Сурат - Автопортрет с отрезанной головой или 60 патологических телег
А через шесть лет он сидел на кухне у своего друга Мишки Дозы с громадным рыжим котярой на коленях и загонял мишкину ладью в самый дальний угол доски. Серега по прозвищу Лысый стоял у плиты и жарил семечки, изредка поглядывая за тем, как продвигается игра. Черный ферзь пересек поле по диагонали и съел мишкину ладью.
“Уууубит, — довольно сказал Голубович, — ты убит, Миха”
“Да, наповал, — согласился маньяк Миха и почесал затылок. — Слышишь, Юра, а ты человека смог бы так завалить, как эту ладью?”
“Легко!” — рявкнул Лысый, передразнивая возможный ответ Голубовича и громыхая сковородкой.
“Нет, совсем не легко, — возразил Голубович. — Для этого полная трансформация психики должна произойти. Сейчас, например, я никого не могу убить…”
Через пять минут Отходняк соскочил с его колен и пошел в комнату, а Голубович все еще рассказывал: “…и вот до смены остается уже двадцать минут и я понимаю, что меня сегодня попросту заебут. Нервы у меня накалились до предела — уже, кажется, дым пойдет, все… небо рушится на башку, земля уходит из-под ног — все как полагается, и вдруг в голову мою каким-то чудом приходит мысль — такая простая и ясная, что в это невозможно поверить! — которая разрушает весь этот кошмар в одно мгновение ока. Мне вдруг так легко на душе от нее стало, радостно… Я хожу по посту, дышу воздухом и счастливо улыбаюсь. Не знаю даже, как это передать. Помнишь, как в той книжке про монаха, который десять лет ломал голову над коаном и в конце-концов соскочил с колеса Сансары, поглядел вокруг и увидел, что все золотым светом сияет? Ну, просветление, одним словом…”
“Ладно, не тяни! — нетерпеливо грохнул сковородкой Лысый. — Говори, что это за мысль такая была?”
“Мысль? — Голубович задумчиво улыбнулся, вспоминая ту далекую светлую минуту. — Я просто подумал, что приду сейчас со сменой в караул, зайду в „тревожную“ комнату, пристегну магазин к автомату и к чертовой матери всех перестреляю, вот и все!”
Отходняк вернулся из комнаты и, окинув взглядом сидевших на кухне, жалобно мяукнул.
22. Небесная почта
На окраине города Бомбея жил да был ладный хлопец по имени Нарайан. И все у него было ладно, да только одно не заладилось — уж очень у Нарайана распухала голова от всяческих мыслей. Так он почти все понимал, но стоило у него в голове возникнуть какой-нибудь новой мысли, как весь порядок мгновенно рушился и бедному индусу приходилось изрядно попотеть, чтобы восстановить у себя под тюрбаном статус кво. Например, он понимал так, что все беды — от перенаселения. Квартирный вопрос испортил нас, думал он. Но потом какой-то случайный садху-шиваит дает ему выкурить трубку гашиша, после чего перенаселение совсем перестает волновать Нарайана и даже наоборот — он врубается, что все это правильно, что все так и надо, что это, одним словом, хорошо. “Выходит, все беды — не от перенаселения?” — допытывался Нарайан у садху, но тот только сосал свою трубку и загадочно улыбался. Похоже, что садху вообще не понимал, что такое “беды” или там “проблемы”, ну, да что с него взять — отброс общества, как-никак.
“Или ты мне лучше скажи, — сел вдруг на своего любимого конька Нарайан, — может ли быть небытие? Я об этом всех спрашиваю, но никто ни хрена не может толком объяснить, хотя один всю жизнь пранаямой занимается, а другой, если не врет, повторил имя Рамы столько раз, сколько я картошки не съел. Ты слышишь меня вообще, святой человек?”
“Ага” — сказал садху и закрыл глаза.
“Ведь если оно небытие, то его нет. А если его нет, то как можно о нем говорить? А мы говорим и даже слово красивое для этой цели придумали — небытие. Неувязочка получается, правильно я говорю?”
“Неее…” — сказал садху, который в это время смотрел интересный мультфильм про то, как Господь Шива пригласил его, садху, к себе в гости и рассказывает ему всякие анекдоты на религиозную тематику. Сами по себе анекдоты были не смешные, но Господь Шива был еще тот рассказчик и садху надорвал себе живот от смеха. “Чего неее?” — спросил Шива и садху заржал еще сильнее. “Понимаешь, — икая, объяснил он Шиве. — Тут один пассажир доебался до меня с вопросом, может ли быть небытие?” У Шивы глаза полезли на лоб: “Нууу?!” — удивился он. “Точно, — сказал садху, — но самое печальное то, что он думает, что ему это может объяснить кто-нибудь, кроме него самого”
“И вовсе я не доебался..!” — обиделся Нарайан, но никто не обратил на него внимания.
