Жюль Ренар - Стенка
Уступка за уступкой - они в конце концов размякли. Хуже всего было то, что ссора угрожала их дружбе: ведь и Ганьярда тоже (как все сошлось!) заявила Теодюлю:
- Сделай мне одолжение и сейчас же рассорься с ее мужем!
- Вот напасть! - сказал Филипп.
Ни один из них не пойдет на это. Они оба состояли в муниципальном совете, оба голосовали за тех же людей и хоть и были неравны по росту, но равно уважали друг друга. Они сговорились притвориться, будто поссорились, чтобы отвести глаза женам, и видеться тайком. Один кивнет незаметно, а другой сразу сообразит. Они выйдут поодиночке и сойдутся в задней комнате кабачка. Такие непривычные осложнения были даже забавны, и Теодюль, успокоившись, вскричал:
- За дело!
Во время работы жены, словно подписав перемирие, подбадривали их. Они возглавили составление общего плана, а когда стенка подросла, и сами старались помогать.
- Держи-ка, Липп, душа моя! - говорила Морванда, подавая своему мужу лопаточку известки.
Ганьярда не отставала от нее:
- Лови-ка, Дюль, дорогой! - И кидала своему подходящий кусок кирпича.
Они обходились с мужьями ласково, стараясь доказать друг другу, что умеют поддерживать согласие в собственном доме:
"Видите, сударыня, как мой муж счастлив со мною! Значит, ясно, кто из нас злая тварь!"
Вообще они подчинялись обычному правилу: если отрываешься от одного, сближайся с кем-нибудь другим, чтобы не оставалось пустого места.
Филипп с Ганьярдом, заласканные, не смели крикнуть: "Ну-ка, бабы, пошли прочь!" - и уже не глядели на расход известки.
V
Так они работали три дня. На третий день к вечеру, когда стенка была закончена и дело дошло до заслуженной награды, Филипп Морванд подал условленный знак. Теодюль Ганьярд подмигнул в ответ, и они порознь ускользнули со двора.
Противницам немедленно захотелось освоить новое владение. Морванда приставила к стенке лестницу для кур, намереваясь совершить небольшую рекогносцировку; но едва ее голова показалась над стенкой, как с той стороны появилась голова Ганьярды.
Хоть им обеим и стало досадно, они не тронулись с места, потому что каждая была уверена в своем праве на половину стены. Филипп и Теодюль сгладили верхнюю часть, и здесь камни, вбитые сильным ударом молотка в валик известки, образовали почти гладкую поверхность, которую можно было воображаемой линией разделить по длине надвое.
Морванде пришла в голову еще одна мысль.
Она здесь установит свои горшки с цветами, и вместо этой надутой образины у нее перед глазами будут гвоздики и розы. Мысль была так удачна, что Ганьярда тоже ухватилась за нее, и они одновременно принесли по цветку.
"Пусть себе!" - подумала Морванда, польщенная тем, что ей подражают.
Молча, с разных концов стены, начали они расставлять свои горшки. Они расправляли цветы, чуть касаясь их пальцами, как взбивают прическу, и мокрой тряпочкой протирали зеленые листья.
Вдруг один горшок вырвался из рук Морванды и покатился в сторону Ганьярды, которая вовремя успела подхватить его.
- Благодарю, - сказала Морванда.
- Не за что, - сказала Ганьярда.
Все это сухо, но вежливо.
Все горшки на стене не помещались, и снова воцарилось молчание. Но вот две высокие маргаритки, столкнувшись, сцепились красивыми, пышными головками, с которых от толчка слетело облачко сбитых лепестков.
Однако их быстро разъединили.
- Нет, нет, - сказала Ганьярда.
- Пусть, оставьте, - приказала Морванда.
Ей только что сделали одолжение, и потому именно она должна была говорить в таком повелительном тоне. Ганьярда уступила, чтобы минутой позже вернуть свое.
- Что же это вы, - проворчала она, - прячете свою маленькую резеду за моей высокой далией? Вы, верно, думаете, солнце станет там ее разыскивать? Хороша я буду, если завтра вы обнаружите, что она завяла.
