Совращенный поселянин. Жизнь отца моего - Никола Ретиф де ла Бретонн

возможности свободно поговорить, сообщил мне, что ночью я увижусь с Эдмоном. Сама не знаю почему, я вздрогнула при этом известии! Затем он подробно поведал мне, что он предпринял, дабы оторвать Эдмона от танцовщицы, в которую тот был влюблен. Еще три недели назад при этих словах я упала бы в обморок, — но вчера они меня лишь глубоко огорчили. Надо признать, что только господин Годэ способен на подобные махинации; он орудует без устали, не щадит ни денег, ни усилий, подмешивает крупицу правды в ушат лжи, и на случай, если потребуется объяснение, всегда оставляет для себя лазейку. Но все же я не могу не пожелать ему добра за то, что он оторвал Эдмона от этой недостойной особы; не то, чтобы я хотела завладеть им; увы, теперь уже не то время и виды у меня другие!.. Конечно я по-прежнему его люблю; это чувство никогда не умрет в моем сердце; но я питаю к нему такую же любовь, как госпожа Парангон, и желаю вернуть его сей достойной женщине. Какое я имела право перехватывать ее письма? Теперь, когда я живу в порядочном обществе, я понимаю, что это неблаговидный поступок; если б я не боялась причинить вам неприятность, письма были бы давно возвращены...

После полуночи появился Эдмон. Я встретила его трепеща, я упрекала себя даже за то, что меня обрадовал его приход. Он бросился к моим ногам, я слегка отодвинулась. Я стала его умолять, заклинать всем святым, чтобы он обрел счастье с госпожой Парангон. Я поклялась ему в своей вечной любви, которая, однако, не должна выходить за границы долга. (Помнишь, что я недавно сказала тебе на этот счет?) Казалось, он принял все это, как надлежит; он не лишен чувства чести, справедливости, даже великодушия. Взяв меня за руку, он сказал:

—Так значит, есть души, которым свойственна добродетель; созерцая ее, они исполняют ее веления. — Потом, закрыв лицо руками, добавил: — Лишь я один созерцаю ее, но не в силах следовать ее стезей! — Что хочет он этим сказать? И что он разумеет под словами «угрызения совести», которые он упомянул в следующую минуту? Если не ошибаюсь, Эдмон до сих пор делал только то, что ему было свойственно. Он, я, ты сама и тысячи других — все мы разве не вправе поступать, как нам угодно? В настоящее время я должна вести себя сообразно с моим новым положением, сознаю это; но прошлое?.. К чему угрызения совести?.. Тут что-то кроется! Ибо, по правде говоря, я почти ничего не разумею из того, о чем толкуют в обществе людей, окружающих моего мужа: там говорят о девицах, одной из которых я была, с некоей презрительной жалостью, близкой к отвращению. Я воздерживаюсь от суждений, а главное, не осмеливаюсь противоречить, доколе не обрету достаточных познаний. Я вижу также, сколь важно для меня, чтобы по-прежнему не знали о моей прошлой жизни. По счастью, мой мнимый отец хорошо маскируется, ибо если бы он был узнан!.. Но возвращаюсь к Эдмону.

Он не делал мне никаких неблаговидных предложений. Он смотрел на меня, вздыхал, горько сетовал на свою напасть (не знаю только, какую); он поклялся, что будет вечно меня любить, и сердце мое исполнилось блаженства.

Между тем, я испытывала беспокойство, хотя у меня не доставало сил попросить его удалиться; я обрадовалась, когда он ушел... Быть может, меня обрадовало, что он, казалось, с трудом расставался со мной; он уходил, возвращался, прижимал мою руку к своему сердцу, вновь уходил и опять возвращался... Наконец, он удалился... быть может, навсегда... ибо я только что отослала отцу д’Аррасу, который в настоящее время находится здесь, письма госпожи Парангон с просьбой, чтобы он распорядился ими должным образом... А что, если Эдмон рассердится на меня? Ведь я так долго держала их у себя! Мне следовало бы предупредить его об этом. Но я была так взволнована!..

Я прошла через спальню мужа, и он проснулся в момент, когда я ложилась в постель. Он высказал столь трогательное беспокойство о моем здоровье, что я сгорела со стыда!.. Как ни отрадно было мне свидеться с Эдмоном, я не хотела бы, чтобы это часто повторялось...

Вот господин Трисмегист заглянул ко мне, чтобы узнать, как я чувствую себя нынче утром, приходится спрятать письмо; нет, лучше я отошлю его тебе с Заирой неоконченным.

P. S. Боже мой! По словам твоего мужа, Обскурофила прибегает к уловке вроде той, какую, как ты знаешь, я собиралась применить, дабы сохранить верность Эдмону! И он именует это коварством, он, который придерживается вольной морали... Так, значит, я поступила бы весьма дурно!

Прощай, прощай, моя Лора!

ПИСЬМО CLXVIII

ОТВЕТ

Лора сообщает Зефире о двоеженстве Годэ и о браке по расчету, заключенном Эдмоном

Заира скажет тебе, моя дорогая, что я не в состоянии выходить, — дела и жестокие терзания удерживают меня дома, — но в ближайшие дни тебе не следует у меня появляться. Господин Годэ причиняет мне серьезные огорчения и как бы ему не пришлось раскаиваться в этом! Он всецело завладел моим кузеном: он вертит им как хочет, причем ему помогает д’Аррас, которого он, видимо, обманывает; они собираются женить его на богатой женщине, которой исполнилось семьдесят девять лет одиннадцать месяцев и двадцать девять дней, а сам господин Годэ, другими словами мой муж (тебе это покажется уж совсем непостижимым), женился на ее дочери, чудовищной уродине. При заключении брака обе стороны делают в пользу друг друга завещания. Господин Годэ требует, чтобы я молчала, иначе — говорит он — он сумеет расторгнуть наш брак, ибо у него хватило ума не соблюсти некоторые формальности, которые делают брак неоспоримым. Что ты скажешь о подобном поведении?.. Итак, господин Годэ стал полным хозяином состояния богатой семьи (ты прекрасно понимаешь, что Эдмон ни во что не будет вмешиваться). Он уже зажил на широкую ногу, он уже что-то продает, пускается в махинации, и ничего не страшится, рассчитывая со временем переселиться в Англию. К несчастью, мои интересы, а также и твои, связаны с судьбой этого человека: поскольку ему удалось это мошенничество, у него может возникнуть искушение пойти на другое; когда человек привыкает совершать преступления, он перестает соблюдать осторожность и в скором времени своей неосмотрительностью навлекает на себя кару.

Между прочим, скажу тебе, что ты напрасно послала отцу д’Аррасу письма госпожи Парангон к моему кузену; их не возвратят этой даме и