Антоний Оссендовский - Ленин
Она крепко сжала его руки и шепнула:
– Я тебя никогда не забуду…
Ждала, что приблизится к ней и, как обычно это делал, ласково прижмет к себе в молчании.
Владимир не сделал этого. Окинул ее еще раз загадочным, неуловимым взглядом и подумал с неприязнью и пренебрежением: «Не поверила! Считает меня трусом!».
Сразу стала она для него чужой, ненужной; еще мгновение, еще одно слово, и могла бы стать врагом, для которого не знал бы другого чувства, кроме ненависти.
Не оглядываясь больше, он вышел.
Даже не мучился с разлукой и не тосковал о Лене. Из гимназии возвращался домой, проводил все время с матерью, учился самозабвенно и читал. Стал еще более молчаливым и собранным. Мать спрашивала его о причине разрыва знакомства с Остаповыми. Солгал, говоря, что ему намекнули, чтобы не подвергал Остаповых неприятностям по причине близких отношений с семьей террориста.
– Пусть профессор Остапов спокойно получит орденок, о котором он давно мечтает, – закончил он со смехом.
Оставшись в своей комнате, подумал, что все-таки сделал низость, что оподлил в глазах матери старого приятеля, золотоволосую Лену и бесцветного, безразличного ко всему профессора.
– Эх! – махнул он рукой презрительно. – Все хорошо, что побыстрее и попроще ведет к цели! Теперь, по крайней мере, будет спокойно!
Очень быстро он обо всем забыл. Готовясь к экзаменам, учился как бешеный.
Экзамены прошли великолепно. Владимир Ульянов был награжден золотой медалью и пошел в Казанский университет, записавшись на юридический факультет.
Выпускник Симбирской гимназии Владимир Ульянов.
Фотография. Конец XIX века
На каникулы вместе с матерью и сестрами он поехал к тетке, а когда осенью возвратился, узнал от коллег, что доктор Остапов с дочкой выехали в Петербург, а профессор был назначен инспектором гимназии в Уфе.
Владимир вздохнул.
Постоянно бдительный, контролирующий самого себя, установил он, что не был это вздох грусти, скорее, облегчения, сознания окончательной ничем не связанной свободы.
– То, что потерял, было дорогим. То, что приобрел, является большим, как самый замечательный клад! Свобода! – шепнул он себе.
Чувствовал себя могучим.
Глава VI
Университетская жизнь в Казани была значительно более буйной, чем в столицах под не прекращающимся ни на минуту надзором жандармов и полиции политической, к которой тайно принадлежали некоторые студенты и профессоры. Там, кроме карьеристов, составляющих преобладающее большинство, существовали многочисленные круги студентов, мечтающих о смене отношений в России. Все, однако, были настроены против «народовольцев», или «эсеров».
Владимир Ульянов сразу был втянут в эти кружки, участвовал в их конспиративных собраниях, взялся даже за написание брошюр и прокламаций для народа. Однако его сочинения отбрасывали с негодованием. Не отвечали они мыслям предводителей и были признаны ересью за измену идеалам партии.
Ульянов ретировался из круга революционных коллег и затаился, ожидая благоприятного случая для атаки на всю партию «народовольцев», которую основательно узнал.
Недолго ждал. В Москве и Петербурге по причине жестокости полиции студенты объявили забастовку и перестали посещать высшие учебные заведения. Казанский университет поступил по их примеру. На митинге, проходящем в актовом зале, предводитель эсеров выступил с длинной речью, требуя резкого протеста против господствующей системы и манифестации на предмет созыва Учредительного Собрания.
После оратора на кафедре появился невысокий, широкоплечий студент с выдающимся монгольским лицом. По залу прошел шепот:
– Это брат повешенного Александра Ульянова…
Владимир слышал это и смотрел на собравшихся злыми сощуренными глазами.
– Коллеги! – воскликнул он. Речь моя будет короткой. Поведаю вам, что являетесь вы стадом баранов, ведомых козлами.
Шум удивления и гневный глухой гул пробежал по толпе студентов.
– Прочь его! Прочь! – закричали несколько голосов.
– Слушаем! Слушаем! – кричали другие студенты.
– Ваши предводители мечтают, чтобы царь и его правительство услышали глупые требования созыва Учредительного Собрания. Хотят они принудить к этому эту силу скулением или личным террором. Коллеги, эта дорога достойна глупцов.
– Прочь! Прочь! – поднялись гневные восклицания.
