Генрик Ибсен - Cтолпы общества
Хильмар. Тебе-то какое дело? Шел бы скорее к себе наверх..
Улаф. Может быть, и мне, дядя, удастся когда-нибудь поохотиться на буйволов.
Хильмар. Вздор! Такой трусишка, как ты...
Улаф. Погоди! Завтра кое-что узнаешь!..
Хильмар. Дурень! (Уходит через сад.)
Улаф, увидав Крапа, входящего справа, убегает назад в комнату и запирает за собой дверь. Крап подходит к кабинету Берника и приоткрывает дверь.
Крап. Извините, что опять пришел, господин консул. Надвигается шторм. (Молчит с минуту, ожидая ответа.) "Индианка" все-таки пойдет?
После небольшой паузы из кабинета слышится голос Берника: "Индианка" все-таки пойдет". Крап, затворяя дверь, уходит направо.
ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
Там же. Рабочий стол убран. Время под вечер; погода бурная; сумерки все сгущаются. Слуга зажигает люстру. Служанки приносят цветы в горшках, лампы, свечи и размещают все это на столах и тумбах вдоль стен. Руммель, во фраке, в перчатках и в белом галстуке, стоит посредине залы и распоряжается убранством.
Руммель (слуге). Зажигайте через одну свечу, Якоб. Не нужно слишком парадного вида. Все должно быть как будто невзначай. И сколько цветов!.. Ну да ничего, пусть стоят. Как будто и всегда так.
Берник выходит из своего кабинета.
Берник (останавливаясь в дверях). Что это значит?
Руммель. Ай-ай! Ты дома? (Прислуге.) Ну, ступайте пока.
Прислуга уходит налево.
Берник (входя в залу). Руммель, да что все это значит?
Руммель. Это значит, что настала самая торжественная минута твоей жизни. Город устраивает сегодня вечером в честь своего первого гражданина шествие.
Берник. Что ты говоришь?
Руммель. Шествие с флагами и с музыкой. Хотели было прихватить и факелы, да по случаю ветреной погоды не решились. А иллюминацию все-таки устроим. Что, недурно будет, когда появится в газетах?
Берник. Послушай, Руммель, я этого не хочу.
Руммель. Теперь уже поздно, через полчаса они будут здесь.
Берник. Почему ты раньше меня не предупредил?
Руммель. Именно потому, что опасался возражений с твоей стороны. Я только уговорился с твоей женой, она мне позволила немножко убрать залу, а сама позаботится об угощении.
Берник (прислушиваясь). Что это? Они уже идут? Мне кажется, будто поют.
Руммель (в дверях террасы). Поют? Ах, это американцы. "Индианка" выводится к бочке.
Берник. Выводится к бочке?.. Да... Нет... Право, я сегодня не могу, Руммель. Мне нездоровится.
Руммель. Да, в самом деле, на тебе лица нет. Ну, подтянись, черт побери! Возьми себя в руки. Мы с Санстадом и Вигеланном придаем огромное значение этой манифестации и приложили все старания, чтоб ее подготовить. Нужно разбить наших противников наголову таким выражением полного общественного сочувствия тебе. Слухи все растут. Нельзя больше скрывать скупку земель. Тебе необходимо сегодня же под звуки речей, песен и звон бокалов... словом, под всю эту музыку объявить во всеуслышание, чем ты рискнул для блага общества. У нас можно достигнуть многого в такие минуты "празднично приподнятого настроения", как я недавно выразился. Но прежде всего нужно обеспечить себе такое настроение, не то пиши пропало.
Берник. Да, да, да...
Руммель. Особенно, когда дело столь деликатное и щекотливое. Ну, слава богу, у тебя такая репутация, Берник, что вывезет тебя. Только вот нам еще надо уговориться с тобой насчет речей. Студент Тённесен посвятил тебе стихи. Очень мило начинаются: "Знамя идеи держи высоко!" Рёрлуну поручено произнести приветственное слово, и тебе, конечно, придется отвечать.
Берник. Я не могу сегодня, Руммель. Не возьмешь ли ты на себя?
Руммель. Рад бы, но это невозможно. Слово будет ведь, ты понимаешь, обращено непосредственно к тебе, хотя, пожалуй, упомянут мимоходом и о нас. Я уже говорил об этом с Вигеланном и Санстадом, и нам кажется, тебе следовало бы ответить тостом за процветание общества. Затем Санстад скажет несколько слов об единении между различными общественными слоями общества. Вигеланн, должно быть, выскажет пожелание, чтобы новое предприятие не поколебало твердых нравственных устоев нашего общества, а я думаю вкратце упомянуть о скромной деятельности наших женщин, которая тоже имеет свое значение для общества. Да ты не слушаешь?
Берник. Нет, нет, слушаю. Но скажи мне, море в самом деле так расходилось?
Руммель. А ты беспокоишься насчет "Пальмы"? Что же, судно хорошо застраховано.
Берник. Да, застраховано, но...
Руммель. И в полной исправности, а ведь это главное.
