Фонтаны под дождем - Юкио Мисима
– Я понятия не имел, что у него дома все так плохо, – ошеломленно сказал Кагава, но уже в следующую секунду подумал, что он все равно не должен сострадать Кокубу. В конце концов, Дзиро сам все решал и сам выбирал свой путь в этой жизни.
– Ты прими это к сведению, но никому не рассказывай. Я просто давно знаком с его семьей и знаю, как там обстоят дела, – сказал Киноути.
4
Каждый день перед выходом из дому Мибу брился, надеясь, что так укрепит волосы и борода и усы начнут расти как следует. Члены его семьи относились к этому скептически и говорили, что он зря переводит бритвенные лезвия.
– Ну и купили бы мне тогда электрическую бритву! – как-то раз в сердцах сказал он и целую неделю демонстративно не брился. Но собственная природа подвела его – несколько волосков, которые выросли за неделю на гладких янтарных щеках, не тянули даже на «трехдневную небритость».
В семье Мибу считали инфантильным. Он плавно, без видимых осложнений, перешел от детства к юношеству, избежав бурь и метаний.
Он преклонялся перед Кокубу Дзиро и постоянно рассказывал о нем родным.
– Ну что ты опять заладил: «Дзиро, Дзиро»? Тебе больше не о чем с нами поговорить? – поддразнивали его мать и сестры.
Он расстраивался и дожидался двоюродных братьев, чтобы поговорить о своем кумире с ними. Но и тем уже настолько наскучили эти разговоры, что они начали избегать кузена.
Большинство ровесников Мибу, даже когда уважали или любили кого-нибудь всем сердцем, предпочитали об этом молчать. Незамысловатое юношеское желание быть независимыми заставляло их стесняться своих чувств. Поэтому бурный восторг Мибу для его близких являлся лишним доказательством инфантилизма.
Но он сам, разумеется, придерживался другого мнения. Непоколебимое спокойствие Дзиро, духовная и физическая мощь, которую Мибу всегда в нем ощущал, передавались и самому Мибу, освобождая его от трусливой, болезненной юношеской гордости.
Мибу оставался год до совершеннолетия[15]. Всего лишь год – и он получит право голосовать, станет взрослым, незаметно обзаведется семьей и семейным счастьем в придачу. Мысль об этом повергала его в отчаяние.
Капитан как-то раз наказал его тоже, и Мибу просидел сорок минут на коленях. Кто-то из новеньких позволил себе пренебрежительно высказаться о Дзиро. Мибу не мог этого стерпеть. Он нанес удар первым, новичок ответил, и в результате Мибу расквасил обидчику нос. Вице-капитан узнал о драке, и по решению Дзиро наказание понесли оба драчуна.
Дзиро спросил, из-за чего началась драка, но Мибу твердо решил молчать. Он лишь пылко смотрел на Дзиро и не проронил ни слова.
От сидения на коленях на деревянном полу ступни у него затекли, лодыжки болели, в какой-то момент начало сводить бедра. Мибу сносил боль, упиваясь собственной мужественностью.
Позднее, когда, как говорится, инцидент был исчерпан, кто-то сообщил капитану о причине драки. Дзиро ничего не сказал, но бросил на Мибу взгляд, в котором читалось молчаливое понимание. Мибу был благодарен Дзиро, что после этого случая тот не изменил отношения к нему.
– Что же такого особенного и замечательного в твоем капитане? – однажды спросила мать.
– Он искренний, откровенный. Сильный и выносливый, но не хвастается этим, не выставляет свою силу напоказ. Стоит только подумать, что есть такие люди, как он, и просто приходишь в отчаяние. Почему я не такой?
– Вот именно, почему бы тебе тоже поскорее не сделаться таким?
– Таким, как он, я не смогу стать никогда.
– Ты на редкость уверен в себе, – с горьким сарказмом сказала мать. – Думаешь, мне приятно, когда мой сын говорит о себе такие вещи?
Во всем, что делал, Мибу пытался подражать Дзиро. Но если походку или манеру речи еще можно как-то имитировать, то улыбку… Мибу знал, что, как бы ни старался, никогда не сможет улыбаться так обаятельно и так многозначительно.
В свои девятнадцать Мибу считал взрослый мир мерзким и отвратительным; он не хотел, боялся думать о том, что когда-нибудь и Дзиро, как и все окружающие, погрязнет в бессмысленном существовании. Если молодость, искренность, сила достигают головокружительной высоты – а в случае с Дзиро это именно так – лишь для того, чтобы потом стремительно рухнуть вниз, что ж это за мир?! И как невыносимо тоскливо в нем жить.
Мибу столь часто ругал сверстников за их безнравственность и низменность интересов, что со временем родные заподозрили, что его привлекают определенные политические круги, но они ошибались – Мибу ничего не смыслил в политике, она его попросту не интересовала.
Он вспоминал всевозможные недостатки современной молодежи, чтобы примерить их к Дзиро: чрезмерный интерес к собственной внешности, погоню за доступным сексом, постоянный внешний протест при полном отсутствии какой-либо цели – весь набор, который в конце концов превращает юношу в примерного семьянина, помешанного на стрижке газона и мечтающего поскорее выйти на пенсию. Нет, Дзиро выше всего этого. Вне спортивного зала он ничем не выделялся – просто еще один обычный студент, скромный, не принимающий участия в похабных разговорчиках и не увивающийся за девчонками. Дзиро отказался бунтовать и посвятил всего себя фехтованию. В этом для него заключался смысл. На данный момент будущего для Дзиро не существовало, если не считать грядущие всеяпонские соревнования.
Казалось, он вообще не задумывается о гипотетическом будущем и уж тем более о счастливом будущем. И хотя сам Дзиро никогда не говорил об этом вслух, Мибу был уверен, что его девиз звучит примерно так: «Мужчине не подобает задумываться о счастье». В этом, наверное, и заключалась причина его великолепия.
Однажды Мибу и еще двое первокурсников, выходя из университетских ворот, столкнулись с Дзиро, который тоже возвращался с занятий. Все трое почтительно поприветствовали его, и он пригласил их в кафе на чашку кофе. Поначалу они молчали, не в силах справиться со смущением, но наконец Мибу преодолел себя и заговорил:
– Университетская команда Хитоцубаси – серьезный для нас противник. Брат подруги моей сестры учится в Хитоцубаси, и я один раз съездил туда с сестрой посмотреть, как тренируется команда.
– И как они тренируются?
Мибу вкратце рассказал о том, что видел.
– Ясно
