Ладислав Фукс - Крематор
— Так и ногу сломать недолго, — сказала женщина.
Рассерженный карлик-судья выпутался из канатов, поправил крахмальный воротничок и галстук-бабочку, вышел в центр ринга и резким движением руки подозвал боксеров.
— Сейчас потечет кровь? — заволновался Мили.
— Может быть, — пожал плечами Вилли. — Это боевой спорт, а в бою нередко льется кровь: на войне как на войне. Но вообще в боксе стараются до этого не допускать. Жестокие удары запрещены, во всяком случае, у нас. В гитлерюгенде боксу учат даже детей — и притом только прямым ударам, хуки справа и слева не позволяются…
— Как бы они не выбили друг другу зубы, — сказала женщина, сидящая перед Вилли, когда судья раскинул руки, посылая боксеров в разные углы ринга. Пан Копферкингель пристальнее пригляделся к соседке. В руке она держала программку, на голове у нее была шляпка с пером, а на шее нитка бус. Ее спутник был низенький и толстый, у него на коленях лежал котелок, а рядом с креслом стояла трость.
Начался поединок. Мили смотрел испуганно.
— Это еще что! — сказал Вилли. — Пока не было ни одного стоящего удара.
Тут наконец последовало несколько стоящих ударов, но зазвучал гонг.
Бой кончился вничью. Толстый судья в крахмальном воротничке с «бабочкой» сердито вскинул руки и затопал ногами.
— Похоже на танец, — сказала женщина с пером. — Сюда бы еще музыку!
— На черта музыку? — буркнул ее сосед-толстяк, ткнув женщину в бок. — Здесь не кабак, здесь бокс!
Раздался гонг, и на ринг вышла следующая пара. Судья топнул ногой, взмахнул рукой, и бой начался. Удары были сильными, резкими, и Мили еще больше перепугался.
— Этому надо учиться, — сказал Вилли, — а иначе ничего не добьешься. Надо освоить правильные удары и научиться держать оборону. Не знаю, как в здешнем молодежном клубе, а в гитлерюгенде принято индивидуальное обучение. — И он тихо повторил эти же слова по-немецки.
Боксеры на ринге обхватили друг друга руками, и толстый судья вклинился между ними, пытаясь развести их в разные стороны.
— Как бы они его не побили, — сказала женщина с пером.
— С чего бы это им его бить? — проворчал толстяк, ткнув ее в бок. — Ты же не в кино, ты на боксе, и здесь не бьют, а боксируют!
Поединок становился все ожесточеннее, подростки обменивались ударами, судья прыгал вокруг них, зал гудел и свистел, пожилая женщина в очках отхлебнула пива, а розовощекая девушка в черном платье обернулась к своему молодому спутнику. Но тут судья вновь начал разгонять боксеров по разным углам.
— Почему у него нет перчаток? — спросила женщина с пером.
— Это же судья, — зашипел толстяк, — он не боксирует. Ты лучше смотри на этих, в трусах.
Потом один из боксеров зажал своего соперника в углу ринга, прозвучал гонг, и бой кончился. Судья подскочил к победителю, вскинул вверх его руку, и зал радостно зашумел.
— Он выиграл потому, — сказал Вилли, — что правильно защищался. Если бы ты тоже научился так защищаться, — обратился он к Мили, — то тебе никто не посмел бы угрожать. И если бы на тебя кто-нибудь напал, ты бы дал отпор.
Судья навалился животом на канаты и принялся махать кому-то, наверное, следующей паре боксеров.
— Как бы он не упал, — сказала женщина с пером.
— С чего бы это? — обрушился на нее толстяк. — С чего бы это ему падать? Он зовет боксеров, он — судья. И вообще, хватит трепаться!
На ринг вышла третья пара. Вилли заглянул в программку:
— Вон тот, в красных трусах, работает подручным у мясника.
— Он же мясник, — взвизгнула женщина с пером, тыча пальцем в программку. — Сейчас прольется кровь!
— Заткнись, — ткнул ее в бок толстяк. — С чего это ей проливаться? Ты не на бойне, ты на боксе. Молчи и смотри, а не то…
Прозвучал гонг, судья топнул ногой, и начался третий поединок. Он сразу пошел в быстром темпе, и Мили едва не обезумел от ужаса.
— Не бойся, — смеялся Вилли, — видишь, какой удар, der Stoss, — добавил он по-немецки. — Если бы ты тоже так умел, то был бы непобедимым.
Тут подручный мясника после очередного удара противника повис на канатах. «Это был крюк, der Haken», — сказал Вилли. Зал загудел и засвистел, пожилая женщина в очках глотнула пива, розовощекая девушка в черном отвернулась от ринга, толстый судья раздраженно притопывал и махал руками, так что его галстук-бабочка подпрыгивал, а толстяк толкал женщину с пером в бок и шипел:
— Ты что, ненормальная?! Ты что делаешь? Ты куда смотришь?
