Редьярд Киплинг - От моря до моря
Кэт; о женщине и холере
По мне: любя, любить ты позволяй,
Но, милая, с тобою мне не быть,
Я жив иль мертв - меня не призывай.
Good night! Good bye!
Я с головой окунулся в жизнь этого города, и тошнота - не то слово, которое может выразить мои ощущения. Все началось с праздной реплики, оброненной в баре, а закончилось бог знает где. Нет чуда в том, что древнейшей профессией повсюду занимаются француженки, итальянки и немки, однако жителя Индии все же шокирует встреча с их сестрой-англичанкой.
Когда богатый папаша посылает своего сына и наследника вокруг света, с тем чтобы тот поумнел, хотелось бы знать, приходит ли в голову такому папаше, что существуют некие заведения, куда этого простака могут затащить его же, такие же, как и он, неопытные дружки. Думаю, что нет. Исходя из интересов такого родителя и ради удовлетворения собственного неподдельного любопытства, я решил увидеть то, что некоторые называют Жизнь (с большой буквы), и совершил длительную прогулку по ночному Гонконгу. Очень рад, что сам не являюсь счастливым отцом блудного сына, думающего, что он знает все на свете.
Порок, наверно, одинаков всюду, но, чтобы увидеть его во всей красе, нужно приехать в Гонконг.
"Конечно, дело поставлено куда лучше во Фриско, - сказал мой гид, - но мы считаем так: для острова сойдет". А когда толстая личность в черном халате визгливым голосом потребовала ту самую гадость, которая называется "бутылкой вина", я стал постигать всю прелесть ситуации. Это и была Жизнь.
Жизнь - не шуточное дело. Ее атрибуты - глоток приторного шампанского, которое украдено у стюарда "Пи энд Оу", и всевозможные словечки. Последними необходимо обмениваться с бледнолицыми потаскухами, которые готовы заливаться омерзительным смехом по любому поводу.
Арго настоящего чиппи, то есть "светского человека" - подвыпившего юноши в шляпе, сбитой на затылок, постичь трудно. Необходимо пройти обучение в Америке. Я был ошарашен богатством и глубиной американского языка, так как мне была оказана честь познакомиться с его особым диалектом.
Тут были девицы, повидавшие виды в Ледвилле, Денвере и дебрях Дикого Запада, где они "выступали" во второсортных заведениях и развратничали на все лады. Они стрекотали как сороки, опрокидывая рюмка за рюмкой тошнотворную жидкость, которая своим запахом отравляла воздух в комнате. Когда они говорили на трезвую голову, все выглядело забавным, однако спиртное постепенно делало свое дело, и вот - маски были сброшены, и из их уст потекла брань с поминанием всех святых, главным из которых был сам Обидикут*. Многие слышали, как ругается белая женщина, а кое-кто - и я в том числе - нет. Это настоящее откровение, и если вы не слетите со стула, то сможете поразмыслить о многом, что имеет ко всему этому отношение.
Усевшись в кружок, девицы кляли белый свет, пили, несли всякую чепуху, и тогда я догадался, что все это и есть та самая Жизнь, а чтобы возлюбить ее, надо немедленно убираться прочь.
Конечно, тут не обошлось без молодчика, который вкусил один-два плода жизни и которого эти девицы могли бы надуть в два счета, стоило им этого только захотеть. Позже они действительно продали его ровно за столько, сколько он сам за себя назначил, и я стал свидетелем немой сцены. Конечно, самый верный способ оказаться в дураках - это понимать, что творится вокруг.
Наступил антракт, а потом возобновились вой и крики, принимаемые публикой за доказательство радости и веселья, которые якобы сопутствуют Жизни.
Я прошел в другое заведение. У его хозяйки не было половины левого легкого (это выдавал кашель), но все же она казалась по-своему забавной, пока тоже не сбросила маску и не принялась за свое. Все эти шуточки я уже слышал. До чего жалко выглядит Жизнь, которая не может выкинуть новенького коленца. Мой спутник сбил шляпу еще дальше на затылок и в который раз объяснил, что он - настоящий чиппи и его не проведешь.
Каждый, у кого голова нечугунная, на следующее утро почувствует себя "настоящим чиппи" после стакана подсиропленного шампанского. Теперь понимаю, почему мужчины оскорбляются, когда им подносят сладенькую шипучку.
Второе интервью завершилось тем, что хозяйка грациозно "прокашляла" нас в коридор, а оттуда - на молчаливую улицу. Эта женщина была действительно больна и сказала, что жить ей - всего четыре месяца.
- И мы собираемся посещать эти пошлые приемы всю ночь? - спросил я, оказавшись у двери уже четвертого заведения, так как опасался повторения пройденного трижды.
