Совращенный поселянин. Жизнь отца моего - Никола Ретиф де ла Бретонн

карьеру? Ты возлюбил славу. Бранную славу справедливо называют великой славой, но поскольку все имеет свою противоположность, то позор, столь часто постигающий человека на этом поприще, поистине великий позор. Что такое военное искусство, друг мой? Первоначально это было почетное искусство, необходимое для защиты своей свободы, супруги, детей, близких, отчизны. Впоследствии этим искусством стали заниматься грабители и преступники, нападавшие врасплох на мирных соседей, истреблявшие их, превращавшие в рабов, к вящему позору несчастного рода людского. Военное искусство породило все пороки и преступления на свете, внезапно создав чудовищное неравенство между хозяином и рабом, неравенство, лишающее последнего свободы, нравственного достоинства и всякой добродетели. Это вопиющее неравенство столь возмутило нас, европейцев, что мы предали забвению его наименование, сохранив, однако, его на деле. Ибо известно, что хотя у нас больше нет рабов как таковых, тем не менее существует чрезвычайное неравенство, не менее пагубное для нравственности. Дело в том, что богатства принадлежат лишь одной трети людей, во власти коих оказываются остальные две трети. Честь, честность, средства к существованию — все зависит от тех, кто обладает богатством. Поэтому лишь тогда в Европе будет процветать нравственность, когда все богачи станут добродетельными. Но они далеки от этого, ибо богатые особенно подвержены страстям, вследствие излишеств в пище, вследствие праздности и т. д. Итак, наша нравственность зависит именно от наиболее порочных, наиболее необузданных и сластолюбивых! Можно ли после этого удивляться их развращенности?

Что такое война? Это ремесло, в силу которого солдат убивает или дает себя убить, не сознавая, что он делает, и не проявляя доблести, меж тем как офицер живет лагерной жизнью, старается развлекаться игрой, блистать в обществе, и предается всем удовольствиям, процветающим в развращенных городах; он пускается в безумные траты, а разорившись, выхлопатывает себе пенсию. Война — это ремесло, занимаясь которым, люди ставят под удар свою жизнь, опустошают целые провинции, грабят имущество мирных поселян, посягают на честь бедных беззащитных девушек и все это из-за распрей между монархами, из-за интриг их министров или их фавориток. Тысячи жизней приносятся в жертву стратегами, хладнокровно измышляющими планы военных действий в полной безопасности в стенах кабинета.

Ну, что ж, Эдмон, ступай в армию и становись жертвой какой-нибудь бабенки, ступай! Что может быть унизительнее? Это значит уподобиться английским догам, которые дерутся насмерть на потеху хозяину.

«Какое же положение в жизни мы изберем?» — спросишь ты. Наше собственное, ибо мы не слепим людям глаза роскошью и мишурным блес-ком, но обладаем действительным, прочным могуществом. В силах ли ты уразуметь все прерогативы твоего нового положения?.. Что ж, я укажу тебе на них, когда миллионер или хорошенькая истица обратятся к тебе с ходатайством. При нашей теперешней позиции, милый мой, нам надлежит вращаться в обществе, приобретать друзей, завязывать полезные связи и сделаться столь значительными персонами, чтобы с нами все считались. Исключительный случай помог нам занять настоящее почетное положение, — это был искусный ход, но несомненно, люди, игравшие в нашу пользу, будут и впредь нас поддерживать, и нам предстоит подняться еще выше, но отнюдь не опускаться. Кто знает, сколь далеко мы сможем продвинуться, выполняя мои обширные замыслы? Нас двое, мы связаны глубокой дружбой, при которой все достояние одного принадлежит и другому, и это позволит нам совершить великие деяния.

У нас две пары зорких глаз и две умные головы, ибо твоя стоит золота. У Альберони{104} была только одна голова, и все же он стал министром. Кем был он прежде? Он стоял ниже нас. Я чувствую в себе талант, не уступающий таланту этого мужа, который тем более достоин похвалы, что поднялся на вершину из самых низов.

Теперь изложу тебе план наших дальнейших действий. Во-первых, нам надлежит приумножить свое богатство: благодаря женитьбе мы располагаем вдвоем доходом в сорок тысяч ливров, надобно его удвоить, а для этого... (Здесь издатель почел необходимым сделать значительный пропуск). Если ты спросишь, как же относиться к подобным способам обогащения, отвечу тебе кратко: так заведено. Я уже давно советую тебе все происходящее у нас на глазах почитать законным — и у меня имеются на это основания. Общепринятое всегда хорошо, все, что угодно, можно оправдать, если оно вошло в обычай. «Говорят», «допускают», «думается», «возможно» — если начнем фразу с этих слов, то решительно все окажется допустимым, даже если оно запрещено законами. Посему заклейми презрением людей, которые пускаются в ламентации и вопят, обнаруживая злоупотребления. Нет ничего легче, как выступать в подобной роли, но и нет ничего глупее, — в основе этого лишь трусость и скудоумие. Посмотри на тех, кто успешно добивается своего: вот престарелый распутник, уже неспособный предаваться утехам; вот старая ханжа, которой хотелось бы, чтобы все утратили чувство красоты, как она — свои прелести; вот оборванец, не имеющий средств для удовлетворения своих страстей; вот лицемер, который тайком творит все то, что порицает во всеуслышание, и т. д.

ПИСЬМО CLXXIII

ОТ ПЬЕРРО К ГОСПОЖЕ ПАРАНГОН

Не получив ответ на несколько писем, посланных Эдмону, я обратился к этой даме

Сударыня, нельзя ли через Ваше посредство хоть что-нибудь узнать о нашем брате Эдмоне? Он уже давно ничего нам не пишет, а Вы всегда были так добры к нашей семье, оказывали нам столько внимания, что ежели Вы не знаете, что сейчас происходит, то кому же еще знать? Посему, любезнейшая сударыня, я не прошу Вас навести справки об Эдмоне и утешить нас в нашей печали, но попросту сообщаю Вам, что мы крепко печалимся, и я знаю, что этого будет достаточно. Мои бедные родители низко кланяются Вам; в частности, матушка не препоручает Вам свою дочку Юрсюль, которую Вы уже так облагодетельствовали, да и сейчас благодетельствуете ей, но она на коленях, со сложенными руками умоляет Вас, чтобы Вы нипочем не отпускали ее от себя. А я, сударыня, присоединяю и свою просьбу. Жена кланяется Вам, ведь это добрая душа и достойная супруга, и я всякий день благодарю господа бога за то, что он даровал мне ее. И будь некто благоразумнее, он был бы еще счастливее меня, и его счастью радовались бы многие.

Остаюсь, и т. д.

Детки наши подрастают; мой Эдмон больно похож на своего крестного; как взгляну на него, слезы навертываются на глаза. Малышка Колетта все время лепечет про Вас, ведь Вы были так добры к ней.

ПИСЬМО CLXXIV

ОТВЕТ

Госпожа Парангон сообщает нам о женитьбе Эдмона на старухе

Любезный Пьер, Ваш