Виктор Вяткин - Человек рождается дважды. Книга 1
— С ума сошёл. Бессовестный, медведь… — не то растерянно, не то сердито шептала она, поправляя платье.
Колосов не увидел тех насмешливых искринок в глазах, к которым так привык. В них светилось что-то испуганное и мягкое. Но, возможно, это был упрёк или разочарование в нём, Юрке, так внезапно нарушившем их простые, товарищеские отношения. Он опустил глаза.
— Пойдём обедать, Толька принёс на всех. Давно ждём, остынет. — В голосе Вали он улавливал незнакомые нотки, но не понимал их значения.
Колосов виновато шёл за Валей и смотрел на её плечи, гибкую талию, длинные толстые косы, маленькие стройные ноги. Он раньше не замечал, как она хороша. Сейчас он увидел совершенно другую Валю и понял, что никогда уже не сможет назвать её дурой или коровой.
…В голубом небе плескалось солнце. Тихий океан дышал свежестью, ласково баюкая пароход на пологих волнах. Пассажиры коротали время на воздухе, уютно разместившись в кузовах автомобилей, погруженных на палубу.
С верхней палубы доносилась музыка и бархатистый баритон чувственно напевал мелодию популярного танго. Медленно плыла какая-то пара. Танцевал высокий молодой человек с тонкими чертами лица. Тщательно причёсанные волосы и безупречный костюм. Его партнёрша, нарядная, со вкусом одетая девушка лет восемнадцати, была удивительно хороша.
Патефон зашипел и, взвизгнув несколько раз, замолчал.
Молодой человек проводил девушку до скамейки, поцеловал руку и отошёл.
Душа Колосова взбунтовалась. Он считал танцы мещанством. По его представлению, они были несовместимы с комсомольской этикой. Ему претили шарканья, целования рук, крахмальные манишки и накрашенные губы. Он смотрел на девушку с нескрываемой неприязнью.
На скамейке рядом с ней читал книгу молодой парень в сапогах, суконных брюках и полотняной куртке — высокий, с чёрными волосами и бледным выразительным лицом. Он не замечал ни шума, ни хриплых звуков патефона, ни танцевавшей на палубе пары. Он читал книжку, и лицо его то светлело, то вдруг становилось суровым.
Девушка повернулась к нему,
— Игорь?
Он не отозвался.
— Краевский! Вы бы хотя для приличия вели себя вежливей, — вспыхнула она.
Игорь оторвался от книги,
— Слушаю вас, Женя!
— Неужели вам неприятно внимание молодой женщины? — спросила она с любопытством и заглянула ему в глаза.
— Смотря по настроению и, честно сказать, не всегда. Сейчас я предпочитаю книгу.
— Вот как? Спасибо за откровенность. — Она пожала плечами.
— Не обижайтесь, — мягко проговорил он. — Но вы сами затеяли этот разговор. Видите ли, Женя, мы слишком по-разному смотрим на одни и те же вещи. Вы стремитесь быть заметной, я же хочу быть только самим собой,
— Если я попрошу вас проводить меня, неужели вы сможете отказаться?
— При необходимости, конечно, провожу, но сейчас Корзин сделает это с большим удовольствием. Павел! — окликнул он человека, танцевавшего с ней. — Женя просит проводить её до каюты!
Женя вскочила и, покраснев, убежала на другую сторону палубы,
— Вот это парень. Молодчага. Как же он её толково отчихвостил, и не придерёшься, — пробормотал себе под нос Колосов и довольно засмеялся.
На корабле потушили огни, только сигнальные фонари на мачте и на бортах да дежурные лампочки у камбуза и кубрика мерцали в сгустившейся тЕмноте. Пассажиры разбрелись по своим каютам. Потухли и кружочки иллюминаторов второго класса.
Колосов долго стоял на палубе, вглядываясь в темноту. Ему хотелось, чтобы рядом была Валя. Теперь он постоянно думал о ней. Сердился за это на себя, старался отогнать мысли, но они не подчинялись.
— Она избегает меня. Не подойду и я, — рассуждал он сам с собой, — Приеду в Нагаево, а там на Среднекан, буду работать, всё постепенно забудется, а ей не подам и виду.
