро - как фокусы показывают.
- Три кастрюли, - говорит, - щипцы для плойки, ручной колокольчик, вилка для поджаривания хлеба, терка для мускатного ореха, четыре крышки от кастрюль, коробка для пряностей, две рюмки для яиц и доска для рубки мяса... сколько всего?
И малыш сейчас же кричит в ответ:
- Пятнадцать: запишем пять, доска для мяса в уме, - а сам то в ладоши хлопает, то ножонки задирает, то на стуле пляшет.
Затем, душенька, они с майором принялись все с той же изумительной легкостью и точностью складывать столы и кресла с диванами, картины и каминные решетки - с утюгами, самих себя и меня - с кошкой и глазами мисс Уозенхем, и как только подведут итог, мой "розочка с брильянтами" то в ладоши хлопает, то ножонки задирает, то на стуле пляшет.
А майор-то как гордится!
- Вот это голова, мадам! - тихо шепчет он мне, прикрыв рот рукой. Потом говорит громко: - Теперь перейдем к следующему элементарному правилу... которое называется...
- Читание! - кричит Джемми.
- Правильно, - говорит майор. - Мы имеем вилку для поджаривания хлеба, картофелину в натуральном виде, две крышки от кастрюль, одну рюмку для яиц, деревянную ложку и две спицы для жаренья мяса; из всего этого для коммерческих надобностей требуется вычесть: рашпер для килек, кувшинчик из-под пикулей, два лимона, одну перечницу, тараканью ловушку и ручку от буфетного ящика. Сколько останется?
- Вилка для поджаливанья хлеба! - кричит Джемми.
- В числах сколько? - спрашивает майор.
- Единица! - кричит Джемми.
- Вот это мальчик, мадам! - тихо шепчет мне майор, прикрыв рот рукой. Потом продолжает:
- Теперь перейдем к следующему элементарному правилу... которое называется...
- Множение! - кричит Джемми.
- Правильно, - говорит майор.
Ну, душенька, если я начну рассказывать вам подробно, как они умножали четырнадцать поленьев на два кусочка имбиря и шпиговку или делили чуть не все, что стояло на столе, на грелку от щипцов для плойки и подсвечник для спальни, получая в остатке лимон, то голова моя закружится и будет кружиться, кружиться, кружиться, как кружилась тогда. Поэтому я сказала:
- Прошу извинить, что обращаюсь с просьбой к председателю, профессор Джекмен, но, мне кажется, пора прервать лекцию, потому что мне необходимо крепко обнять этого молодого ученого.
На что Джемми кричит со своего стула:
- Бабушка, ласклойте луки, я на вас плыгну!
И я раскрыла ему объятия, как раскрыла свое скорбное сердце, когда его бедная молодая мать лежала при смерти, и он прыгнул на меня, и мы долго обнимали друг друга, а майор, который прямо лопался от гордости, что твой павлин, тихо шепчет мне, прикрыв рот рукой:
- Не к чему повторять ему мои слова, мадам, - и вправду не к чему, потому что слова майора были очень отчетливо слышны, - но вот это мальчик!
Таким образом Джемми рос себе да рос и начал уже ходить в школу, но продолжал учиться под руководством майора, и нам было так хорошо, что лучше и быть не может, а что касается меблированных комнат, то им привалило счастье: они, можно сказать, сдавались сами собой, и будь их вдвое больше, все равно все были бы сданы, но все-таки пришлось мне в один прекрасный день нехотя и через силу сказать майору:
