Уильям Теккерей - Ньюкомы, жизнеописание одной весьма почтенной семьи (книга 1)
- Ну выкладывайте, Ф. Б.! - просит Клайв.
- Я навлек на вашего дядюшку гонения за его близость к папистам; созвал сходку в "Скороходе" на Болинброк-стрит. Биллингс, торговец маслом, токарь Шарвуд, он же специалист по изготовлению ваксы, и достопочтенный Фелим О'Карра, сын лорда Скаллабога, держали речи. Два или три почтенных семейства (в том числе ваша тетушка, миссис Как-ее-Там Ньюком) в возмущении покинули часовню. Я выступил в "Пэл-Мэл" со статьей в жанре моих полемических биографий, ^поднялся спор в газетах - словом, общий интерес, сэр. Часовня стала приносить доход священнику, а заодно и Шеррику. Дела Чарльза идут превосходно, сэр. Особенно помногу он никогда не занимал; и если это грех избавить нашего друга от старых долгов, удовольствовать его кредиторов и дать ему вольно вздохнуть, то, должен признаться со всей откровенностью, что Ф. Б. повинен в сем грехе. И пусть бы на моей совести не было большего греха, Клайв. А Чарльз, право, очень подошел бы для роли мученика, сэр; например, Себастьян, изрешеченный бумажными катышками; или Варфоломей на холодном рашпере. А вот нам и омара принесли! Ей-богу, Мэри, я никогда не видывал лучшего!
Надо думать, что именно этот рассказ о делах и успехах дядюшки Ханимена привел нашего Клайва в часовню леди Уиттлси; и уж, во всяком случае, не слова мисс Этель о том, что они с бабушкой ходят туда, побудили его направить свои стопы в упомянутое место. В следующее же воскресенье он явился в часовню и, проведенный сторожихой к скамье настоятеля, застал там мистера Шеррика, который восседал с превеликой важностью и преогромными золотыми булавками в галстуке и при первых звуках гимна вручил ему толстый молитвенник в золоченом переплете.
Аромат цветочных духов разлился в воздухе, когда Чарльз Ханимен в сопровождении церковного служки прошествовал мимо них из ризницы и занял свое место на кафедре. В прежние времена он носил поверх ниспадавшего складками стихаря еще и широкую епитрахиль; Клайв помнил, что мальчиком, заходя в ризницу, он наблюдал, как дядюшка расправлял на себе епитрахиль, приглаживал рукава облачения и выпускал на лоб кокетливый завиток, дабы на кафедре являть собой достойный образец церковного благолепия. Теперь он носил епитрахиль шириной не более галстука, которая свободно спускалась спереди и сзади; стихарь был прямой и не доставал до полу; правда, из-под узких рукавов, кажется, выглядывала скромная кружевная оторочка, а по подолу шли причудливые узоры из шелковой тесьмы или чего-то в этом роде. Что до завитка на лбу, то от него осталось не больше зримых следов, чем от Майского дерева на Стрэнде или креста на Чаринг-Кросс. Волосы Ханимена были расчесаны на прямой пробор, спереди подстрижены, а на уши и на затылок спускались мягкими волнами. Он читал молитву быстро и слегка гнусавя. Когда зазвучала музыка, он замер, склонив голову набок и держа на молитвеннике два тонких пальца, - точь-в-точь какое-нибудь средневековое изваяние в нише. Право же, стоило послушать, как Шеррик, у которого был звучный голос, подпевал гимну. Тут и там радовали глаз приношения с цветочного рынка; наш импрессарио разыскал у старого Мосса на Уордор-стрит фламандское окно из цветного стекла и пристроил его в своей часовне. Оттого бледно-зеленые и золотистые блики с продолговатыми очертаниями на них готических букв пробегали по хорам и галерее, придавая часовне леди Уиттлси необычайно средневековый вид.
Когда настало время проповеди, Чарльз сбросил стихарь, перестал гнусавить, и священник уступил место оратору. Проповедь его была краткой и касалась событий дня. Как раз в это время некий юный отпрыск королевского дома, надежда нации и законный наследник престала, погиб в результате несчастного случая. Для сравнения Ханимен обратился к Авессалому, Давидову сыну. Он рассказал об обеих этих смертях, о скорбящих венценосцах и о судьбе, которая превыше них. Проповедь и впрямь была очень трогательной и взволновала собравшихся.
- Здорово, а?! - говорил Шеррик, подавая Клайву руку, когда церковная служба закончилась. - Заметили, как он вышел? Я просто не подозревал в нем таких способностей! - Шеррик, очевидно, в последнее время был совершенно упоен талантами Чарльза и говорил о нем, - что за непочтенье! - как режиссер о трагике, имевшем успех" Однако простим это Шеррику, он был человек театральный. - На ирландца совсем не шли, - шепнул он мистеру Ньюкому, - я от него избавился, дай бог памяти, - да, на святого Михаила.