Берник. Гм... Да, конечно... Если с судном и случится беда, то это не значит, что и люди должны погибнуть. Бывает, корабль погибнет, и груз... ну и там чемоданы, документы...
Руммель. Да черт с ними, с чемоданами и с документами! Очень они нужны!
Берник. Как?.. Да, да, конечно, я хотел только сказать... Тсс!.. Опять поют...
Руммель. Это на "Пальме".
Вигеланн входит справа.
Вигеланн. Вот теперь выводят и "Пальму". Добрый вечер, господин консул.
Берник. И вы, опытный моряк, все-таки твердо держитесь того мнения, что...
Вигеланн. Я твердо держусь того мнения, что все в руках божьих, господин консул. Кроме того, я сейчас с корабля... роздал там несколько брошюрок, которые, надеюсь, принесут с собой благословение.
Санстад и управляющий Крап входят справа.
Санстад (еще в дверях). Да, уж если тут обойдется благополучно, то... А-а, добрый вечер, добрый вечер!
Берник. Что-нибудь случилось, господин Крап?
Крап. Я ничего не говорю, господин консул.
Санстад. Весь экипаж "Индианки" пьянехонек. Не будь я честный человек, если эти скоты не сгубят себя.
Лона входит справа.
Лона (к Бернику). Ну, теперь могу передать тебе привет от него.
Берник. Уже сел на корабль?
Лона. Во всяком случае, скоро сядет. Мы с ним расстались около отеля.
Берник. Он стоит на своем?
Лона. Как скала.
Руммель (у окна). Черт возьми эти новомодные затеи. Никак не могу спустить занавески.
Лона. Спустить? А я думала, напротив...
Руммель. Сперва надо спустить, сударыня. Вы ведь знаете, что предстоит?
Лона. Конечно. Дайте я помогу. (Берется за шнурки.) Я готова спустить занавес для моего зятя, хотя предпочитала бы поднять.
Руммель. Можете, можете, сударыня... потом. Когда волны ликующего народа зальют весь сад, пусть занавес поднимется, и люди увидят перед собой приятно пораженную и счастливую семью. Дом гражданина должен быть, как стеклянный шкаф.
Берник как будто хочет что-то сказать, но быстро поворачивается и уходит в кабинет.
Да, теперь, господа, последнее совещание. И вы с нами, господин Крап. Вы сообщите нам некоторые фактические данные.
Все мужчины уходят в кабинет Берника. Лона между тем успела задернуть все оконные занавеси и собирается задернуть занавесь у открытых стеклянных дверей на террасу, как вдруг с верхнего этажа соскакивает на террасу Улаф с пледом через плечо и узелком в руке.
Лона. Ах, господи, как ты меня испугал, мальчуган.
Улаф (пряча узелок). Тсс! Тетя! Лона. Ты из окна выскочил? Куда ты?
Улаф. Тсс! Молчи! Я хочу к дяде Йухану... только на пристань, понимаешь? Проститься с ним... Спокойной ночи, тетя! (Убегает через сад.)
Лона. Постой! Улаф! Улаф!
Йухан в дорожном платье, с сумкой через плечо, осторожно входит слева.
Йухан. Лона!
Лона (быстро оборачиваясь). Что? Ты вернулся?
Йухан. Остается еще несколько минут. Я хочу еще раз повидаться с нею. Нельзя нам так расстаться.
Марта и Дина входят слева - обе в пальто, а у Дины, кроме того, в руках саквояж.
Дина. За ним! За ним!
Марта. Да, да, за ним, Дина!
Дина. Да он тут!
Йухан. Дина!
Дина. Возьмите меня с собой!
Йухан. Как?
Лона. Ты решилась?
Дина. Да, возьмите меня с собой. Тот, другой, написал мне, сказал, что сегодня объявит всем.
Йухан. Дина, вы его не любите?
Дина. Я никогда не любила этого человека. Я брошусь в фьорд, если стану его невестой. О, как он меня вчера унизил своими высокомерными речами! Как он дал мне почувствовать, что снисходит до такого ничтожного создания!.. Нет! Не надо мне больше снисхождения. Я хочу прочь отсюда! Можно мне с вами?
Йухан. Да, да... тысячу раз да!
Дина. Я недолго буду вас стеснять. Только бы добраться туда... Да если поможете мне немножко устроиться в самом начале.
Йухан. Ура! Не бойтесь! Все уладится, Дина.
Лона (указывая на дверь кабинета). Тсс! Тише, тише!
Йухан. Дина! Я понесу вас на руках!
Дина. Нет, этого я вам не позволю. Я хочу сама пробить себе дорогу. И там мне это удастся. Только бы прочь отсюда! Ах, эти дамы!.. Вы не знаете!.. И они написали мне сегодня... увещевали меня ценить выпавшее на мою долю счастье, указывали на то, какое он проявил великодушие. Обещали всегда надо мной бодрствовать, чтобы я оказалась достойной всего этого. Меня ужас берет, как подумаю обо всем этом благонравии!
Йухан. Скажите мне, Дина, вы только из-за этого и хотите ехать? А я для вас ничего не значу?
Дина. Нет, Йухан, вы для меня дороже всех на свете.
