Абдельхамид Бенхедуга - Человек-ферма
- Его собственность?! - возмутился шейх Муса. - Он что, из Франции привез сюда эту землю?
Разговоры и споры все продолжались, а меня бросило в жар. Я чувствовал, что-то во мне изменилось. словно вся моя жизнь пошла под уклон. Ведь тот, кто защищал мсье Леонарда, был отцом Ракии... Девушки прекрасной, как пшеничное поле! У нее единственной были светлые волосы и голубые глаза.
* * *
Вечером отец решил, что мы уедем.
- Завтра солнце не застанет нас на этой ферме. Так ответил он матери, когда она попросила его подождать до утра и потом уже ехать. Отец понял из речи мсье Леонарда то, чего я не сумел понять, и не разрешил мне сбегать к соседям и сказать, что мы уезжаем.
- Не надо, они же были на собрании и, если не поняли, что замышляет этот нечестивец, только навредят, узнав, что мы уезжаем.
Я сначала не боялся ни уезжать, ни оставаться, не хотел ни того, ни другого, а мать была в странном волнении. Задыхаясь, она повторяла тот же самый вопрос, который задала, когда отец сказал нам об отъезде:
- Куда же мы поедем?
- Далеко, туда, где нас никто не знает. Где нас никто не знает! Но для этого не надо далеко уходить! Впрочем, мы и не собирались уезжать далеко. Просто у отца "далеко" означало не расстояние, а цель.
- А ты хоть кого-нибудь знаешь там, куда мы поедем?
Мама очень волнуется, это бесспорно, и ни о чем не может говорить, кроме отъезда, который несет нам опасность и страх.
- Я никого там не знаю, зато знаю людей и они знают меня.
В то время я не понимал отца, он говорил туманно, противоречиво, и лишь позднее я понял смысл его слов.
Мы должны были покинуть ферму поздно вечером, ничего не сказав соседям. Так решил отец, а мое мнение... Кто его спрашивает? Что подумает обо мне Ракия, узнав о нашем отъезде? Она ничего не скажет, но подумает про себя: "Он совсем еще ребенок". А я разве ребенок? Под Новый год мне исполнится восемнадцать. Я не боялся ни уехать, ни остаться, но меня огорчило решение отца никому не говорить о нашем отъезде. Огорчило, что Ракия узнает об этом завтра...
Если бы ее отец решил тайно уехать, сказала бы она мне об этом?
Пожалуй, нет. Ведь это было бы проявлением любви ко мне. А она никогда не говорит о своей любви. Как и остальные жители фермы. Здесь не принято говорить о любви.
Когда укладывали вещи, мать задала отцу вопрос, который вдруг открыл мне глубину пропасти, в которую мы добровольно собираемся броситься:
- Мы вернемся?
- Пока Леонард на ферме - нет!
- Значит, не вернемся.
- Кто это тебе сказал?
- Леонард никогда не уйдет с фермы...
- Хватит болтать, надо торопиться, скоро полночь,
Скоро мы покинем ферму и не вернемся, пока не уйдет Леонард. И никого из соседей не предупредим. Выйдем отсюда тайком, в темноте. Выйдем из дома и пойдем неизвестно куда...
Дорога была окутана мглой. Брат и сестра, одиннадцатилетний Ахмед и восьмилетняя Сальва, ехали на ослице, на которую мы сложили и все наши вещи. Я и отец с матерью шли пешком. Мы прошли километра три, как вдруг из-за дерева на самом краю дороги выскочил человек.
- Вы здесь умрете! - крикнул он. - Вы думали, я сплю или пьян? Леонард не спит! Вы здесь умрете! А я думал, что ты больше всех предан мне и ферме... Но ты - феллага!
- Я испугался за детей, мсье Леонард, я не бросил работу...
- Заткнись, подлец! Ступай вперед!
И мы пошли, понурив головы, под дулом винтовки Леонарда. Убьет он нас или отправит в тюрьму? Кто сказал ему о нашем уходе? Дядя Ахмед? Раскаяние жгло мне душу, это ведь я причина такого поворота судьбы. Не проболтайся я, ничего бы этого не случилось. Мы шли к дому Леонарда, безмолвная мгла скрывала дорогу, и только собаки лаяли, когда мы проходили мимо домов. В доме дяди Ахмеда я увидел свет. Значит, это он выдал нас и теперь радуется, что Леонард нас накажет. Предатель! Вот наш дом. В нем темно. Сердца наши сжимаются от боли.
- Мсье Леонард, - говорит отец, - прошу вас, разрешите моей семье вернуться домой, а со мной делайте что хотите, я один за все в ответе, это я решил уехать.
- Иди... иди... У вас тут больше нет дома. Все вы головорезы, феллаги.
Мы прошли мимо родного дома как чужие. Глядя на дома феллахов, едва видневшиеся во мраке, я думал: "Все они тут чужаки. И если бы ушли, их постигла бы та же участь, что и нас! Почему мсье Леонард всем владеет? Не мы ли сделали тут все своими руками? Ведь он даже корову пасти не способен. Куда же мы идем? В дом Леонарда? Что нам там делать?"
Мать шла впереди, я-за ней, за мной шел отец, а позади всех - Леонард, чтобы не выпускать нас из поля зрения, как пастух, который идет за стадом коров. Да, мы были словно скотина, а Леонард был человеком и даже больше нашим господом на земле. Я невольно обернулся, чтобы понять, чем же он отличается от нас, но не смог его рассмотреть, так как между нами шел отец. Вдруг я споткнулся и упал.
- Что ты плетешься как слепой, - закричал отец, - смотри под ноги!
Отец поднял меня, и я занял его место перед мсье Леонардом. До его дома было всего метров сто. У меня в кармане лежал нож, который отец купил в Бусааде.
Меня отделял от Леонарда какой-нибудь шаг, я был уверен, что он не успеет пустить в ход винтовку. Я вытащил нож из чехла и, не колеблясь, вонзил его ему в грудь. Решение это созрело само собой, когда Леонард сказал, что не позволит нам вернуться домой.
Странно, но он даже не пытался защищаться. Сделал несколько шагов и грохнулся на землю. Из его горла вырывались прерывистые стоны, похожие на чахоточный кашель, который мучил его всю жизнь. Я думал, отец обрадуется, обнимет меня, похвалит за то, что я спас семью от Леонарда. Возьмет меня за дрожащую руку, и мы вместе пойдем по дороге, но он в страхе и гневе вскричал:
- О горе! Что ты наделал?!
Леденящий холод пронзил мое тело.
Отец склонился над Леонардом, стал хлопотать, пытаясь перевязать ему рану, бормотал ругательства и осыпал меня бранью, охая и ахая над Леонардом...
Господи! Кто же прав - отец или я!
- Отец!
- Замолчи! Ты угробил ферму, погубил Леонарда... Давай перенесем его в дом.
- Отец, уйдем отсюда, пока нас никто не увидел, скорее!
- Помоги мне - или убирайся!
- Мама!
- Ты отрезал нам путь жизни, спасай себя, если можешь.
Не знаю, сколько времени я простоял, растерянный, изумленный. Что делать? Спасать ли себя, как сказала мать, или помогать отцу?..
Отрезал путь жизни...
Как хотелось мне знать, что такое путь жизни, какого он цвета.
Отец с матерью подняли Леонарда и положили его на ослицу, согнав Ахмеда и Сальву. Дети подошли ко мне. И в этот момент я решил идти иным путем, не тем, которым шли мои родители. Мгла обволокла ферму, скрыла и их путь, и мой. Мы расстались во мгле...
