Опасный водоворот - Андраш Беркеши
Раненых отправили на перевязочный пункт, остальные тревожно ждали решения своей участи. Но все оставалось без изменений… Вечером принесли ужин.
Бела и майор Хидвеги решили поговорить с мятежниками. Противоречивые чувства овладели ими в гараже. Бела остановился около пятнадцатилетнего подростка.
— Как тебя зовут?
— Тибор Матэ, — ответил мальчик, робко опустив глаза.
— Против кого ты воевал?
— Не знаю…
— Ради чего шел убивать?
— Не знаю…
— Где ты достал оружие?
Парнишка молчал. Может быть, он и сам не знал. Глаза у него покраснели от слез. Он думал о матери. Что будет с ней, если вечером он не придет домой? Бедная мама от беспокойства сляжет…
Парнишка уставился на стену, на глаза ему навернулись слезы. И вдруг он разразился душераздирающими рыданиями.
Хидвеги давно не слышал таких горьких хватающих за сердце рыданий.
— До-мой… хо-чу… до-мой… — всхлипывая и заикаясь, бормотал мальчик. — Мамка ждет…
— Кто у тебя мать?
— Прачка.
— Где живешь?
— На улице Дороття.
Они прошли дальше. Остановились перед молодым человеком лет двадцати четырех. На нем синий комбинезон и лыжная шапка. Волосы завиты. У ног портфель.
— Как звать? — спросил Хидвеги.
— Петер Иванка, — еле слышно ответил тот.
— Чем занимаетесь?
— Ничем!
— Судились?
Иванка задумался. Что ответить? Он знает, где находится, врать нет смысла.
— Трижды, за ограбление.
— Откройте портфель, — потребовал майор. Парень наклонился, поднял портфель и послушно открыл его.
Заглянув в портфель, майор неторопливо извлекает из него бутылку шампанского, пять пар часов, кольца — штук двадцать, дамское нейлоновое белье…
Дальше нечего смотреть, все ясно.
— Пошли, — кивнул он Беле. — «Незапятнанная революция!..»
Примерно через полчаса молодой офицер, приветливо улыбаясь, вызвал Тибора Матэ.
— Пошли, — пригласил он мальчика.
У выхода на улицу Мерлег их ждал Хидвеги.
— Послушай меня, мальчуган! Сейчас ты пойдешь домой к матери. Товарищ лейтенант тебя проводит. Но если ты еще раз поднимешь оружие против собственной матери — получишь пулю… Понял?
Тот опустил глаза и еле слышно ответил:
— Да.
Дверь за ними с шумом захлопнулась.
Час спустя патрулем был обнаружен труп лейтенанта. Он доставил Тиби матери целым и невредимым. А когда возвращался, притаившийся где-то враг убил его выстрелом в спину. У этого лейтенанта был шестимесячный сын, которого звали тоже Тиби.
— Как ты себя чувствуешь, Эржи? — спросил Бела и присел рядом с лежавшей на одеяле девушкой.
— Благодарю, Бела, кажется, мне уже лучше, — тихо ответила она, устремив печальный взор в потолок. Слезы навернулись у нее на глаза, темные круги под ними еще больше оттеняли бледность лица. Беле показалось, что мысли Эржи сейчас далеко-далеко, витают где-то в беспредельной дали и лишь тело ее, хрупкое измученное тело, лежит вот здесь, на грубом солдатском одеяле.
— Бедняжка Эржике, — погладил юноша ее бескровную руку, — ты очень ослабла…
Эржи не ответила. Она чувствовала себя разбитой. Что именно причиняло ей боль, она не могла определить, это нельзя было выразить словами, но ей становилось больно от мыслей и о прошлом, и о настоящем. А будущее? Что ждет ее впереди? Казалось, от одной мысли о будущем ее тоже пронизывает острой болью. В ней боролись противоположные чувства: надежда и разочарование. То ей казалось, что она летит над ярко освещенными полями навстречу сияющему счастью, вот оно уже совсем близко. Но в этот миг ей отчетливо представлялась ползущая фигура. Правда, лицо рассмотреть невозможно, но она знает, чувствует — это Ласло!.. И все меркло вокруг, все заслоняла эта фигура. Сияющее счастье — плод воображения, самообман. «Я сама убила свое счастье из автомата — вот подлинная действительность», — терзала себя девушка. Ей представлялось, как она бредет по дну погруженных во мрак глубоких оврагов и пропастей, ее преследуют призраки, над нею непроницаемая завеса из ветвей деревьев, закрывающая небо. И вдруг через эту завесу пробился ослепительно яркий луч, затем хлынул целый поток света, и в нем показалась ползущая фигура. Лица опять не видно, но она чувствует — это Ласло!.. Он спасет ее, вытащит из бездны, все простит и возьмет с собой…
В голове у нее все идет кругом. Ей начинает казаться, что она сходит с ума… «Где правда? Здесь, в этом здании? Или там, у подножия памятника? Кто заблуждается? Те, кто вокруг меня, или те, на улице? На чьей стороне правда? Ах, как ужасно думать об этом! Какие счастливые те, кто твердо верит… Поверю ли я? Раньше я тоже верила. Верила передовой статье «Сабад неп» от 23 октября… Поэтому и вышла на улицу! Как это говорилось в статье «Новый весенний смотр сил». Да, кажется, так… Партия и ее газета стали на сторону молодежи. Поэтому я пошла на демонстрацию… Поэтому пошел и Ласло. А что если я защищаю здесь не партию, а нескольких персон, обезумевших от одной только мысли, что они могут потерять власть, и цепляющихся за свои обитые бархатом кресла? Что если партию защищают те, в кого я стреляла? Кто прав? Люблю ли я Ласло? Я жить не могу без него. А если Ласло контрреволюционер? Нет, этого быть не может. А если это так? Кто мне дороже: Ласло или партия? Нет, нет!.. Так нельзя ставить вопрос, это жестоко! Такой выбор исключен!»
— Бела, — спросила она тихо, — а много их погибло?
— Не знаю, думаю, что немного…
— Ты их видел?
— Да, пятерых или шестерых. Раненые, наверное, выживут.
— Где они? Здесь?
— Да.
«Решусь ли я спросить? Бела — хороший друг, но поймет ли он меня?..»
— Скажи, Бела… — чуть слышно спросила она. — Ласло… Ласло Тёрёка, моего жениха, среди них нет?
Юноша изумленно раскрыл глаза: «Что это с ней?»
— Ты сошла с ума! Как мог попасть сюда Ласло? Он ведь военный…
В глазах девушки блеснула слабая искра надежды. Она приподнялась и, опираясь на локти, отыскивала глаза Белы.
— Ты считаешь, что Ласло не может быть там, среди них? — взволнованно спросила она.
— Среди них его нет. Я уверен в этом, — решительно сказал юноша. — Я знаю Ласло. Может быть, в первые минуты он растерялся… Оставь свои глупости. Не забывай — он в армии и сейчас в части…
— Но, — перебила его Эржи, — он был как раз в отпуске…
— Значит, уже вернулся в свою часть. Не забивай себе голову всякой ерундой, Эржи. Поспи хоть немного… К утру тебе станет лучше.
— Может быть… может быть, ты прав. Но я многого не понимаю…
— Чего ты не понимаешь, Эржике? — спросил Бела.
— Не понимаю, почему молодежь не складывает