— Почему тот, который с «бабочкой», не дает сдачи? — верещала женщина, нервно вертя головой. — Этак его кондрашка хватит. Он же ловит бабочек, почему у него нет зеленого сачка?
— Прекрати, — гневно буркнул толстяк, стукнув тростью об пол, — какие бабочки, какой зеленый сачок, я же тебе сказал, что он судья, а не боксер!
А на ринге события развивались стремительно, все вертелось колесом, с обеих сторон сыпались удары… толстый судья в белом крахмальном воротничке с красной «бабочкой» метался между противниками, подскакивал, пританцовывал, размахивал руками, и вдруг…
…и вдруг один из боксеров пригнулся, напрягся, выбросил вперед перчатку… и судья, подобно бабочке, взлетел на метр от пола и во весь рост растянулся на ринге… а боксер опять кинулся вперед, и вот уже подручный мясника тоже лежит на полу… Зал рассмеялся, кое-кто вскочил, а пожилая женщина в очках подбросила вверх опустевшую пивную кружку…
— Он умер, — истошно закричал Мили, трясясь, как овечий хвост.
— Разве? — улыбнулся Вилли. — Что ж, может, и так.
— Зачем же ты врал, что он не боксер? — вопила женщина с пером. — Зачем ты врал, будто он судья?! Ведь он взлетел и упал! Ты же говорил, что тут бокс и крови не будет! — Она толкнула толстяка в спину. — Ты сказал, что мы идем на бокс, почему же тут говорят по-немецки?..
Толстяк схватил ее за плечи и начал трясти, да так, что перо на шляпке заходило ходуном, а бусы громко зазвенели.
— Это нечаянно, — кричал толстяк, — он просто попал под горячую руку, и некому тут говорить по-немецки, ты же не в рейхе, ты в Праге…
— Ерунда, — смеялся Вилли, — ему не повезло, вот и все. Бокс — это красиво, это der Kampfsport, — добавил он по-немецки. — Он закаляет тело и дух и развивает реакцию, внимание и смелость. Недаром фюрер считает бокс лучшим видом спорта.
Тем временем судья поднялся на ноги, подпрыгнул несколько раз, желая показать, что ничего особенного не произошло, — а сам так и кипел от возмущения, грыз ногти, встряхивал головой; подручный мясника тоже было встал, но тут же снова упал. Публика вскочила с мест, некоторые кинулись к рингу, женщина с пером ударила толстяка по спине, воскликнула: «А ты говорил, мы в Праге!» — и побежала к выходу. Толстяк в котелке и с тростью погнался за ней, толкнул в плечо, она вскрикнула, и публика засмеялась, подначивая толстяка, который беспрестанно повторял: «Она сумасшедшая, она впервые на боксе, никуда я с ней больше не пойду, вот всегда она так, в психушке ее место, вот где!»
У дверей образовался людской водоворот, там теснились и пожилая женщина в очках и с пустой кружкой, и красивая розовощекая девушка в черном, и ее молодой сосед, и проститутка Малышка — она поводила плечами, смеялась и размахивала чьими-то разорванными бусами. Пан Копферкингель улыбнулся ей, а она состроила в ответ забавную гримаску. Неподалеку от нее какой-то мужчина раздавал всем желающим листовки; Копферкингель не сумел протолкаться поближе, зато Вилли одну такую бумажку взял. Ну, а потом они выбрались на вечернюю улицу. Под фонарем в окружении кучки зевак стоял толстяк, его трость была прислонена к стене, и он вытирал носовым платком подкладку котелка.
— Пойдем-ка, — поторопил пан Копферкингель Мили, который явно хотел о чем-то спросить, — у него сбежала жена, наверное, ее что-нибудь встревожило, но врач ей обязательно поможет, а нам уже пора… — И они неторопливо зашагали по тротуару.
— Итак, мы видели мужской спорт, — улыбнулся Вилли своему другу Копферкингелю и его сыну, а потом, взглянув на листовку, добавил: — Гляди-ка, Мили, это приглашение в спортивную секцию молодежного клуба… возьми, тебе это может пригодиться!
Они завернули за угол, и Вилли продолжил:
— Итак, мы видели мужской спорт и замечательную чешскую молодежь. Надеюсь, вы остались довольны… Ну, а что ты думаешь по поводу Судет? — спросил он у Копферкингеля. — Ведь мы с тобой так и не успели толком обсудить последние события. Это была трудная работа, но, к счастью, она увенчалась успехом. Наконец-то Судеты вздохнут свободно. — Он слегка понизил голос, потому что мимо как раз проходила шумная компания. — Там одержали победу арийское право и справедливость. Иначе и быть не могло, потому что Гитлер никогда не проигрывает. Наше будущее — у него в руках, и это залог успеха!
