Чарльз Диккенс - Холодный дом (главы XXXI-LXVII)

- Слушай! - повернулся к ней мальчик. - Скажи-ка мне ты. Эта леди - не та леди?

Чарли покачала головой и аккуратно оправила его лохмотья, стараясь, чтобы ему было как можно теплее.

- Так! - буркнул мальчик. - Значит, это должно быть, не она.

- Я пришла узнать, не могу ли я чем-нибудь помочь тебе, - сказала я. Что с тобой?

- Меня то в жар кидает, то в холод, - хрипло ответил мальчик, бросив на меня блуждающий, растерянный взгляд, - то в жар, то в холод, раз за разом, без передышки. И все ко сну клонит, и вроде как в голове путается... а во рту сухо... и каждая косточка болит - не кости, а сплошная боль.

- Когда он пришел сюда? - спросила я женщину.

- Я нынче утром встретила его на краю нашего города. А познакомилась я с ним раньше, в Лондоне. Правда, Джо?

- В Одиноком Томе, - ответил мальчик.

Иногда ему удавалось сосредоточить внимание или остановить на чем-нибудь блуждающий взгляд, но - лишь очень ненадолго. Вскоре он снова опустил голову и, тяжело качая ею из стороны в сторону, забормотал что-то, словно в полусне.

- Когда он вышел из Лондона? - спросила я женщину.

- Из Лондона я вышел вчера, - ответил за нее мальчик, теперь уже весь красный и пышущий жаром. - Иду куда глаза глядят.

- Куда? - переспросила я.

- Куда глаза глядят, - повторил мальчик немного громче. - Меня все гонят и гонят - не велят задерживаться на месте; прямо дыхнуть не дают с той поры, как та, другая, мне соверен дала. Миссис Снегсби, та вечно за мной следит, прогоняет, - а что я ей сделал? - да и все они следят, все гонят. Все до одного - с того часу, как встану и пока спать не лягу. Ну, я и пошел куда глаза глядят. Вот куда. Она мне сказала там, в Одиноком Томе, что пришла из Столбенса *, вот я и побрел по дороге в Столбенс. Туда ли, сюда ли - все одно.

Что бы он ни говорил, он всякий раз под конец повертывался к Чарли.

- Что с ним делать? - сказала я, отводя женщину в сторону. - Не может же он уйти в таком состоянии, тем более что идти ему некуда и он даже сам не отдает себе отчета, куда идет.

- Не знаю, сударыня, или, как говорится, "знаю не лучше покойника", отозвалась она, бросая на Джо сострадательный взгляд. - Может, покойники-то и лучше нашего знают, да только сказать нам не могут. Я его целый день у себя продержала из жалости, похлебкой его покормила, лекарство дала, а Лиз пошла хлопотать, чтоб его куда-нибудь поместили (вот тут, на койке, мой крошечкаэто ее ребенок, но он все равно что мой); только я долго держать у себя мальчишку я не могу: вернется мой хозяин домой да увидит его здесь, вон вытолкает, а то и побьет, чего доброго. Смотри-ка! Вот и Лиз вернулась!

И правда, в Лмнату вбежала Лиз, а мальчик поднялся, должно быть смутно сознавая, что ему тут больше нельзя оставаться. Когда именно проснулся ребенок, когда Чарли подошла к нему, подняла его с койки и принялась нянчить, шагая взад и вперед по комнате, я не помню. Но она делала все это спокойно, по-матерински, как и в мансарде миссис Блайндер, когда жила там вместе с Томом и Эммой и нянчила их.

Подруга Дженни побывала в разных местах, но всюду ее посылали от одного к другому, и она вернулась ни с чем. Сначала ей говорили, что сейчас поместить мальчика в больницу нельзя - слишком рано, потом - что уже поздно. Одно должностное лицо посылало ее к другому, а другое отсылало назад к первому, и так она и ходила взад и вперед, а я, слушая ее, подумала, что оба эти должностных лица, очевидно, были приняты на службу за уменье отвиливать от своих обязанностей, но вовсе не для того, чтобы их выполнять.

- А сейчас, - продолжала Лиз, еле переводя дух, потому что все время бежала и вдобавок была чем-то испугана, - сейчас, Дженни, твой хозяин идет домой, да и мой за ним следом, - а что будет с мальчиком, не знаю; помоги ему бог, но мы ничего для него сделать не можем!

Женщины сложились и, набрав несколько полупенсов, поспешно сунули их мальчику, а тот взял деньги, как в тумане, с какой-то полубессознательной благодарностью и, волоча ноги, вышел из дома.

- Дай-ка мне ребенка, доченька, - сказала Лиз, обращаясь к Чарли, - и спасибо тебе от всей души! Дженни, подруженька ты моя, спокойной ночи! Если хозяин мой на меня не накинется, сударыня, я немного погодя пойду поищу мальчика около печей, - скорей всего он где-нибудь там приютится, - а утром опять схожу туда.

Она быстро ушла, и вскоре, проходя мимо ее дома, мы увидели, как она баюкает ребенка у двери, напевая ему песенку, а сама тревожно смотрит на дорогу, поджидая пьяного мужа.

