Уильям Теккерей - Виргинцы (книга 1)
Возможно, до госпожи Эсмонд доходили кое-какие истории о лагерной жизни, но она ничего не желала слушать. Солдаты остаются солдатами, кто же этого не знает? А те офицеры, которых приглашали в Каслвуд ее сыновья, были чрезвычайно воспитанными и светскими людьми — "то соответствовало истине. Вдова принимала их очень любезно, а лучше охоты, чем в ее поместье, не было нигде. Вскоре сам генерал прислал хозяйке Каслвуда весьма вежливое письмо. Его отец служил с ее батюшкой под командой прославленного Мальборо, и в Англии еще помнят и чтут имя полковника Эсмонда. С разрешения ее милости генерал Брэддок хотел бы иметь честь посетить ее в Каслвуде и воздать дань уважения дочери столь заслуженного офицера.
Если бы госпожа Эсмонд знала причину любезности генерала Брэддока, она, возможно, не была бы так ею очарована. Главнокомандующий во время своего пребывания в Александрии устраивал утренние приемы для местного дворянства, и на один из них явились наши каслвудские близнецы, которые отправились представиться великому человеку верхом на лучших своих лошадях, в самых последних полученных из Лондона костюмах и в сопровождении двух лакеев-негров в великолепных ливреях. Генерал, сердитый на местную знать, не обратил на молодых джентльменов никакого внимания и только за обедом случайно спросил своего адъютанта, кто были эти деревенские увальни в красно-сине-золотых камзолах.
С его превосходительством обедали тогда губернатор Виргинии мистер Динуидди, представитель Пенсильвании и еще кто-то.
— А! — сказал мистер Динуидди. — Это сынки принцессы Покахонтас.
После чего генерал с отменным ругательством вопросил:
— А это еще кто?
Динуидди, сильно недолюбливавший миниатюрную даму, так как эта властная особа сотни раз обходилась с ним весьма непочтительно, поспешил выставить госпожу Эемонд в очень забавном свете, высмеял ее чванство и непомерные претензии и продолжал развлекать генерала Брэддока анекдотами о ней, пока его превосходительство не задремал.
Когда генерал проснулся, Динуидди уже ушел, но филадельфиец еще сидел за столом, оживленно беседуя с офицерами. Генерал продолжил разговор с того места, на котором уснул, и, заговорив о госпоже Эсмонд в резких и не слишком изысканных выражениях, какие были в ходу у военных в те дни, осведомился еще раз, как бишь Динуидди назвал эту старую дуру. После чего с гневом и презрением начал поносить местное дворянство, да и всю страну вообще.
Филадельфиец, мистер Франклин, повторил имя вдовы, высказал о ее характере мнение, весьма отличное от мнения мистера Динуидди, сообщил множество сведений о ней, ее отце и ее поместье (впрочем, он всегда проявлял такую же осведомленность, о каком бы предмете или человеке ни зашла речь), объяснил генералу, что у госпожи Эсмонд есть большие стада, лошади и всяческие припасы, могущие оказаться очень полезными при настоящем положении дел, и посоветовал ему постараться завоевать ее расположение. Генерал давно уже пришел к выводу, что мистер Франклин — на редкость разумный и проницательный человек, и теперь соизволил приказать адъютанту пригласить этих двух юношей на следующий день к обеду. Когда они явились, он обошелся с ними очень благосклонно и ласково, а его приближенные были к ним весьма внимательны. Они же вели себя, как и подобало людям, носящим столь славное имя, — скромно, но с большим достоинством. Домой они вернулись чрезвычайно довольные, и их мать была не меньше польщена любезным приемом, который его превосходительство оказал ее мальчикам. В ответ на письмо Брэддока госпожа Эсмонд начертала послание в лучшем своем стиле, благодаря его за память и прося назначить день, когда она будет иметь честь принять его превосходительство в Каслвуде.
Можно не сомневаться, что прибытие армии и будущая военная экспедиция служили в Каслвуде предметом бесконечных обсуждений. Гарри мечтал отправиться в этот поход. Он бредил войной и сражениями и все время проводил в Уильямсберге в обществе офицеров; он вычистил и отполировал все ружья, шпаги и сабли в доме и, вернувшись к забаве своего детства, опять принялся муштровать негров. Его мать, в которой жил доблестный дух, понимала, что пришло время кому-то из ее сыновей расстаться с ней и отправиться служить королю. Но о том, на кого должен пасть жребий, она боялась и думать. Старшего она уважала, восхищалась им, однако чувствовала, что младшего любит более горячо.