– …достойна глупцов, запомните это себе хорошо! – продолжал Ульянов. – Царь есть помазанник Божий, и такового следует остерегаться…
– Браво, коллега Ульянов! Браво! – загудела лояльная часть студентов.
– Не называть фамилий! Среди нас шпики! – раздались остерегающие голоса.
– Царь, помазанник Божий, считает, что его власть не потому святая, что божественная. В этом убеждении был воспитан, и следовательно, имеет мысль, направленную иначе, чем наша. Не знает мещанской моральности и трусости. О, цари смелы! С легкостью прерывают жизнь подданных и охотно отдают свою! Террором нельзя их устрашить, а что только глупыми, бессильными протестами студентов и смешными безвольными формулами «народовольцев» об Учредительном Собрании! Почему эсеры не требует, пожалуй, распределения земли на Луне?!
В. С. Турин.
Императорский Казанский университет. 1832 г.
– Браво! Ату, топи этих якобинцев! – раздались веселые крики.
– Прочь! Прочь провокатора! Срывает забастовку! – кричали, размахивая кулаками, члены крестьянской партии.
– Дадите мне закончить или нет?! – крикнул, хрипя, Ульянов. – Боитесь правды?!
– Пусть говорит! Пусть говорит! – поддержали его.
Над залом нависла угрожающая тишина.
– Учредительное собрание означало бы отстранение от трона царских лакеев. Кормимые и щедро оплачиваемые не захотят лишиться теплого угла. Га, они не такие глупые, мои дорогие! Кто, следовательно, послушается ничем не подкрепленных требований наших якобинцев в чиновничьих шапках и с душами таких же лакеев, может, чуть бунтующих но мечтающих о теплом уголке у жирного царского пирога? Кто?
– Предатель! Клеветник! Правительственный агент! – кричала разъяренная партия «народовольцев».
– Молодец! Дай им огня! – смеялись лояльные и беспартийные.
Однако все слушали дальше, так как дерзкий оратор поднял руку и угрожал взглядом.
– Не этой дорогой, коллеги! Хотите протестовать? Хорошо! Иду с вами, но пойдемте в казармы, к солдатам – крестьянским сыновьям, в деревню, соберем силы и с оружием в руке покажем, что умеем требовать и что все окажемся в состоянии пасть за выполнение нашей воли! Пойдемте, но сразу, не отвлекаясь, так как через час шпионы переловят нас, лояльные и беспартийные трусы им помогут, а партия «народовольцев» шмыгнет в кусты, оставив кого-то на съедение, так как предводители нужны для писания прокламаций с чепухой и небылицами для детей!
Взорвалась настоящая буря криков, ругательств и оскорблений.
– Прочь провокатора! Выбросить за дверь клеветника! По какому праву разговаривает таким тоном? Срывает митинг! Предатель!
Митинг действительно был сорван, потому что между студентами разгорелся спор, и даже драка.
Ульянов стоял на кафедре и слушал внимательно, презрительно. Когда шум на минуту утих, бросил дерзким голосом:
– Сдается мне, что нахожусь на собрании российского Учредительного Собрания, так как этим по существу может быть… но я ее разгоню на все четыре стороны!
Спокойно покинул кафедру. Глядя твердым взглядом, шел между расступающимися перед ним студентами, мечущими в него проклятья, и покинул зал. Вышел в коридор, где ждали его коллеги Зегжда и Ладыгин.
Ульянов взглянул на них и шепнул:
– Теперь бежим, так как опамятуются и захотят меня побить!
Они быстро убежали. Владимир угадал. Студенты гордо вышли из зала и погнались за убежавшими. В данный момент появилась полиция и кучера. Начались аресты. Среди задержанных студентов был Владимир Ульянов.
Университетский совет, совещаясь вместе с чиновниками административных властей, долго раздумывали: или Ульянова отдать под суд, или нужно наказать его иначе.
Наконец решили навсегда исключить его из университета и выслать в Кокушкино под надзор полиции. Потому что все признали, что он отлично высмеял партию «народовольцев» и парализовал ее намерение вызова студенческим общежитиям.
– Этого молодого человека я бы охотно принял на хорошую должность в тайную полицию! – высказывался жандармский полковник.
– Не пойдет! – буркнул инспектор университета.
– Знаю! – усмехнулся жандарм. – Впрочем, не был бы уверен в таком агенте; мог бы сыграть двойную роль. Бывали уже такие случаи!
В этот день Владимир в сопровождении усатого вахмистра жандармов выехал из города. В дороге думал о том, что если бы Елена
