Стелла Даффи - Идеальный выбор
В танце. Они тесно прижимаются друг к другу и размыкают объятия. Оба движения, по сути, неотличимы. Касание, запах, вкус — она начинает прислушиваться к нему. К звукам его плоти. Кончиками пальцев она пробегает по его телу — так дождевые капли мерно шелестят по сырой траве. Солнечный свет падает на их обнаженные тела и меркнет — день, желтый и синий, вливается в открытые окна, но ему не сравниться с этим сиянием. Она пьет миллиметры его плоти с плеча, на вкус они как охлажденный апельсиновый сок, потом разрывает кожуру манго — не разрезает аккуратно и благовоспитанно, — сладкая жидкость течет по ее подбородку, его рот приникает к ее плечам, ключице, груди. Очень медленно.
В танце. Поцелуй, совокупление, они еще повторятся когда-нибудь и, наверное, повторялись много раз, но она не помнит. Это не влюбленность и определенно не похоть, скорее данность, чем порыв, но это происходит. Хотя она этого не ожидала, не хотела и уж тем более не замысливала, но ни на что другое она бы сейчас не согласилась. И вдруг она замирает на целый вдох и думает, что, возможно, такая мысль у нее была, она затаила ее с первого же раза, как он появился. И возможно, он тоже знал все заранее и то, что он сейчас делает, входит в его обязанности. Утешать ее, обнимать, целовать, трахать. Успокаивать старым проверенным способом. И София чувствует, что места для тревоги о будущем, страха за свое тело, злости на вынужденный выбор больше не осталось. Ее кожа захвачена его невесомыми прикосновениями, поры наполнены запахом мужчины, который не он, но она, и эта она — тоже не она. Она не узнает ту, другую Софию. Это новая София, такой здесь никогда раньше не было; она бывала в разных местах и со многими людьми, но никогда здесь и с ним. Новая София лежит голая на полу, абсолютно покорная и одновременно торжествующая. Уступить, чтобы завладеть, отдать, чтобы получить. София сдается и понимает, что выигрывает.
В танце. Собственно секс. Он не более вещественен, чем обычно, и не менее. Просто секс, страсть. Вожделение. Он для нее не самый прекрасный, и она для него тоже. И о представлении «Ты меня вовек не забудешь» тоже речи нет. Никакого соревнования с прошлыми и нынешними любовниками, реальными или воображаемыми. В пустой комнате их только двое, третий лишний — во чреве. София не старается забыть о беременности, она здесь, между ними, крепкая, как скудная плоть на ее мускулистом животе. Беременность — то, что их связывает, причина совокупления, хотя и не результат. Без нее Софии бы здесь не было, с ней она не может быть нигде больше. Время огибает их, пока они длят мгновение. Солнце подумывает отправиться на покой, свет меняется от белого к желтому и бледно-оранжевому. Они давно начали.
В танце. Оргазм не наступает, это было бы слишком просто. Это принесло бы освобождение. На карту поставлена не вольность, но соизволение. Его цель — добиться ее согласия, запоздавшего и незрелого, ну и что же. Лучше здесь и лучше сейчас. Она соглашается, другой ответ дать невозможно после того, что произошло. Но разве она не была готова согласиться в любом случае, ведь иного выбора ей все равно не предоставили, и не искала ли она повода, чтобы согласиться? Он не ожидал, что это будет так приятно. Не мог знать, что это будет так хорошо. В его воспоминаниях подобное не удерживается, Габриэль не способен запомнить ощущения чужой кожи, чужой плоти, хотя не раз их испытывал. Он добился ее благоволения. Добился своей цели. Но и София не осталась в накладе — он снизошел до нее. Неожиданный поворот.
Выходит, не все запрограммировано судьбой.
Пятнадцать
— Вот уж не думала, что вам разрешают это делать.
Он покачал головой и рассмеялся. Ничего не отвечал, только смеялся, его прямо-таки распирало от веселья. Неловкости как не бывало. Сошла на нет. Почти.
— Что? Что тут смешного? Видишь ли, я не думала, что так бывает…
— Ангелы с людьми?
— Ну да. С женщинами в данном случае. Разве вам разрешается.
— Почему нет?
Хмуря лоб, София старалась понять, спрашивает ли Габриэль из любопытства или начинает обижаться.
— Не знаю. По-моему, все так думают.
— Неужели?
— Ну, мне так казалось.
— Ага, «Город ангелов»[7]?
— Скорее «Небо над Берлином»[8].
Габриэль снова улыбнулся, на этот раз более заинтересованно — ангел-антрополог.
