Пэлем Вудхауз - Дживз уходит на каникулы
-- Представления не имела. Мне никто ничего не рассказывает.
-- Ну вот, он написал книгу про начальную школу. Он там пишет про начальную школу.
-- Про начальную школу -- неужели?
-- Да, про начальную школу.
-- Слава богу, это мы уже выяснили. Повторение -- мать учения. Ну и...?
-- А "Сездей Ривью" написала что-то клеветническое про эту книгу, а папин адвокат сказал, что папа может выиграть от процесса не меньше пятидесяти тысяч фунтов стерлингов. Ведь это же была клевета. Все это время папа разбирался с адвокатом. Но сегодня вечером он приедет назад. И будет участвовать в раздаче призов, его речь уже готова, я ее перепечатала. Ах, а вот и мой дорогой Поппет, -- сказала Филлис, услышав приближающийся лай. -Он хочет покушать, мой дорогой песик. Сейчас, сейчас, Мамочка идет! -заворковала она и упорхнула от нас к нашим меньшим братьям.
После ее ухода воцарилась краткое молчание.
-- Ничего не хочу слышать, -- наконец сказал тетушка Далия с вызовом. -- Ум это еще не все. Она хорошая, добрая девушка. И я люблю ее как родную дочь.
И пусть кто-то из вас считает ее дурочкой. Эй, -- сказал она, увидев, что Киппер откинулся на стул, безуспешно пытаясь придать своему лицу волевое выражение. -- Что вы так разволновались, мой юный Херринг?
Я видел, что Киппер не в разговорчивой форме, поэтому ответил за него сам.
-- Возникает весьма сложная ситуация, дорогая тетушка. Ты же слышала, что рассказала Ф. Милз перед тем, как отправиться кормить свою собаку. А она все рассказала.
-- Как тебя понять?
-- А то, что она выложила все факты. Апджон написал эту тонкую книжицу, которая, если ты помнишь, посвящена начальной школе, и в ней он утверждает, по словам Киппера, что время, проведенное в таких заведениях, является самым счастливым в нашей жизни. Гл. редактор отдал эту книгу на рецензию Кипперу, и он, вспоминая это мрачное время в Мелверн Хаус, что в Бремли, когда мы только и делали, что собирали маргаритки в кавычках, -- Киппер написал меткую рецензию: рука его была тверда. Ведь так, Киппер?
Киппер нашел в себе силы заговорить из такой глубины души, точно как буйвол вытаскивает с чавканьем ногу, засосанную в болоте.
"Но, черт побери," -- заговорил он наконец человеческим голосом, -"критика была совершенно справедливой. Конечно же, я говорил без обиняков..."
"Было бы небезынтересно узнать, в каких именно выражениях ты говорил без обиняков, ибо среди них может оказаться пара таких, которые будут тебе стоить пяти тысяч фунтов стерлингов. Берти, садись в машину, съезди на станцию и посмотри, нет ли у них в киоске одного экземпляра... Впрочем нет, погоди. Вольно. Я сейчас приду," -- сказала она и вышла из комнаты, оставив меня в полном неведении, какие будут дальнейшие распоряжения. Пути тетушек неисповедимы.
Я повернулся к Кипперу.
"Плохо дело," -- сказал я.
По его сморщенному выражению я понял, что хуже некуда.
"Что может быть, если сотрудник еженедельника вгоняет свое начальство в большие издержки за клевету?"
"Его выгоняют, но что хуже всего, ему будет трудно найти другую работу. Его заносят в черный список."
Я его понял. Ох уж эти господа, которые владеют еженедельниками: они считают каждый пенни. Им нравится, когда деньги прибывают, но если вдруг, вместо этого, деньги меняют свое направление в результате оплошности какой-либо штатной человеческой единицы, они сводят ее к нулю. Насколько мне было известно, журнал Киппера (не Киппера конечно) находился во владении то ли какого-то правления, то ли синдиката, но все вместе они были то же самое, что каждый в отдельности. По словам Киппера, они не только увольняли небезызвестную единицу, но и сообщали о том себе подобным.
"Ах Херринг?" -- скажет кто-то, когда Киппер придет к нему устраиваться на работу. -- "Это не тот самый негодник, который лишил "Сездей Ривью? толстого слоя масла на хлебе"? Выкиньте его в окно, мы помашем ему вслед." Другими словами, если Апджон выиграет процесс, шансы человеческой единицы "Киппер" превратиться в штатную единицу очень малы. Должны пройти годы, прежде его помилуют.
"Мне останется только продавать карандаши в подземном переходе," -сказал Киппер, и он только обхватил лицо руками на манер того, как это делают в случае отчаяния, но в это время дверь отворилась и в комнату вошла не тетушка Далия, а Бобби.
"Я взяла не ту книгу." -- сказала она. -- "Мне нужна была..."