Гарри же, как ни грезил он призванием солдата, как ни мечтал об этой славной судьбе, также почти не осмеливался заговаривать о своем заветном желании. Раза два, когда он попробовал коснуться этой темы с Джорджем, тот мрачно хмурился. Гарри питал к старшему брату чисто феодальную привязанность, обожал его и во всем был готов уступать ему, как главе рода. Теперь Гарри, к своему бесконечному ужасу, убедился, что Джордж со свойственной ему серьезностью предался военным занятиям. Джордж достал с полок все описания походов принца Евгения и Мальборо, все военные книги, принадлежавшие его деду, и наиболее воинственные из "Биографий" Плутарха. Он опять начал заниматься с Демпстером фехтованием. Старый шотландец был неплохим знатоком военного искусства, хотя и предпочитал скрывать, где он ему научился.
Госпожа Эсмонд послала ответ на письмо его превосходительству со своими сыновьями и сопроводила его такими великолепными подарками его штабу и офицерам обоих королевских полков, что генерал не раз и не два поблагодарил мистера Франклина, с чьей помощью он приобрел столь полезного союзника.
Быть может, кому-нибудь из молодых людей хотелось бы участвовать в кампании? — осведомился генерал. Один их друг, который часто о них рассказывал, — мистер Вашингтон, потерпевший такую неудачу в прошлогоднем походе, — уже обещал стать его адъютантом, и его превосходительство был бы рад зачислить в свою свиту еще одного виргинского джентльмена. При этом предложении глаза Гарри засияли, и, раскрасневшись, он воскликнул, что будет счастлив отправиться в поход. Джордж, пристально глядя на младшего брата, сказал, что один из них сочтет за большую честь сопровождать его превосходительство, но долг другого — остаться дома и заботиться об их матушке. Гарри не произнес больше ни слова. Он по-прежнему повиновался воле Джорджа. Как ни хотелось ему отправиться на войну, он был готов молчать об этом, пока Джордж не объявит о своем решении. А кроме того, самая сила его желания делала его робким. И когда они с Джорджем возвращались домой, он не решился коснуться этой темы. Милю за милей они ехали молча или пытались завязать разговор о посторонних предметах, но каждый знал, о чем думает другой, и боялся коснуться рокового вопроса.
Дома юноши рассказали матери о предложении генерала Брэддока.
— Я знала, что так будет, — сказала она. — В такое тяжелое время наша семья не может оставаться в стороне. Вы... вы уже решили, кто из вас меня покинет? — Она переводила взгляд с одного на другого, равно страшась услышать и то и другое имя.
— Ехать должен младший, матушка! Конечно, ехать должен я! — воскликнул Гарри, багрово краснея.
— Конечно, ехать должен он, — подхватила миссис Маунтин, присутствовавшая при разговоре.
— Ну вот! И Маунтин говорит то же! И я это говорю, — повторил Гарри, искоса поглядывая на Джорджа.
— Ехать должен глава семьи, матушка, — печально сказал Джордж.
— Нет-нет! Ты нездоров. Ты так до конца и не оправился после твоей лихорадки. Ему ведь не следует ехать, верно, Маунтин?
— Милый мой Хел! Ты был бы лучшим солдатом, чем я. Вы с Джорджем Вашингтоном большие друзья и были бы рады обществу друг друга, а меня он не любит, как и я его, хоть им и очень восхищаются в нашей семье. Но видишь ли, таков закон чести, мой Гарри. (Он обращался к брату, и тут голос его стал удивительно ласковым и нежным.) Мне все это тяжело только потому, что я должен ответить тебе отказом. Ехать обязан я. Если бы судьба не мне, а тебе подарила те лишние полчаса, на которые я старше тебя, то это был бы твой долг и ты настоял бы на своем праве — конечно, настоял бы.
— Да, Джордж, — сказал бедняга Гарри. — Не спорю — так оно и было бы.
— Ты останешься дома и будешь заботиться о Каслву-де и о матушке. Если со мной что-нибудь случится, ты заменишь здесь меня. Я хотел бы уступить тебе, милый, как ты, я знаю, пожертвовал бы ради меня жизнью. Но каждый из нас должен исполнить свой долг. Что сказал бы наш дед, будь он жив?
Их мать с гордостью посмотрела на сыновей.
— Мой отец сказал бы, что его внуки — истинные джентльмены, прерывающимся голосом произнесла госпожа Эсмонд и удалилась, быть может, не желая, чтобы молодые люди видели, как она взволнована.
Слуги незамедлительно проведали, что мистер Джордж идет на войну. Дина, его кормилица, начала громогласно оплакивать разлуку с ним, а Филлис, старая нянька Гарри, рыдала еще громче, потому что массу Джорджа, как всегда, предпочли массе Гарри. Сейди, слуга Джорджа, стал укладываться, без умолку похваляясь своими будущими подвигами, а Гамбо, слуга Гарри, притворно хныкал из-за того, что остается дома, хотя никогда не отличался воинственными наклонностями.
