Джон Апдайк - Бабушки-дедушки
Джоан ушла, пообещав вернуться. Она не пригласила его присоединиться к сборищу вокруг Джудит, да ему туда и не хотелось. Он поехал на лифте вниз, в кафетерий, выпить кофе с лимонным кексом. В больничных кафетериях он всегда забывал о диете. Не станут же там кормить чем-то вредным! Он позвонил из телефона-автомата Рут (звонок за счет абонента).
— Я на месте, дорогая. Пока что ничего особенного не происходит.
Ему нравилось звонить жене, потому что по телефону ее голос звучал хрипловато, на его вкус красиво, чего он не улавливал, находясь с ней с глазу на глаз; в трубке он слышал молодой голос, голос их связи в молодости — таинственный, настойчивый, влажный. Но говорила она решительно:
— Конечно, ничего. Кто говорил, что что-то произойдет? Ты можешь там застрять на несколько дней. Где ты остановился?
Ричард улыбнулся: она всегда об этом спрашивала, как будто пребывание в любом отеле или мотеле без нее было сродни неверности.
— В «Бест-инн» у Восемьдесят четвертого шоссе. Я позаботился оплатить номер еще по дороге сюда. Сегодня ожидается особенно холодный вечер. В Бостоне уже ноль[3]?
— Откуда я знаю? Я смотрела «Шестьдесят минут», захватывающее разоблачение фармацевтических компаний, и благодаря тебе пропустила конец. Майк Уоллес не давал спуску одному неудачнику из совета директоров.
— Не думаю, что искусственные роды могут затянуться на несколько дней.
— А я не думала, что стану соломенной вдовой, а мой муж будет колесить по стране, чтобы наблюдать, как у его детей рождаются дети. Как там Джоан? Прелесть, как обычно?
— Я видел ее всего минуту. Все они набились в палату и ждут, когда у Джудит начнутся схватки, а я сижу в комнате ожидания и читаю старые номера «Смитсониан».
— Какая несправедливость! — Судя по тону Рут, ее тоже, наконец, проняло.
— Нет, Джоан понимает, что мне нечего делать в одном помещении с этой двуногой оглоблей. Я имею в виду Пола.
— Но ты ведь так любишь Джудит!
— Тем более постараюсь ее не отвлекать.
Повесив трубку, он вернулся в кафетерий и позволил себе шоколадный батончик, чего не делал уже несколько лет. После этого он вернулся к старым журналам, но совсем скоро его оторвала от них Джоан.
— Куда ты подевался? Дела у Джуди пошли быстрее, она уже в родовой палате.
Щеки его бывшей жены покрылись лихорадочными пятнами. Завитыми волосами и отсутствием талии она походила на кембриджских любительниц поэзии, о которых насмешливо писал Каммингс, но которые все равно явились на его выступление тогда, несколько десятилетий назад, вместе с распаренным студенчеством.
— Мне и Полу врач разрешает с ней остаться, а Энди — нет. Энди не выносит комнат ожидания, он считает, что здесь кишат микробы. Медсестры предложили ему побыть в палате Джуди. Там есть телевизор. Мы подумали, что ты тоже мог бы подождать там. — Саму Джоан такой вариант вроде бы слегка тревожил, как будто оба ее мужа не были давними знакомыми, достойно миновавшими все кризисы. — Джуди переживает, что ты сидишь здесь один.
— Ну, волновать Джуди — это не дело. Действительно, почему бы и нет?
С этими словами он пошел за Джоан по коридору. Сзади ее волосы не казались такими седыми и даже подпрыгивали, как в старину, когда она катила на велосипеде впереди него по дорожкам Гарварда.
Энди сидел в единственном в палате кожаном кресле, углубившись в новенькую книгу издательства «Оксфорд юниверсити пресс» с торчащей закладкой. На носу у него были золотые очки-половинки. Он поднял голову с видом скептического школьного учителя.
— Читай, Энди, — сказал ему Ричард, — я примощусь здесь, в уголке.
Джоан смущенно растопырила руки, словно закинула их на плечи невидимым партнерам по танцу.
— Дик, вот более или менее удобный стул, — сказала она.
Энди снова посмотрел поверх своих очков:
— Хочешь в мое кресло, Дик? Мне все равно, на чем сидеть.
— Ни в коем случае, Энди. Выживает самый приспособленный. Трофеи победителю, что-то в этом роде. Что ты читаешь, молитвенник?
Его забавляло, что Джоан, дочь священника, для которой понятие Бога было смутным, а порой даже тираническим, вышла замуж за такого прилежного прихожанина. Энди принадлежал к епископальной церкви, как китайский мандарин принадлежит к конфуцианцам, — чтобы порадовать предков. Показав Ричарду обложку своей книги — «Исследователи Западной Африки», он сказал:
— Поразительно, какой сильной была вера у некоторых из этих бедняг. Всех их, конечно, ждала малярия.
