Курт Воннегут - Привет, Рыжий!
— Все так говорят, — сказала Ненси гордо. — Не только я и папа.
— Папа, да? — передразнил он ее. — Папа, папа, папа, Эдди Скуддер — мой большой папа, — он осторожно поднял голову. — Ты не сказала ему, что я здесь?
— Я не нарушу свое честное слово, — Ненси покраснела от такого обвинения.
— Ничего себе, вот он удивится, когда я свалюсь ему как снег на голову после стольких лет.
— Перед смертью мама сказал, что я никогда не должна нарушать честное слово.
— Серьезная девушка, твоя мама, — почтительно сказал Рыжий. — Когда мы заканчивали школу, другие девушки хотели еще немного пофлиртовать, перед тем как остепениться. Но не Виолет. Нет уж. Я вернулся из своего первого плавания через год, а она уже вышла замуж за Эдди, и у нее была ты. Естественно, у тебя не было волос, когда я тебя в первый раз увидел.
— Мне надо идти и забрать папин обед.
— Папа, папа, папа. «Я должна для папы это, я должна для папы то». Должно быть, хорошо иметь такую симпатичную и умную девочку, как ты. «Папа, папа». Ты спросила своего папу про рыжие волосы, как я тебе говорил?
— Он ответил, что думает — такое часто встречается. Иногда рыжие волосы появляются из ниоткуда, как у меня, — она поднесла руку к волосам.
— Они еще на месте.
— Кто?
— Твои волосы, — захохотал Рыжий. — Я клянусь, если с ними что-нибудь произойдет, ты высохнешь и улетишь. Сказал, что появились ниоткуда? Так сказал Эдди? — Рыжий кивнул рассудительно. — Он-то знает. Я думаю, что Эдди много думал о рыжих волосах все это время. Теперь послушай меня: если у меня когда-нибудь будет ребенок не с рыжими волосами, все начнут это обсуждать и удивляться. У нас в семье все рыжие испокон веку.
— Это интересно.
— Это будет еще интересней, если ты об этом подумаешь. Ты, я и мой старик — больше рыжих в этой деревне никогда не было, вот это я знаю точно. Сейчас, когда моего старика уже нет, остались только мы с тобой.
— Ух, прощай, — Ненси осталась спокойной.
— Пока, Рыжая.
Как только она ушла, Рыжий поднял свою трубу и посмотрел вниз на серую лачугу Эдда. Через окно он мог видеть самого Эдда, серо-голубого в сумерках, вытаскивающего устриц. Эдди был маленьким мужчиной, с большой головой, придавленной горем. Это была голова молодого Иова.
— Привет, — прошептал Рыжий, — угадай, кто дома.
Когда Ненси возвращалась обратно с теплым и толстым бумажным пакетом, Рыжий снова ее остановил.
— Скаааааажи, — произнес он, — может быть, ты станешь медсестрой, раз ты так хорошо заботишься о старом Эдди. Мне кажется, что в госпитале, в котором я лежал, были такие же симпатичные медсестры.
— Ты был в госпитале? — на лице Ненси отразилась печаль.
— Три месяца, Рыжая, в Ливерпуле. Без друзей, родных. Никто не пришел ко мне и даже не прислал открытку, — затосковал он. — Забавно, Рыжая, я никогда не представлял, насколько я одинок, пока мне не пришлось валяться там, пока я не понял, что больше никогда не выйду в море, — он облизал губы. — Разом все изменилось, Рыжая, — он щелкнул пальцами. — Вдруг мне понадобился дом, — продолжил он, — и человек, который бы обо мне заботился, сопровождал меня, может, как раз здесь, в этом маленьком доме. У меня ничего не было, Рыжая, кроме сопроводительного письма. У такой бумаги не много ценности, если у тебя одна нога.
— У тебя одна нога? — в шоке спросила Ненси.
— Я был чокнутым, хулиганистым ребенком, меня здесь все помнили, — сказал Рыжий, показывая рукой на всю деревню, — а на следующий день стал старым, старым человеком.
— У тебя есть жена, или мама, или женщина, которая может за тобой ухаживать? — Ненси ударила себя кулаком, разделяя его боль. Она предлагала свою помощь как дочь, как будто это была простая вещь, которую должна делать каждая девочка.
— Умерли, — Рыжий мотнул головой. — Моя мать умерла, и единственная девушка, которую я любил, умерла. А подруги, Рыжая, если ты не можешь их любить, никогда с тобой по-настоящему не дружат, только если влюбиться в привидение.
Милое личико Ненси искривилось, как только Рыжий показал ей весь ужас жизни.
— Почему тогда ты живешь выше по реке, — спросила она, — а не здесь, со своими старыми друзьями?
— Старыми друзьями? — Рыжий поднял бровь. — Хорошие это друзья, если они не послали мне даже открытки, чтобы сообщить, что у Виолет ребенок с рыжими волосами. Даже мои родные мне об этом не сказали.