Я боялась, что, если мы останемся здесь поговорить с этими женщинами, им за это попадет от мужей. Но я сказала Чарли, что нельзя нам покинуть мальчика и тем самым обречь его на верную смерть. Чарли гораздо лучше меня знала, что надо делать, а быстрота соображения была у нее под стать присутствию духа, и вот она выскользнула из дома раньше меня, и вскоре мы нагнали Джо, когда он уже подходил к печи для обжига кирпича.

Должно быть, он отправился в путешествие с узелком под мышкой, но узелок украли, а может быть, мальчик потерял его; и сейчас он нес жалкие клоки своей меховой шапки, как узелок, хотя шел с непокрытой головой под дождем, который вдруг снова полил как из ведра. Когда мы окликнули его, он остановился, но едва я к нему подошла, как он снова с ужасом впился в меня блестящими глазами и даже перестал дрожать.

Я предложила мальчику пойти к нам, обещав устроить его на ночлег.

- Не надо мне никакого ночлега, - отозвался он, - лягу промеж теплых кирпичей и все.

- А ты не знаешь, что так и помереть можно? - проговорила Чарли.

- Все равно, люди везде помирают, - сказал мальчик, - дома помирают, она знает где; я ей показывал... в Одиноком Томе помирают, - целыми толпами. Больше помирают, чем выживают, как я вижу. - И вдруг он хрипло зашептал, повернувшись к Чарли: - Ежели она не та, другая, так и не иностранка. Неужто их целых три!

Чарли покосилась в мою сторону немного испуганными глазами. Да и я чуть не испугалась, когда мальчик уставился на меня.

Но когда я подозвала его знаком, он повернулся и пошел за нами, а я, убедившись, что он слушается меня, направилась прямо домой. Идти было недалеко - только подняться на пригорок. Дорога была безлюдна - мимо нас прошел лишь один человек. А я сомневалась, удастся ли нам дойти до дому без посторонней помощи, - мальчик едва плелся неверными шагами и все время пошатывался. Однако он ни на что не жаловался и, как ни странно, ничуть о себе не беспокоился.

Придя домой, я оставила его ненадолго в передней, - где он съежился в углу оконной ниши, глядя перед собой остановившимися глазами, такими безучастными, что его оцепенелое состояние никак нельзя было объяснить сильным и непривычным впечатлением от яркого света и уютной обстановке, в которую он попал, - а сама пошла в гостиную, чтобы поговорить с опекуном. Там я увидела мистера Скимпола, который приехал к нам в почтовой карете, как он частенько приезжал - без предупреждения и без вещей; впрочем, он постоянно брал у нас все, что ему было нужно.

Опекун, мистер Скимпол и я, мы сейчас же вышли в переднюю, чтобы посмотреть на больного. В передней собралась прислуга, а Чарли стояла рядом с мальчиком, который дрожал в оконной нише, как раненый зверек, вытащенный из канавы.

- Дело дрянь, - сказал опекун, после того как задал мальчику два-три вопроса, пощупал ему лоб и заглянул в глаза. - Как ваше мнение, Гарольд?

- Лучше всего выгнать его вон, - сказал мистер Скимпол.

- То есть как это - вон? - переспросил опекун почти суровым тоном.

- Дорогой Джарндис, - ответствовал мистер Скимпол, - вы же знаете, что я такое - я дитя. Будьте со мной строги, если я этого заслуживаю. Но я от природы не выношу таких больных. И никогда не выносил, даже в бытность мою лекарем. Он ведь других заразить может. Лихорадка у него очень опасная.

Все это мистер Скимпол изложил свойственным ему легким тоном, вернувшись вместе с нами из передней в гостиную и усевшись на табурет перед роялем.

- Вы скажете, что это ребячество, - продолжал мистер Скимпол, весело посматривая на нас. - Что ж, признаю, возможно, что и ребячество. Но ведь я и вправду ребенок и никогда не претендовал на то, чтобы меня считали взрослым. Если вы его прогоните, он опять пойдет своей дорогой; значит, вы прогоните его туда, где он был раньше, - только и всего. Поймите, ему будет не хуже, чем было. Ну, пусть ему будет даже лучше, если уж вам так хочется. Дайте ему шесть пенсов или пять шиллингов, или пять фунтов с половиной, - вы умеете считать, а я нет, - и с рук долой!

- А что же он будет делать? - спросил опекун.

- Клянусь жизнью, не имею ни малейшего представления о том, что именно он будет делать, - ответил мистер Скимпол, пожимая плечами и чарующе улыбаясь. - Но что-нибудь он да будет делать, в этом я ничуть не сомневаюсь.

- Какое безобразие, - проговорил опекун, которому я наскоро рассказала о бесплодных хлопотах женщин, - какое безобразие, - повторял он, шагая взад и вперед и ероша себе волосы, - подумайте только - будь этот бедняга осужденным преступником и сиди он в тюрьме, для него широко распахнулись бы двери тюремной больницы и уход за ним был бы не хуже, чем за любым другим больным мальчиком в нашем королевстве!