Софрон Данилов - На Боковой речке
— Э, кажется, я вас ещё не познакомил, — улыбнулся Дмитрий. — Это Нюргун Туласынов, бригадир комсомольско-молодёжной бригады. Недавно о нём написали очерк в газете «Эдэр коммунист». Может, ты читал?
— Кажется, да… видел… было напечатано, — ответил я, но не мог припомнить, читал я этот очерк или нет.
— Ну, а это мой друг, — продолжал Дмитрий, — вместе на рабфаке учились. Ты не стесняйся, Нюргун. Он человек свой. Говори, с чем пришёл.
— У меня, Дмитрий Степанович, такая просьба, — смущённо начал Нюргун. — Вы росли вместе с моим отцом, дружили и на фронте вместе воевали… А меня… с малолетства знаете… сколько лет в школе… учителем моим были. — Парень опустил глаза, нещадно мял в руках свою старую кепку. — Понимаете, Дмитрий Степанович?..
— Пока ничего не понял. Всё, что ты сказал, мне известно, но чего ты хочешь, я не понимаю.
— Сейчас скажу. Короче говоря, Дмитрий Степанович…
— Ну-ну!..
— Можно ли мне… вступить в партию?..
— В партию? Что значит — можно ли? В партию? Тебе? Конечно, можно, нужно вступить. А я-то думал, чего это ты заикаешься, думал — что-нибудь страшное скажешь, а у тебя вот какая хорошая новость. Так-так. Ты сам решил или с кем-нибудь посоветовался?
— В нашей комсомольской организации мне давно советовали, и мать говорит, что пора. Дмитрий Степанович, может, ещё рановато? Как думаете?
— Думаю, что нет, — сказал Дмитрий серьёзно. — Зря ты сомневаешься. Ты вполне достоин быть коммунистом. Сам посуди, комсомол — резерв партии, а ты один из лучших комсомольцев нашего колхоза. Кому же из молодых, если не тебе, в партию вступать? Я тебе дам рекомендацию, даже с радостью.
— Вот я и пришёл, Дмитрий Степанович…
Дмитрий встал. Нюргун тоже поднялся. Дмитрий положил ему руки на плечи.
— Надеюсь, что ты будешь настоящим коммунистом.
Лицо Нюргуна дрогнуло, он прошептал:
— Я не запятнаю имени моего отца… Если будет надо, я отдам жизнь за родину, как он. — Видно, он не раз повторял про себя эти слова.
Нюргун не мигая смотрел на Дмитрия своими светлыми глазами, а тот глядел задумчиво куда-то мимо Нюргуна, на ивняк, снова затянувшийся пороховой дымкой.
— Да-да…
— Послезавтра партком. Будут обсуждать моё заявление.
— Ладно! — Дмитрий ударил парня по плечу. — Зайдёшь вечером. Будет тебе рекомендация.
— Спасибо!
Нюргун повернулся и побежал по тропинке в деревню. Скоро он скрылся в лесу.
После ухода Нюргуна Дмитрий места себе не находил: то сядет, то встанет, то в шалаш пойдёт, ляжет там…
Что с ним происходит?
Дмитрий жадно выпил из носика чайника давно остывший чай, сказал отрывисто:
— Пойду сети проверить. А ты разведи костёр.
Я сходил в лес, принёс дров, долго разводил костёр.
Примерно через час Дмитрий притащил в берестяной корзине — тымтае крупных трепещущих карасей.
Почистили рыбу, нанизали на ивовые прутья, стали жарить. Жирные караси, не хуже прославленных кобяйских. Пальчики оближешь. Да, Дмитрий не обманул. Мне и вправду повезло. Стоило мерзнуть и мокнуть из-за этого деликатеса. Такими карасями можно потчевать самого дорогого гостя. Жирные какие! Шипят на красных углях костра.
Ем я этих карасей и спрашиваю Дмитрия:
— Кто эта Дариа?
— Кто?..
— Женщина, которая приходила?
— Дариа Туласынова? Как это — кто? Человек. Мать Нюргуна. Коммунистка. Председатель сельсовета. Какие ещё вопросы? — сказал Дмитрий и посмотрел на меня так, что я не стал больше спрашивать.
Дмитрий вошёл в шалаш, вытащил из-под подушки старую полевую сумку, вынул из неё бумагу, ручку.
— Рекомендацию надо парню.
Писал он долго, зачеркивал, тёр лоб рукой и снова писал. Потом вдруг разорвал лист и бросил в костёр. Лёг на спину, закрыл глаза.
Я тоже прилёг.
— Слушай, друг, — внезапно спросил меня Дмитрий, — как ты думаешь, и в самом деле надо всегда говорить правду?
— Ясное дело.
— Тебе это как ясно? Ты не помнишь, что сказал Маяковский про такую ясность?
— Нет.
— «Тот, кто постоянно ясен, тот, по-моему, просто глуп».
— Вряд ли это обо мне сказано, — смутился я, не зная, что ответить.
— Как ни крути, а иной раз правду и не скажешь. Бывают такие случаи.
— Ну, а например?
— Например? Ну что ж, пожалуйста. Только давай сначала закурим.