“А ты скажи ему, — посоветовал Шива, — чтобы он поехал в Бенарес к святому джнана-йогу Свами Шизонанде — он поможет”
“Неужели он может объяснять?!” — изумился садху.
“Нет, конечно, — сказал Шива. — Но у него сейчас как раз учеников не хватает, поэтому передай этому пассажиру, чтобы продал свой дом и вырученные деньги отвез Шизонанде в качестве подношения”
“Ладно, — согласился садху и немного присел на измену, когда, открыв глаза, увидел сидящего рядом Нарайана. — Ты это, мужик… продавай свою хату, бери деньги и пиздуй в Бенарес в ашрам Свами Шизонанды. Бабки ему отдашь. Ну, можешь заодно и про небытие расспросить. Только не доебывайся к человеку сверх меры…”
Через неделю Нарайан уже снимал свои башмаки у входа в дом Шизонанды. Он только хотел войти, как из дома вихрем вылетело что-то оранжевое и кучерявое, осыпая все вокруг себя священным пеплом.
“Ты куда?” — грозно рявкнуло оранжевое, застыв перед Нарайаном, и тот увидел, что это самый главный брахман города Бенареса Сатья Саи Баба.
“Я — на даршан к Свами Шизонанде” — робко доложил Нарайан.
“Надеюсь, — отчеканил Баба, — вы брахман, молодой человек?”
“Точно так” — подтвердил парубок.
“Должен вам сказать, что не приличествует брахману приходить на даршан к тому, кто ниже тебя по кастовому положению, — сообщил оранжевый Баба. — Да-да, не удивляйтесь. Так называемый Свами Шизонанда никакой не брахман, и я вообще не понимаю, как умные люди могут принимать его в качестве своего гуру и ходить к нему на сатсанги…”
“Я по поводу небытия!” — перебил его с надеждой в голосе Нарайан, но у Бабы от этих слов изменилось лицо.
“О Боже…” — пробормотал он и тут же дематериализовался на глазах у Нарайана.
Путь в дом был свободен.
Войдя внутрь, Нарайан увидел святого Свами, склонившегося над распростертой на полу пожилой женщиной, которая, по всей видимости, потеряла сознание и вот-вот начала приходить в себя.
“Праджнятара немного расстроилась, — сообщил Шизонанда изумленному Нарайану, — и решила всех нас немножко попугать. Вы ко мне, юноша?”
“У меня вопрос о небытии!” — сходу начал Нарайан, но приходящая в сознание Праджнятара, услышав слово “небытие” застонала и Свами выронил из рук ее голову, которая с глухим стуком вновь обрела покой на деревянном полу.
“Может быть, чаю? — предложил Шизонанда. — Я уже давно жду, когда ко мне придут и зададут такой вопрос. Вот ты какой, оказывается, сынок…”
Нарайан ничего не понял и взял из рук Шизонанды чашку с чаем. Учителя явно потянуло на сантименты — он накрыл скатертью притихшее и равномерно дышащее тело Праджнятары, и смахнул слезу.
“Дело в том, — наконец сказал он, — что нет никакого небытия. Есть только бытие”
“Но, — возразил Нарайан, — у нас же есть слово — небытие”
“Слово есть, — согласился Шизонанда, — а небытия нету”
“Что-то не пойму…” — смутился Нарайан и Шизонанда улыбнулся.
“А каким образом, — ласково спросил он, — ты собирался понять то, что отсутствовало в твоей голове?”
“Вообще-то, я думал, что вы…”
“Ты думал, что я возьму свою мысль, как чашку с чаем, выну ее из своей головы и после этого засуну ее в твою голову. Ты понимаешь, как это абсурдно — думать, что ты что-то понимаешь?”
“Нет” — выдохнул Нарайан.
“Вот это — самая ценная мысль, которая пришла к тебе в голову за всю твою жизнь! — заключил Шизонанда. — О чем тогда вообще может идти речь?”
“А откуда она пришла, эта мысль?” — нахмурился Нарайан.
“Но если ты понял, что не можешь ничего понять, — вкрадчиво спросил Свами, — какого хрена ты думаешь, что можешь понять ответ и на этот вопрос, даже если я тебе его дам. А как я могу тебе что-то дать? Я могу только разговаривать — бла-бла-бла — открывать рот и снова его закрывать. А это не имеет ничего общего с тем, что я думаю. Тем более, это не имеет ничего общего с тем, что ты слышишь. Какое же тогда вообще отношение это может иметь к тому, что ты, в конце-концов, поймешь?!”
“Никакого” — тихо заскрипел своим честным сердцем Нарайан.
“Ты можешь мне вообще сказать, на кой черт тебе оно вообще сдалось — понимать?” — поинтересовался Шизонанда.
“Конечно, — вздохнул Нарайан. — Просто у меня кружится голова, если я чего-то не понимаю”
“Иными словами, — заключил Шизонанда, — понимание тебе нужно не для действия, а для ясности в башке?”