- Во Фриско куда лучше. Но надо же развлечь девочек. Пойдем-ка, расшевелим кое-кого. Такова жизнь. А что, разве в Индии нет такого? услышал я в ответ.
- Слава богу нет. Неделя такой жизни - и можно повеситься, - ответил я, устало привалившись к косяку двери.
За дверью раздавались громкие звуки ночной пирушки, так что не пришлось никого будить. Одна девица отходила от трехдневного запоя, другая лишь пускалась в путь.
Провидение хранило меня. Красавица с суровым лицом уверила всех, что я либо доктор, либо священник (как полагаю, правомочный священник), и меня избавили от многих недвусмысленных шуточек. Я мог спокойно оставаться на своем стуле и созерцать Жизнь, которая была такой сладкой. Когда кутила Том и кутила Кэт принялись танцевать величавую сарабанду на ковре в небольшой комнате, я вспомнил оксфордского студента из "Тома и Джерри"*, который играл джиг* на спинете. Вы видели этого студента на старомодной гравюре?
Самое неприятное заключалось в том, что это были женщины как женщины, даже красивые, и напоминали кое-кого из моих знакомых. На какое-то время они прекратили гвалт и вели себя вполне прилично.
- Сойдут за настоящих леди где угодно, - сказал мой друг. - Неплохо организовано?
Но тут кутила Кэт с мычанием потребовала спиртного (было три часа утра), и снова потекли отвратительные словечки.
Поскольку я не пожелал расстаться с докторским дипломом, до самого рассвета мне пришлось исполнять свой профессиональный долг, то есть ухаживать за пациентом, состояние здоровья которого колебалось на грани недуга, известного под названием белая горячка. Кутила Кэт заработает свою горячку позже. Ее товарка, отходившая от запоя, - это было уже слишком, это был какой-то ужас. Потом отвращение сменилось жалостью. Женщину преследовал страх смерти по причине, о которой я сейчас расскажу.
- Говоришь, что приехал из Индии? Наверно, слыхал о холере?
- Кое-что слышал, - ответил я.
Надтреснутый голос собеседницы дрожал. Последовала длинная пауза.
- Послушай-ка, доктор. Какие симптомы у холеры? На прошлой неделе тут неподалеку, через улицу, умерла женщина.
- Очень приятно, - подумал я, - но ведь такова Жизнь.
- Да, на прошлой неделе... от холеры. Боже мой, ее не стало через шесть часов. Кажется, у меня тоже будет холера. Может так быть или нет? Два дня назад я подумала, что у меня тоже начинается. Это так больно. Нет, это невозможно. Она же не пристает дважды? Скажи, что не пристает, и катись к черту! Доктор, какие признаки у холеры?
Я терпеливо слушал, как она подробно описывала свой приступ, затем уверил ее, что именно это и были те самые симптомы и холера никогда не повторяется. Да зачтется мне это. Женщина успокоилась, но минут через десять вскочила с проклятием и завопила: "Не хочу, чтобы меня похоронили в Гонконге! Как это страшно! Когда умру... от холеры... отвезите меня во Фриско. Ты слышишь, доктор?"
Я все слышал и обещал. Во дворе уже посвистывали птицы, и в предрассветных сумерках обрисовались жалюзи окон.
- Эй, доктор! Ты знал Кору Перл?
- Слышал о ней.
Я спрашивал себя, уж не собирается ли моя пациентка целую вечность ходить по комнате, заламывая руки, устремив глаза в потолок.
- Да, - снова завела она невыразительным шепотом, - молодой Дюваль застрелился на ее циновке и забрызгал все кровью. У тебя есть револьвер? У Савиля был. Ты знал Савиля? Он был моим мужем в Штатах. Ведь я англичанка. Вот кто я такая. Давай откроем бутылку. Я так перенервничала. Что, не следовало бы? Да катись-ка ты... Ах да, я совсем забыла, ведь ты доктор. Лучше скажи, что помогает от холеры? Скажи!
Она пересекла комнату, подошла к окну и, положив руку на задвижку, выглянула на улицу. Железка застучала по раме, потому что рука женщины дрожала.
- Посмотри, Кэт уже готова, полнехонька. Пьет и пьет. Видишь эти отметины на плече? Их оставил мужчина, джентльмен, позапрошлой ночью. И не падала я ни на какую мебель! Он дважды ударил меня тростью. Зверь! Будь я набравшись, то вытряхнула бы из него пыль. Я ушла на веранду и плакала так, что сердце разрывалось на части. Скотина!
Она снова заходила по комнате, лаская ушибленное плечо, словно домашнего зверька, и не переставая поносила обидчика. Вскоре на нее словно нашло оцепенение, но даже во сне она продолжала стонать и проклинать того человека. Потом она звала свою ама*, чтобы та пришла и перевязала рану.