Дмитрий лёг на живот, подпёр подбородок ладонями. Он больше не раздражался, как в начале разговора, — наоборот, вид у него был какой-то смущённый и печальный.
— Я тебе всё расскажу с самого начала. Выслушай внимательно, обдумай, взвесь. Может, дашь дельный совет. Вот ты спрашивал меня о Дарие, — кто она, что она… Я тебе ответил, но умолчал о самом главном. И ты, по-моему, это почувствовал. Видно, я не могу скрыть то, что есть. Не получается. Просто беда. Иные бахвалятся, что каждый год у них новая любовь. А я не такой. Дариа — моя первая любовь и, я знаю, последняя.
— А жена? — вставил я глупый вопрос.
— Наверно, такая у меня судьба, — будто не услышав, продолжал Дмитрий. — Нас было трое. Дариа, Никус и я. Росли мы в одном аласе, в школу поступили в один год. Тогда дети из далёких аласов поздно начинали учиться. Поэтому седьмой класс мы кончали, можно сказать, переростками. Ты видел — Дариа и сейчас красивая. А какая была!.. Парни постарше нас заглядывались на неё. Стихи сочиняли, дарили ей. А ходила она только со мной и Никусом. Никус видный был парень. По правде говоря, я с самого начала не очень надеялся на любовь Дарии. Бывают люди, при виде которых самые холодные глаза теплеют. Таким был Никус. Весёлый, кудрявый, лёгкий такой. Пел, танцевал. Не то что я — молчаливый, застенчивый…
Сначала Дариа относилась одинаково к нам обоим, но пришло время, когда одному из нас надо было отойти. Дариа выбрала Никуса — стала совсем по-другому смотреть на него.
Как-то перед летними каникулами я встретил их на улице.
— Вы куда? — спросил я.
— В лес, — смущённо ответила Дариа.
— Пойдём с нами, — сказал Никус, не глядя мне в глаза.
Я отказался. Они не особенно огорчились.
Я стоял у забора, смотрел, как они, взявшись за руки, шли лугом к сосновому бору.
Вот уж тут действительно мне всё стало ясно. Но я ничего не мог с собой поделать. Полюбил Дарию ещё больше. И днем и ночью о ней думал. Конечно, я понимал, что нет у меня никакой надежды. Видный был парень Никус, интересный. Я не удивлялся, что выбрала она его, а не меня. Но сердце… Тогда я впервые почувствовал, что оно у меня есть.
Ты понимаешь, мне физически тяжело было видеть их вместе. Так я оказался на рабфаке в Якутске. Я думал, в городе познакомлюсь с новыми людьми, отвлекусь, может, даже встречу другую девушку. С новыми людьми я познакомился и девушек встретил, красивые были, хорошие. Ты помнишь, как они меня звали? Монахом. Ни одна не могла мне понравиться.
Никус и Дариа прислали письмо. Звали на свадьбу. Я ответил, пожелал им счастья. Теперь-то уж совсем всё кончено, думал я, успокаивая себя.
И тут такая тоска на меня напала. Совсем руки опустились.
Раньше я не понимал книг вроде «Страдания молодого Вертера», я не верил, что можно так страдать из-за любви, даже до самоубийства дойти. Думал, что это просто вздор, что до такого только от безделья можно дойти. Это, мол, раньше богачи с жиру бесились. Да… понял, что не так всё просто… А тут как раз и направили меня в родную деревню — рабфак кончил. Просил перевести в другую школу, в другой район, но в районо отказали наотрез.
Я подал заявление в военное училище. Только ты не думай, что я из-за своей несчастной любви ничего тогда не видел и не понимал. Помнишь, какое время было. Гитлер захватил Польшу, кричал о коммунистической опасности. Войной пахло… Даже мы, молодые, понимали, что приближается день, когда надо будет взять оружие в руки. Так я его взял заранее.
Уже приближался вечер. Дождь почти перестал. С севера подул порывистый ветер.
— Ты слушаешь? — спросил Дмитрий, приподнявшись на локте. — Кажется, я начал издалека… Ты рядовым воевал?
— Да.
— А я командир роты, за людей отвечал… Так вот, слушай. Лето сорок второго. Под Сталинградом. Танки Манштейна в Сальской степи. Тяжело нам было. Из боя в бой. Наш полк сильно поредел. Отвели на отдых, на пополнение. И вот мы в приволжской деревушке. Отмылись, отоспались. На третьи сутки прибыло пополнение. Встречали мы его вместе с Сашей Бондаренко, политруком роты. Чуть не с начала войны мы с ним вместе. Ели из одного котелка. Он мне жизнь спас. Был случай.
Так вот, начали мы с Сашей Бондаренко выкликать новых бойцов по списку, и тут из второго ряда выбежал солдат и мне на шею:
— Дмитрий! Дмитрий!
Я обомлел. Ты понимаешь? Меньше всего на свете я ожидал такой встречи. Никус! На меня так и пахнуло родным аласом. А сердце закололо — Дариа…
Я похлопал его по плечам, шепнул на ухо:
— Иди в строй. Получишь разрешение от взводного, приходи вон в ту избу.
Вечером Никус пришёл ко мне.
