Саддам Хусейн - Забиба и царь
- Потому что до сих пор она считается царицей, - сказала Забиба. - Как царица, она сохранила огромное влияние на людей, особенно на тех, кто ей прислуживал. Когда она будет находиться в новом месте, которое ты для нее изберешь, люди, которые раньше обращались с ней как с царицей и у которых сформировалось к ней определенное отношение, будут вести себя с ней в соответствии с ее титулом и с удовольствием или без удовольствия выполнять все ее поручения. Если она прикажет им, они позволят ей выходить, куда ей заблагорассудится, пускать к ней всех тех, кого она захочет видеть, и она сможет даже шпионить за тобой. Разве царицы не шпионят за царями?
Засмеялся царь, улыбнулась и Забиба.
- Ты на редкость сообразительна, Забиба!
Забиба сказала:
- Жизнь сделала меня такой, царь мой.
Царь отвечал:
- Я тоже живу этой жизнью, и я старше тебя, но я не знаю тех вещей, которые знаешь ты, хотя все, о чем ты говоришь, находится перед моими глазами. Только когда ты говоришь, я понимаю, что все это правильно.
- Прости меня, мой великий царь, за то, что я с тобой откровенна. Если ты видишь, что я перешла границу дозволенного, молю тебя о прощении и взываю к кротости твоего нрава и к твоему великодушию.
Сказала Забиба про себя:
- Разве не обращаются люди к царям за снисхождением, прославляя и превознося их, исполненные покорности и повиновения, независимо от того, заслуживают они снисхождения или нет.
- Говори, Забиба.
- Я видела жизнь во всех ее прелестях и горестях. Когда я выбираю то, что меня привлекает в жизни, или то, чего я желаю, я не всегда могу получить это, а если мне и удается что-либо получить, оказывается, что это только самая малость того, что я желала. И все это несмотря на жертвы, бесплодные попытки и мучительное ожидание. Я все время живу на открытом воздухе, мою кожу обжигает июльское и августовское солнце и зимняя стужа. Каждый день в этой жизни мне приходится иметь дело с людьми, с которыми я не желала бы общаться, и шагать такими тропами, идти по которым у меня нет никакого желания, а главное, я лишена свободы выбора. У тебя же жизнь складывается совсем по-другому. Ты почти не видишь дневного света, прямые солнечные лучи попадают на тебя нечасто, а стоит тебе немного замерзнуть, как тебе тут же подадут покрывало, или придет та, которая согреет тебя своим телом, или приготовят напиток, от которого согревается тело и улетает душа.
- Но ведь я появился в этом дворце не так давно, а прежде жил за его пределами.
- Да, мой господин. Но ведь ты жил в другом дворце, и люди почитали тебя как эмира. А теперь с тобой обращаются как с царем. Ты был и остаешься лишенным удовольствия жить среди людей. Ты был лишен опыта общения с людьми, которые при необходимости честно, откровенно и без особого умысла говорили бы тебе "нет", вместо того чтобы, имея в виду определенную выгоду, всегда говорить "да". Разве большинство из тех, кто живет во дворцах, не льстит царю, когда он пребывает на пике своего могущества, и не стремится погубить его, как только он ослабнет?
- Да, в этом что-то есть. Можно сказать, что именно так все и произошло с моим изгнанием, последующей коронацией и заговором против меня. Но разве быть простым гражданином почетно? Разве не достойнее быть царем, чем обычным подданным, Забиба?
- Чувство гражданской принадлежности и ответственность гражданина гораздо почетнее, потому что все это честь само по себе, мой царь, ее нельзя ни унаследовать, ни получить в награду. Но никакая честь не будет иметь никакого значения, если ей не будет предшествовать глубокое чувство гражданской принадлежности и ощущение того, что это главная честь в понятиях страны, к которой ты принадлежишь, нации и народа, выполнения обязанностей и долга. Тот, кто обладает этим чувством, с честью несет свое знамя. Быть царем тоже честь, но народ не считает за честь то, что не соответствует понятиям, о которых мы только что говорили, то есть если речь не идет о гражданском чувстве и чести быть гражданином.
Я прожила такую жизнь, мой царь, какую тебе прожить не довелось. Ты не испытал ее течения, не отягощенного грехами и заботами дворца. А когда тебе доводится что-то в этой жизни сделать, ты действуешь как новичок, которому опытный игрок позволил записать на свой счет победу над противником, или как ребенок, которого отец обучает игре. Ты испытываешь удовольствие от того, что тебе удается сделать, и своими действиями можешь одержать победу, но это происходит не благодаря твоему собственному основанию и не благодаря тем способностям, которые приобретают методом проб и ошибок, взлетов и падений, набивая себе шишки.