— Значит, вы устроились? — спросила Джоан.
Муж не удостоил ее ответом, успокаивать ее пришлось Ричарду.
— Все отлично! Сообщи нам, когда родится ребенок или подадут ужин — в зависимости от того, что произойдет раньше.
Некоторое время он слушал, как Энди переворачивает страницы и сопит, наблюдал в окно, как заснеженное пространство изредка пересекает скрюченная от холода человеческая тень.
— Можно включить телевизор? — не выдержал он. — А то пропустим рекламу.
— Американский футбол? Ты это смотришь?
— Суперкубок обычно, да. Слушай, Энди, как ты можешь называться американцем, если не смотришь Суперкубок?
— Я нечасто называю себя американцем, — признал Энди с сопением.
Ричард хохотнул. Забавно, подумал он, дома Рут заставила бы его смотреть по каналу Пи-би-эс программу про природу.
Одна команда была в белых шлемах, другая в бронзовых. Один квотербек метал мячи, как дротики, четко, словно на диаграмме, другой делал скрэмблы из своего утлого кармана безопасности, посылая высокие крученые мячи, настоящие бабочки.
— Как поймал! — крикнул Ричард. — Нет, ты видел, Энди? Одной рукой, в шести дюймах над покрытием!
— Не видел.
— Просто чудо какое-то! — заверил его Ричард. — Такое случается раз в жизни. Смотри, сейчас покажут повтор.
Джоан проверяла их каждые полчаса. Один раз она побаловала их пончиками, в другой раз принесла куриный суп с лапшой на подносе из фанеры вторичной переработки.
— Кафетерий закрывается, — предупредила она.
— А крекеры? Помнишь, как я люблю крекеры? — всполошился Ричард.
— Соль и крахмал, Дикки, — предостерег его Энди. — Ты до сих пор ешь этот мусор?
— Если честно, забыла, — призналась бывшему мужу Джоан, краснея, и извлекла из кармана своего бесформенного платья в желтый цветочек две маленькие упаковки. — Я не собиралась их тебе скармливать, пока сам не попросишь.
— В этом баночном супе и так достаточно натрия, чтобы повысить тебе давление на пять миллиметров.
— Давай! — заорал Ричард в экран, на котором бегущий бэк, опустив голову в бронзовом шлеме и усердно работая коричневыми икрами, уводил назад троих теклеров, чтобы выиграть ярд, необходимый для первого дауна.
Энди уже бросил читать свою книгу и нацепил очки для дали, чтобы лучше следить за комментариями своего непрошеного соседа. Ричард оказался болельщиком бронзовых шлемов, поскольку их команда базировалась восточнее команды белых шлемов, к тому же там играл квотербек — мастер скрэмбла и сказочных тайтэндов. К середине матча его избранники выигрывали десять очков. Шоу в перерыве затянулось, выступление музыкантов базировалось на ностальгии по року семидесятых, которую оба больничных зрителя не могли испытывать, ибо в те годы уже были не вполне молоды. Ричард вышел и нашел поблизости автомат, в котором накупил на четыре доллара шоколадных батончиков и чипсов. Энди соизволил съесть четыре сырных чипса, после каждого вытирая платочком пальцы. Пришла Джоан с горящими, как после ванны, глазами и объявила:
— Схватки ускоряются.
— Сколько это очков? — спросил Энди, когда квотербек в бронзовом шлеме получил сэк за своей линией ворот.
— Всего два. Хочешь доесть сырные чипсы?
— Нет, благодарю, доедай сам.
— А как насчет клубничной шоколадки?
— Только не это!
Ричарду было любопытно, привередлив ли Энди в постели так же, как в еде. Возможно, Джоан требовалось именно это — мужчина, помогающий ей раскрываться, чувствовать себя относительно свободной. «Куда бы я ни сунулась, — пожаловалась она однажды Ричарду, подразумевая не только секс, — ты уже там».
— Ух ты! — воскликнул Энди, имея в виду длинный порхающий пас, который ресивер зацепил пальцами и забрал, несмотря на смертельный слепой удар.
— В этом вся теперешняя игра, — объяснил Ричард. — Они пытаются отбирать мячи. Поразительно, что только не позволено у этих профессионалов! Посмотри, что творится после блокировки!
Болтая, он гадал, долго ли Джоан спала с Энди, прежде чем об этом узнал он. Под тем предлогом, что ей нужны занятия вне дома, она поступила в епископальный хор и после репетиций по четвергам возвращалась все позднее, пыталась заползать под простыни неслышно, но поднимала страшный шум. Даже если он спал, внезапное тепло ее тела, холодные пальцы ног и запах пива изо рта прогоняли сон. Энди исполнял басовую партию, хотя внешне его можно было принять за тенора.
