Мария Романушко - Если полететь высоко-высоко…
Впрочем, это уже на второй день было. А весь первый день, и ночь… Я-то думала, мне сразу кесарево сделают, ведь воды отошли ещё дома…И «скорая» меня везла с завыванием сирены – скорее, скорее! А тут кинули на койку и забыли. Никакого кесарева – рожай сама! Ишь, какая изнеженная, лёгкой жизни захотела!
– И как же ты?…
– Ну, вытащили его… с трудом. Врачи-мучители.
Потом мне объяснили: насчёт кесарева муж должен был заранее договориться и заплатить. Но Безухову было на нас наплевать – у него в это время была бурная личная жизнь. Марьяна встретила его случайно на улице как раз в тот день. Спрашивает: «Ну, как там Маша?» – «Нормально», говорит. – «А когда ей рожать?» – «Да вот вчера в роддом отвёз». – «Так она, может, уже родила?!» – «Может, и родила. Я ещё не звонил». Так что ему было не до нас…
– Гад! – сказала Неструева и добавила словечко поострее, как она это умела.
– Говорят: в Америке рожают с обезболивающими, и даже под наркозом, во сне, уснула – проснулась – а рядом с тобой твой детёныш улыбается… Не знаю, правда ли. Ещё читала статью, что провели в той же Америке исследование, и с удивлением обнаружили: дети после лёгких родов – туповатые и ленивые, а после тяжёлых, экстремальных родов – сплошь талантливые, неординарные. Опять же не знаю: верить или нет этим сказкам? Даже если это так, то всё равно жалко, когда детёныш в самом начале жизненного пути так мучается, через такие страдания проходит… Уверена, и в нормальных, человеческих условиях, и без баллона веселящего газа может родиться гений.
– Неужели за детей нужно так страшно платить?
– Нам, женщинам, может, и нужно: чтобы от всей предыдущей жизни очиститься. Обелиться в муках… Но ему-то, ангелу чистому, за что это всё? Извлекли на свет Божий синего, бездыханного… Тут же уколы делать, стимуляцию… Пять дней после рождения не видела его. Никому из тех женщин, что в той палате рядом со мной лежали, детей не приносили на кормление и не показывали. Все наши детки были в реанимации, а мы целыми днями ревели… На пятый Антошин день пошла к дверям реанимации, умоляла вынести его, показать… плакала. Говорила: не уйду отсюда, пока не покажите мне моего сына. Хочу видеть, что он жив! Наконец, вынесли, показали… Бедный мой, бедный, какой же у него был измученный взгляд!… Но какой осмысленный! А доктор пугала: «После такой долгой асфиксии дети обычно остаются идиотами».
– Так и сказала?!
– Спокойно так сказала, как о самой обыденной вещи… Сами они идиоты! Стопроцентные! А Господь – добрый и мудрый. Только Его милостью мы остались живы. Но все Антошкины проблемы со здоровьем – это оттуда… тяжёлая беременность, тяжёлые роды…
– Но всё-таки спать-то он уже начал?
– Спать потихоньку, слава Богу, начал. А в первые месяцы спал, как птичка: не спал, а дремал, чутко так, от малейшего шороха тут же просыпался… Но сейчас уже лучше. Потому что мы почти всё время на воздухе. Особенно хорошо спит в дождь… Врачи сказали, что Антон родился практически без иммунитета. Говорят: таких детей надо держать в скафандре. Говорят: держите его на своём тринадцатом этаже во избежание контактов с внешним миром, с детьми, с животными, с растениями… А я думаю: если держать ребёнка взаперти, то как же этот иммунитет выработается? Так что мы врачей слушать-то слушаем, но выводы делаем свои. Противоположные. Целыми днями гуляем! Или в лесу, или в сквере, или на лоджии…
– И ты не боишься?
– Нет. Я же вижу, что ему с каждым днём всё лучше…
* * *Мне кажется, Мой Клоун часто посещает наш остров…
Две енгибаровские афиши на стенах моего дома. Теперь никто их не сорвёт и не уничтожит – ни Фёдор, ни Безухов. Теперь они живут свободно на стенах моего дома, и крупные, красные и синие буквы привлекают внимание моего мальчика…
* * *Да, спасибо Фёдору, он стал моим невольным благодетелем. Господь его руками устроил мне эту маленькую обитель, гнёздышко на тринадцатом этаже.
Но не успела я подумать: «Спасибо Фёдору!», как на следующее утро приходит мама, мы идём все вместе гулять на Берёзовую аллею, и мама заводит очень странный разговор:
– У Фёдора родители очень старенькие…
– Не такие уж старенькие, наша бабушка старше.
– Ну, всё-таки по семьдесят лет обоим. Трудно им одним в селе.
– Вы хотите их взять к себе?
– Да ты что?! – испугалась мама. – Нет, это невозможно.
– Тогда какой выход?