Принимая во внимание молодость Клайва и его природное легкомыслие, мы не будем строго судить его за то, что он не слишком внимательно слушал службу и часто оглядывался по сторонам. Церковь была заполнена представителями высшего света и шляпками по последней парижской моде. Сзади, в темном углу под хорами, сидел целый эскадрон лакеев. Ну конечно же, тот, с пудреной головой, облачен в ливрею леди Кью! Клайв принялся внимательно разглядывать лица под шляпками и тотчас узнал физиономию старой графини, зловещую и желтую, как ее медный дверной молоток, а рядом прелестное личико Этель. Едва прихожане поднялись с мест, он кинулся к выходу.
- Разве вы не останетесь повидать Ханимена? - спросил с удивлением Шеррик.
- Да-да, я сейчас вернусь, - ответил Клайв и исчез. Он сдержал свое слово н тут же вернулся. При леди
Кью были также юный маркиз и какая-то пожилая дама. Клайв прошел под самым носом ее сиятельства, но этот почтенный римский нос не выказал ни малейшего желания хоть чуточку наклониться. Этель приветствовала его кивком и улыбкой. Маркиз нашептывал ей в ушко одну из своих аристократических острот, и она смеялась то ли над этой шуткой, то ли над ее автором. Подножка щегольского украшенного гербом экипажа с шумом опустилась. Желтоперый вспрыгнул на запятки и поместился рядом с другой Канарейкой, столь же гигантского размера; карета леди Кью укатила, уступив место коляске леди Кантертон.
Клайв вернулся в часовню через маленькую дверцу возле ризницы. Все прихожане к этому времени разошлись. Только две дамы стояли возле кафедры, да еще Шеррик прохаживался взад и вперед по боковому приделу, побрякивая монетами в кармане.
- Публика - первый сорт, не так ли, мистер Ньюком? Я насчитал, по крайней мере, четырнадцать титулованных особ. Принцесса де Монконтур с супругом, наверное, - такой бородатый господин, зевал всю проповедь - этак ведь и челюсть недолго вывихнуть! Графиня Кью с дочкой. Графиня Кантертон с высокородной мисс Фетлок, нет - леди Фетлок. Графская дочь, стало быть непременно леди, черт возьми! Леди Гленливат с сыновьями. Светлейший маркиз Фаринтош и лорд Генри Рой - это семь, нет, девять, и еще принц с принцессой. Джулия, милочка, ты была сегодня в ударе, никогда лучше не дела. Это мистер Клайв Ньюком, помнишь его?
Мистер Клайв отвесил поклон дамам, которые приветствовали его грациозным реверансом. Мисс Шеррик не сводила глаз с дверей ризницы.
- Как поживает старый полковник? Отличный малый - простите, что я так говорю, - но он человек простой и притом честнейшей души. Навещал я мистера Бинни, второго моего съемщика. По-моему, он что-то желтоват с лица, наш мистер Бинни. А эта дама, что у него живет, такая гордячка - не подступись! Когда же вы зайдете к нам в Ридженте-парк откушать баранинки, мистер Клайв? И винцо есть неплохое. Наш преподобный друг тоже заходит порой осушить стаканчик, не так ли, сударыня?
- Мы будем очень рады видеть у себя мистера Ньюкома, - говорит красивая лицом и добрая нравом миссис Шеррик. - Правда, Джулия?
- О, разумеется! - отвечает Джулия, чьи мысли, судя по всему, витают в другом месте. И тут как раз в дверях ризницы появился сам преподобный друг. Обе дамы бросаются к нему, спеша пожать ему руку.
- Ах, мистер Ханимен, какая проповедь! Мы с Джулией так плакали там на хорах, боялись, вы нас услышите. Правда, Джулия?
- О, да, - отвечает Джулия, которую пастор держит за руку.
- А когда вы стали описывать того юношу, я сразу вспомнила своего бедного мальчика, правда, Джулия? - восклицает старшая из дам, и по щекам ее текут слезы.
- Мы потеряли его больше десяти лет назад, - грустно шепчет Клайву Шеррик. - И она не перестает о нем думать. Таковы женщины.
Клайв был глубоко растроган таким проявлением неподдельного чувства.
- Его матушка, - продолжает добрая женщина, указывая на мужа, - тоже, знаете ли, происходила из Авессаломов. Очень почтенное семейство, они торговали брильянтами в...
- Хватит, Бетси, и оставь в покое мою бедную старую матушку, - сердито оборвал ее мистер Шеррик.
А Клайв в это время уже находился в нежных объятиях своего дядюшки, который пенял ему, что он еще не наведался на Уолпол-стрит.
- Итак, друзья, когда вы заглянете в мою лавчонку, чтобы по-семейному отобедать? - спрашивает Шеррик.
- Ах, мистер Ньюком, пожалуйста, приходите, - говорит Джулия своим прекрасным грудным голосом, поглядывая на него своими огромными черными очами. Если бы Клайв был тщеславен, подобно многим другим юношам, как знать, возможно, он решил бы, что произвел впечатление на красавицу Джулию.