— Ясно, традиционная трактовка. Между прочим, я считал, что ты не любишь фильмы с субтитрами.
Софии это не понравилось: новый любовник знает о ней столько же, сколько прежний сожитель.
— Ты слишком много обо мне знаешь.
— Очень может быть.
— Понятия не имею, где ты добываешь информацию, но ты прав. Я не люблю фильмы с субтитрами, меня раздражает перевод, обычно он ужасный. Но в данном случае не в переводе дело. Просто Мег Райан меня раздражает еще больше.
— Не любишь кисок?
— Нет, если эти киски на добрый десяток лет старше меня.
— Ай-ай-ай.
— Именно. А тебе разве не все про меня рассказали?
— Кое-что нам предоставляют выяснять самим.
— Слава богу.
— Наверное.
После паузы он приподнялся на локте — его лицо совсем близко от ее лица.
— Значит, лучше Коломбо[9], чем Николас Кейдж? Ты правда предпочитаешь Коломбо Николасу Кейджу?
Она притянула его еще ближе, легко поцеловала в лоб.
— На самом деле Бруно Ганц[10] лучше всех. Но в общем Коломбо сгодится. Хотела бы я увидеть тебя в шинели.
Они лежали на кровати, ортопедический матрас массировал им спины, удивляясь непонятно откуда взявшемуся прогибу, дополнительной вмятине. Габриэль водил по плечам Софии кончиками пальцев, едва касаясь, — это немного раздражало и одновременно было приятно. Любопытство Софии к его плоти не нуждалось в объяснениях, но любопытство к его душе слегка удивляло. Обоих. Еще один сюрприз.
— Тебе правда не попадет? — вернулась к интересующей ее теме София.
— За что?
— За секс. Со мной.
— Это не запрещено.
— Но и не поощряется?
— Нет, не так определенно, — он сдвинул брови. — Ни то ни другое. Свободная воля, решение принимается индивидуально.
— Ты мой индивидуальный ангел? — Она споткнулась об эти слова, но все же выговорила их, лишь ухмылкой выдав, что сознает нелепость ситуации.
— Точно.
София перевернулась на спину.
— Если каждый решает сам за себя, то как же тогда Люцифер?
Габриэля слегка передернуло; она бы не заметила, если бы температура его кожи не изменилась, упав на полградуса. Кожи гладкой и не касавшейся Софии.
— Как насчет него?
— Вероятно, он пал, потому что принял решение всегда поступать по-своему, — ушел от прямого ответа Габриэль.
— Но суть-то не в этом! — настаивала София.
— В данном случае в этом, если толком разобраться. Вернее, я так думаю. И помни, что твои прежние представления…
— Стоят не больше ведра помоев. Это я знаю. Я — танцовщица, но не законченная идиотка. Пусть моя сногсшибательная внешность тебя не смущает.
Она крепче обхватила его ногами вокруг талии. Он провел ладонью по ее бедру.
— Ладно, постараюсь не смущаться. И не отвлекаться. — Габриэль поцеловал ее колено.
— Разве Люцифер не проявил свободу воли? — продолжала София.
Снова дрожь.
— В некотором роде.
— Тогда почему он пал?
— Никто не говорит, что любое проявление свободной воли должно приветствоваться. Он сделал, что хотел. А кое-кто считает, что он и получил, что хотел.
— Вечное проклятие, и никогда не узреть ему славы Господней, изгой на все времена?
— Для девушки, не ходившей в воскресную школу, ты неплохо подкована.
— Я неплохо подкована для девушки, крутившей роман с бывшим семинаристом.
— Да? Когда это было?
— Когда я жила в Берлине. Там же я узнала, что фильмы обычно переводят погано. По крайней мере, немецкие.
Габриэль перевернулся на спину, увлекая за собой Софию.
— Ладно, в какой-то мере ты права: лишение навеки любви Господней и прочие статьи приговора. Но если посмотреть с его точки зрения…
— Люцифера?
— М-м… да.
— Ты избегаешь имен?
— Да, когда без них можно обойтись.
— Продолжай.
— Так вот, если говорить упрощенно, как у вас здесь принято, то в результате падения он получил свое собственное царство, собственных подданных, причем его потери в битве за души очень невелики. Получается, что, с его точки зрения, он не прогадал. Возможно, тебе такой результат не нужен, но он, очевидно, придерживается другого мнения.
София рассмеялась:
— Ты что же, оправдываешь темные силы?
Габриэль замотал головой:
— Не все так просто. Ничто не просто.
— Значит, он существует? Падший ангел?
Габриэль пожал плечами:
— Наверное.