- Что ты можешь сказать обо мне, Забиба?
- Несмотря на ту форму, воплощением которой ты сейчас являешься, твоя сущность может повернуть тебя в таком направлении, что ты сочтешь возможным и правильным общаться со мной, преданным тебе представителем народа, мой великий царь.
- Быть тому! Но ты говоришь обо мне так, словно я изолирован от своих подданных и не вижу их.
- Самое главное не в том, чтобы ты их видел, господин мой. Главное, чтобы они жили в твоей душе и чтобы ты знал их. Чтобы ты жил среди них и понял, когда и почему они соглашаются, а когда и почему не соглашаются. Чтобы ты приобрел такой опыт, как будто ты один из них в то время, когда правишь ими.
- Но мне приходилось встречаться с простыми людьми, когда я жил за пределами этого дворца. Я встречался со стражниками, садовниками, иногда с поварами.
- Пусть так, мой царь, тебе приходилось иметь с ними дело.
- Но ведь так и было! Я встречался с ними!
- Прости меня, мой господин, я не говорю, что ты обманываешь, я не сомневаюсь в твоих словах. Памятуя о том, что большинство царей лгуны и заслуживают того, чтобы в их словах сомневались, я верю, что сейчас ты говоришь правду. Я поставила слово "пусть так" рядом со словом "приходилось" и сказала "пусть так, тебе приходилось иметь с ними дело", желая показать, что есть разница между состоянием, когда эмир встречается с теми, с кем он иногда встречается, и состоянием, когда человек живет среди других людей. Ты встречался со стражником, который отдавал тебе приветствие, давая тебе почувствовать, что ты эмир. Ты встречался с крестьянином, который склонялся перед тобой и застывал на месте, когда ты проходил мимо, показывая тебе, что ты эмир. Ты встречался с поваром, но только для того, чтобы распорядиться насчет приготовления пищи. Разве ты пробовал ударить кого-нибудь, и разве били когда-нибудь тебя самого, чтобы научить тебя, как следует драться, чтобы, после того как ты упал, ты мог подняться и вернуть долг обидчику и свалить его вместо себя? Пробовал ли ты пройтись босыми ногами по земле, чтобы испытать то, что чувствуют нищие? Бывало ли с тобой так, что ты хотел что-нибудь съесть, но не мог получить еды, познав, что такое чувство голода? Приходилось ли тебе просить в долг на кусок хлеба для семьи или платить за аренду дома, чтобы понять чувства нуждающихся? А пробовал ли ты, как простой человек, убеждать женщину в том, что ты достоин возлечь с ней, дабы после этого ваши отношения стали крепче? Разве вправе та, что должна спать с тобой, отказаться от этого?
- Что касается последнего, то она вправе согласиться или отказаться.
- Но разве все женщины в царских дворцах пребывают в одинаковых условиях так, что каждая может воспротивиться воле царя? Что, если женщина по своей воле откажется переспать с тобой?
Царь отвечал:
- Главное, что она свободна в этом.
- Нет, нет, мой великий царь, та, которую ты пожелаешь, достается тебе при любых условиях, и не бывает так, что тысячи царей соперничают из-за нее, как соперничают из-за нас мужчины в обычной жизни. Царь всегда один. А когда конкуренцию заменяет монополия, свобода выбора исчезает. Если ты ликвидируешь свободу выбора, не предоставляя равнозначной альтернативы, значит, ты предлагаешь неважный товар.
- Разве я неважный товар, Забиба?
- Нет, мой царь, но ты обладаешь законным правом сделать так, чтобы народу жилось хорошо. Ты можешь стать его влиятельным и могущественным вождем. А я хочу стать твоей верной помощницей, которая поддержит тебя во всех этих начинаниях. Если нас обоих ожидает провал, то я вернусь к своей обычной жизни и к своему прежнему состоянию. А ты примкнешь к кавалькаде царей, которых я назвала неважным товаром.
- Ты решила меня оставить, Забиба?!
- Нет, господин мой, вовсе нет. Я решила всегда поддерживать тебя с тех пор, как ты позволил мне быть рядом с тобой, и мне уже однажды выпал шанс показать свою преданность тебе. Я частица своего народа, и в моей совести есть часть его совести, и если нам с тобой ничего не удастся, это будет значить, что это ты меня оставил. А это произойдет в том случае, если ты пойдешь одной дорогой, а народ - другой, если каждый из нас примкнет к своему кругу: ты останешься с царями, а я вернусь к народу.
- Но ведь и простые люди не всегда бывают правы, Забиба.