- Ей там хорошо.
- Ну, что вы понимаете в этом!
И она силком водворила бедную резеду туда, куда хотела, на открытое место, посреди своих горшков, но все-таки отдельно от них, на большом камне.
Это послужило сигналом.
Они уступали друг другу самые лучшие, самые выгодные места, и похоже было, что все горшки в конце концов поменяются местами.
А когда перепутались цветы, перепуталось и кто в чем был виноват. Едва одна успевала признать в чем-либо свою вину, как и другая спешила покаяться в том же самом. Сперва они разбирались в своих грехах, потом уже стали спорить из-за них, и Морванда так старалась не оставить за соседкой никакой вины, что обобранная Ганьярда сгорала со стыда, словно раздетая, и чувствовала, как у нее на глазах выступают слезы.
- Задуришь иногда! - сказала она.
Морванда, желая хоть немного разгрузиться от грехов, которых она себе нахватала, сказала:
- Муженьки наши еще глупее нас. Ведь в конце концов построили-то эту стенку они.
- Теперь, - сказала Ганьярда, - если захочешь повидаться, иди в обход, той стороной.
И хотя до "той стороны" было рукой подать, Ганьярда указала вдаль.
- Как будто это в самом деле, - сказала Морванда. - Бранятся ведь от любви, ради развлечения, чтобы размяться. Почему мы поссорились? Вы-то понимаете? Я - нет. И знаете, душенька, почему я особенно дивлюсь? Ведь в прошлое воскресенье здесь не было ничего, а сейчас стоит стенка, и как раз между вами и мной!
- Нечего сказать - стенка, - сказала Ганьярда. - Я бы такую одной ногой сделала. Посмотрите-ка на эти камни: они торчат так, что спину можно ободрать, а известки натекло повсюду, как со свечки.
Каменщиком-то пришлось быть не ей, и теперь она могла посмеиваться вволю.
- Дорогая, - вдруг сказала Морванда, выпрямляясь на своей куриной лестнице и раскрывая объятия, - уберем горшки и поцелуемся: у меня есть одна мысль.
Еще одна мысль! Это уже третья, самая важная.
VI
Филипп и Теодюль возвращались из кабачка. Они хорошо выпили, забыли о своем уговоре и шли рядком, рискуя вызвать гнев своих сварливых жен.
- Я раздумываю, - сказал Филипп, - может, они теперь оставят нас в покое?
- Это зависит, - ответил Теодюль.
- От чего? - спросил Филипп с тревогой.
- Вообще зависит! - повторил Теодюль.
Что за человек! Он так и умрет в сомнении.
- Разойдемся? - спросил он.
- Можно и повременить, - ответил Филипп. - Ночь надвигается темная, ни луны, ни звезд. Они нас не увидят.
Они тихонько терлись друг об друга, радуясь, что могут еще на несколько минут продлить свою преступную дружбу.
- Знаешь, - заговорил Филипп, - если моя разозлит меня, я ей задам.
- Тише! - сказал Теодюль.
Вдруг оба пригнулись и, как легавые собаки по следу, пошли мелкими шажками, расставив руки и растопырив пальцы.
- Стой, - сказал Теодюль и приставил руку плавником ко шву штанов.
- Что они там делают? - спросил Филипп.
- Ну и ну! - сказал Теодюль.
Снится им, что ли? Темнота тут виновата, или они вовсе пьяны? Пригнувшись, они приостановились на дороге и тихонько обменивались восклицаниями:
- Вот здорово!
- Это тебе не игра в пробку!
- Ну, стервы!
Но вместо того, чтобы с ругательствами ринуться из мрака и, как следует настоящим мужчинам, отлупить своих жен, они, совершенно ошеломленные, так и сели посреди дороги.
Прямо перед ними, одна с заступом, другая с кочергой, пыхтя, когда камень не поддавался или когда кусок свежей известки отлетал в лицо, подчас носом к носу и уж во всяком случае сердцем к сердцу, Морванда и Ганьярда, эти вздорные подруги на всю жизнь, уже с увлечением разваливали свою стенку!