– Вот мы с Фёдором и подумали: а не поехать ли тебе жить к ним в село?
– Мне?! Поехать жить к чужим старикам? Да я их видела всего пару раз в жизни.
– Ну, и что?
– И как вы себе это представляете: я с больным младенцем на руках еду куда-то за тридевять земель в глухое село…
– Не такое уж и глухое. Там дорога близко проходит.
– Мама, о чём ты?! Врачи говорят: Антона вообще лучше из дома не выносить, и ни в коем случае не менять климат, а ты меня хочешь куда-то отправить за кудыкины горы! Там даже воды нет!
– Почему? Там колодец во дворе.
– Спасибо! Колодец во дворе, печка в хате, дровишки… Ещё, наверное, имеется цинковое корыто столетней давности, чтобы купать младенцев…
– Ну, чего ты заводишься? Можешь взять Антошину ванночку. Вообще возьмёшь всё, что тебе нужно. Мы тебе поможем доехать.
– Спасибо! Спасибо, мама. Какие же вы все заботливые! Всё уже обдумали. А как вы себе это мыслите: грудной младенец, плюс два старика… И всё это на меня одну?
– Но ты же всё равно ничего не делаешь! – сказала мама.
– А… вот в чём дело! Боитесь, что я умру от безделья? А ребёнок на одних руках? А институт? Впереди ещё три курса! И это означает НИЧЕГО НЕ ДЕЛАЮ?!
– Ну, чего ты заводишься с пол-оборота? – изумилась мама. – Что я такого сказала? Ребёнок у тебя ангел, я не думаю, что ты так уж с ним устаёшь. А институт… ты же на заочном. На экзамены будешь приезжать. Главное: там чистый воздух.
– Ну, если жару и степную пыль можно назвать чистым воздухом…
– Не всегда же там жара, – сказала мама.
– Когда не жара, то грязь по колено. И вокруг – вредные предприятия и зловонные дымы… Помню, помню я этот чистый воздух… не забыла ещё. Скажи, мама: почему ты хочешь услать меня в эту дыру?
– Но нужно же как-то решать эту проблему!
– Но почему проблему Фёдоровых родителей, с которыми я практически не знакома, должна решать я?!
– Ну, хотя бы как-то отблагодарить Фёдора за квартиру надо?
– Отблагодарить за квартиру тем, что уехать с этой самой квартиры? То есть – отблагодарить за подарок, отказавшись от него? А не много ли Фёдор хочет?! Да и не стоила эта квартира ему ни копейки!
– Но он хлопотал…
– О себе! Только о себе! Чтобы от меня наконец-то избавиться, чтобы глаза я ему больше не мозолила!
– Не важен повод, важен – результат. Ты теперь имеешь крышу над головой.
– Да, теперь я имею крышу над головой. И мы с сыном будем жить ДОМА. Так и передай Фёдору: ни в какое село я не поеду. Может считать меня неблагодарной. Меня это не волнует – его мнение обо мне. Меня волнует только мой ребёнок. До свидания, мама!
Я развернула коляску и быстро поехала по Берёзовой аллее в сторону дома…
В ту минуту мне на самом деле очень хотелось уехать. Куда глаза глядят! Подальше от своих родственников, от их вечных упрёков… Даже живя на расстоянии, в другом доме, на другой улице, я продолжала действовать им на нервы. Но почему?? Я решительно не могла понять. Я не просила у них денег. Я не подкидывала им ребёнка на выходные, мы, кстати, вообще ещё с Антоном у них не были, нас никто не звал, и Фёдор Антона ещё не видел. Хотя я передавала ему через маму и через Маришу приглашение зайти, познакомиться с внуком, хоть и не кровным, но всё-таки. Но то ли они моё приглашение до Фёдора не доносили, то ли он не хотел откликнуться. Хотя он бывал в нашем доме: этажом ниже жили его приятели. Но к нам не заходил. За всё время, что я тут живу, а это уже два с половиной года, не зашёл ни разу. Ну что ж, насильно мил не будешь…
* * *Зато бабушка Дора обожает своего правнука!
Бабушка немного припоздала к началу сессии – у неё была встреча подпольщиков и партизан, я её понимаю, это нельзя было пропустить, ведь их с каждым годом становится всё меньше…
У меня – летняя сессия. Мама, ворча на бабушку, что та припоздала, взяла за свой счёт неделю и отпускает меня на экзамены.
Первые разлуки с сыночком… Его первый поцелуй. Когда я вернулась после экзамена, и схватила его в охапку, он поцеловал меня в щёку – как будто клюнул клювиком… Птенчик мой любимый!
Глава 4. В ЭТОЙ ЖИЗНИ ВСЁ – К ЛУЧШЕМУ
Я теперь оказалась в семинаре Егора Исаева. Поэт, который пишет, в основном, о войне. Он стал знаменит, когда вышла его поэма «Суд памяти». Он сам оказался на войне почти мальчишкой.