Тут она обернулась на Киппера и вся напряглась ну точно как жена Лота, помните, тогда еще происходили все эти неприятности с небезызвестными городами: так вот, она превратилась в соляной столп, хотя что этим хотел сказать автор, я так и не мог понять. При чем тут соль. Весьма, весьма эксцентричен: я бы сказал иначе!
"О!" -- воскликнула между тем Бобби, как будто оскорбленная увиденным, но в это время Киппер издал протяжный стон и поднял к ней свое испепеленное лицо. При виде этой человеческой руины все презрение мигом испарилось из Роберты Уикам, и на месте ее возникла любящая и нежная Бобби. Одним прыжком она подскочила к нему как львица, обретшая, наконец, своего детеныша.
"Регги! О, Регги Регги, дорогой мой, что случилось?" -- воскликнула она, явно переменившись в лучшую сторону. Она размякла при виде чужого горя, такое часто бывает с женщинами. Об этом часто, кстати пишут поэты. Может, вы слышали, у одного поэта есть такие строчки:
О женщина, в часы любви
там-тамти-тидли что-то там "вы".
"Когда" там что-то такое "цветы",
и точно не помню, трам-там "ты".
Бобби накинулась на меня как разъяренная львица.
"Что ты сделал с этим бедным агнцем?" -- воскликнула она и посмотрела на меня взглядом, которому по колючести не было равных во всем нашем графстве за весь последний летний месяц. И только я успел объяснить, что вовсе не я, а рок судьбы омрачил чело бедного агнца, как в комнату вернулась тетушка Далия.
"Я была права," -- сказал она. "Я была уверена, что после выхода книги Апджон обязательно свяжется с агентством по журнальным и газетным вырезкам. Я нашла это у него на столе. Это твоя рецензия на его книгу, мой юный Херринг, и даже беглого взгляда достаточно, чтобы понять, почему ему это могло не понравиться. Я могу прочитать вам это вслух."
Я конечно представлял себе, в каком ключе будет написана рецензия Киппера, что она не будет хвалебной, и что до меня, я слушал ее с большим удовольствием. Заканчивалась статья следующим образом:
"Обри Апджон был бы иного мнения о начальной школе, если сам бы оказался на месте своих учеников в Мелверн Хаус, что в Бремли. Мы никогда не забудем свиной колбасы, которую нам подавали по воскресеньям: судя по вкусу, свинина принадлежала свиньям, прожившим безрадостную жизнь и умершим от сапа или туберкулеза."
До сих пор, Киппер сидел, постукивая пальцами по коленке и время от времени вставляя: "да, сказано остро, но правда". Но когда тетушка дошла до этого последнего абзаца, он снова сделал свой знаменитый прыжок в высоту, явно побив прежние свои рекорды на несколько дюймов. Я успел подумать, что если отпадет его теперешний способ зарабатыванья денег, у него впереди блестящее будущее акробата.
"Но я не писал этих слов", -- воскликнул Киппер.
"Но вот же, напечатано черным по белому".
"Но это же клевета!"
"То же самое считает Апджон и его хищник-адвокат. И я должна сказать, что эта колбаса действительно попахивает для тебя пятьюдесятью тысячами фунтов."
"Дайте я сам взгляну," -- воскликнул Киппер. -- "Я ничего не понимаю. Нет, подожди, дорогая, не сейчас. Мне нужно подумать." -- говорил Киппер в то время, как Бобби подскочила и обвила его руками, как цепкий плющ.
"Регги!" -- завопила она, именно завопила. -- "Это все я!"
"Что?"
"Ну, этот конец. Помнишь, за ленчем ты показал мне корректуру и попросил занести ее тебе в журнал, так как ты спешил на гольф. Когда ты ушел, я перечитала все, там не было того, что ты мне смешно рассказывал про эту колбасу. И тут я подумала, что будет очень забавно если... Ну, я и подписала это в конце. Просто как метафору...
ГЛАВА 14
На некоторое мгновение в комнате воцарилась тишина, прерванная лишь тетушкиным восклицанием: "Вот это да!" Киппер стоял мигая глазами: я уже однажды видел, как он это делал на турнирах по боксу, получая ближний короткий в самое ранимое место типа "в нос". Не могу сказать, мелькнула ли в этот момент в его мозгу желание схватить Бобби за шею и поработать с ней, но если и так, это желание было недолгим, ибо любовь возобладала. Ведь она назвала его агнцем, и с нежностью такового он заговорил.
-- Ах, вот что. Ну что ж, ладно.
-- Мне очень жаль.
-- Ну что ты.
-- Ты меня сможешь простить?
-- Конечно.
-- Я не желала ничего дурного.
-- Конечно же нет.
-- У тебя теперь будут неприятности?
-- Возможны некоторые осложнения.
-- О, Регги!
-- Ничего страшного.
-- Я испортила тебе жизнь.
-- Пустяки. "Сездей Ривью" не единственная газета в Лондоне. Если меня и уволят, устроюсь на работу в другое место.