Ветер крепчал, как будто издалека он принес голос Ненси.
— Папин обед остывает, — сказала она и собралась уходить.
— Рыжая!
Она остановилась и поднесла руку к волосам. Она стояла к нему спиной.
Рыжий умолял бога, чтобы она повернулась лицом.
— Скажи Эдди, что я хочу с ним поговорить, хорошо? Скажи, что я буду в столовой после работы, в десять минут шестого.
— Хорошо, — сказала она чистым и спокойным голосом.
— Честное слово?
— Честное слово, — сказала она и опять собралась уходить.
— Рыжая!
Она поднесла руку к волосами, но не остановилась.
Рыжий следил за ней через подзорную трубу, и она это знала. Она повернула голову, и он не мог видеть ее лица. Она подошла к устричной хижине, и несколько секунд спустя ее тень выросла поперек окна, которое выходило на мост.
Остаток вечера Рыжий не видел в хижине никаких признаков жизни. Только раз, перед закатом, вышел Эдди. Он мельком взглянул на мост, тоже не показывая своего лица.
Скрип стула вернул Рыжего к действительности. Он, сощурившись, посмотрел на закат и увидел силуэт Эдди Скуддера, который шел по мосту. С большой головой и кривыми ногами, он нес маленький бумажный пакет.
Рыжий повернулся спиной к двери, порылся в кармане пиджака, вытащил пачку писем и положил их на прилавок перед собой. Он хлопнул по ним сверху руками, как карточный игрок standing pat.
— Вот он, герой дня, — сказал он.
Все молчали.
Эдди вошел решительно и формально со всеми поздоровался, с Рыжим в последнюю очередь. Его голос был удивительно глубоким.
— Здравствуй, Рыжий, — сказал он. — Ненси передала мне, что ты хотел меня видеть.
— Именно, никто не может догадаться, что я хочу тебе сказать.
— У Ненси тоже возникли с этим трудности, — сказал Эдди без всякой обиды.
— Но она догадалась?
— Догадалась, насколько может восьмилетний ребенок, — Эдди сел на соседний табурет и положил свой пакет на прилавок рядом с письмами. Он немного удивился, посмотрев на почерк, и не скрывал этого от Рыжего.
— Слим, кофе, пожалуйста, — попросил он.
— Может, уединимся? — спросил Рыжий. Он был немного сбит с толку спокойствием Эдда. Он помнил его глуповатым клоуном.
— Какая разница. Бог все видит.
Рыжий не ожидал и фразы про бога. На больничной койке он представлял себе этот момент по-другому. Он думал, что у него в руках все козыри — право мужчины на свою плоть и кровь. Рыжий почувствовал, что надо показать свою важность и раздуть свое превосходство.
— Во-первых, — с важным видом начал он, — я хочу сказать, что меня не волнует, что на этот счет думает закон. Это выше закона.
— Хорошо, — согласился Эдди. — Для начала, мы договорились. Я так и думал.
— Значит, мы говорим об одном и том же. Я отец этого ребенка, а не ты.
Эдди твердой рукой помешал свой кофе.
— Мы действительно говорим об одном и том же, — сказал он.
Слим и трое остальных с отсутствующим видом смотрели в окно.
Эдди крутил, и крутил, и крутил ложку в чашке кофе.
— Продолжай, — сказал он.
Рыжий пришел в замешательство. Все происходило быстрей, чем он рассчитывал, и, в то же время, не так. Кульминация разговора прошла, но ничего не изменилось и не собиралось меняться.
— Все согласятся с тем, что это твой ребенок, — возмущенно сказал он.
— Тогда они хорошие соседи.
В голове у Рыжего была путаница из фраз, которые он не успел сказать, а теперь говорить было поздно.
— Я хочу сделать анализ крови, чтобы понять, кто ее настоящий отец, согласен? — спросил он.
— Неужели нам надо истекать кровью, чтобы поверить друг другу? Я же сказал, что согласен с тобой. Ты ее отец. Все это знают. Сложно это не заметить.
— Она сказала тебе, что я потерял ногу?
— Да. Это произвело на нее наибольшее впечатление. Это то, что впечатляет в восемь лет больше всего.
Рыжий посмотрел на свое отражение в кофейнике и увидел, что на глазах у него слезы, а лицо красное. Отражение успокоило его, он говорил нормально, с ним шутки плохи.
— Эдди, это мой ребенок, и я хочу ее.
— Я сожалею, Рыжий, но ты не можешь, — первый раз его рука дрогнула, и ложка стукнула о чашку. — Я думаю, тебе лучше уйти.
— Ты думаешь, это мелочь? Ты думаешь, человек может уйти от такого, как ни в чем ни бывало? Уйти от собственного ребенка и просто забыть его?
— Я сам не был отцом, я могу лишь предполагать, через что ты прошел.
— Это шутка?
— Не для меня, — невозмутимо сказал Эдди.