С рубки донеслась команда. По палубе простучали гулкие шаги матроса, и снова стало тихо. Колосов встрЯхнул головой и задумчиво спустился в твиндек (дэ). Тусклый свет электрических ламп еле пробивался через закопчённые колпаки фонарей, освещая плотные ряды двухэтажных коек. Женское отделение, отгороженное занавесками, начиналось у лестницы. Валя спала на верхней койке. Колосов увидел её разрумянившееся лицо, открытые розовые губы и белое круглое плечо. Ему захотелось подойти к ней, но, поймав себя на этой мысли, он отвернулся и быстро ушёл в свой угол.
Миша Могилевскнй спал с открытым ртом и насвистывал носом. Анатолий отгородился от него подушкой и читал.
ГЛАВА 7
Море будто засыпало. Волны ласково плескались у бортов судна. Солнце горячим краем коснулось далёкого горизонта. Кровавым заревом окрасился небосклон. Тысячами огней вспыхнуло море, и трепетная, золотистая дорога легла на запад. Вода стремительно меняла цвета, пока не стала серой и угрюмой. Ещё не потух закат, а ночь уже зажигала голубые фонарики звёзд. Потянуло прохладой. Краснов застегнул куртку и стал спускаться на нижнюю палубу.
— Михаил Степанович! — Колосов догнал его у лестницы. — Раздают ужин и опять солёная рыба. Люди ворчат, а там ещё кое-кто подзуживает: «Это, мол, вам северный паёк»,
— Пойдём!
Краснов спустился в твиндек.
— Товарищ секретарь, уже воротит! Скоро треснем от этой трески, — роптали за столом. Краснов засмеялся:
— Воротит от рыбы? Не рановато? А может быть, плохо приготовлена? Придётся попробовать. — Он взял у Колосова тарелку, дал свой жетон и, получив ужин, уселся за стол. — Жаренная на постном масле? Неплохо. Мы ведь, комсомольцы двадцатых годов, начали строить Советскую республику на ржавой селёдке. А теперь жареная треска, да ещё с пшеном, — говорил он, посмеиваясь и обсасывая кости, — Побольше бы её на Среднекан, вот бы радовались горняки. Так что, друзья, кто успел испортить желудки поджарками, оставайтесь лучше в Магадане.
— Если бы не солёная, она бы Ещё ничего, — пробурчал смущённый голос с конца стола.
— Солёная? Без соли куда хуже. У нас на приисках бывает и так… — Похваливая ужин, он начал рассказывать, как приходилось горнякам есть и без соли.
— Питаясь в салоне и наслаждаясь удобствами каюты, можно баснями приправить и плохую еду. Благо, язык без костей, — заметил Поплавский.
— В салоне? — засмеялся Краснов. — Котёл-то один. Разве что заносят рыбу головой вперёд. Хотя я этого не замечал. — Он посмотрел на Поплавского и неожиданно предложил — Вы хотели бы питаться в кают-компании? Пожалуйста. Вот мой пропуск и жетоны, а я предпочитаю здесь. Заодно можете перебраться в наше общежитие на мою койку. В тайге я соскучился по жизнерадостному коллективу. — И Краснов тут же выложил на стол свой пропуск и жетоны.
— Что же, я человек не гордый, пожалуйста. Нас этим не удивишь. Мы сами нахалы, — не смущаясь согласился Поплавский и принЯлся укладывать вещи.
Белоглазов любовно рассматривал владивостокские образцы, обтирал их носовым платком, приклеивал этикетки, раскладывал на простыне, делая заметки в записной книжке. Увлечённый своим занятием, он не слышал, как подошла Лиденька. Навалившись на него, она через плечо стала рассматривать кусок кварца. Очки Тольки сползли на ухо и упали. Он сжался и, шаря рукой по простыне, робко проговорил:
— Вы не находите, что через меня смотреть неудобно? Может быть, вы подойдёте со стороны?
— Почему неудобно? — засмеялась она и тихо шепнула — Мне так нравятся ваши булыжники и вы.
После того как Лиденька преподнесла Белоглазову ветку сирени, она не то в шутку, не то всерьёз стала интересоваться геологией и довольно решительно ухаживать за ним, посмеиваться над его неловкостью.
Толька наконец разыскал очки и, надев их, осторожно обернулся.
— Лидия, если вам и удобно, то я для себя этого не нахожу.
— А что я сделала? Подумаешь. — Она выпрямилась. — Сидит, как колдун, над своими камнями — и не притронься. Да и сам как булыжник. — Она дёрнула за угол простыни, перемешав всю коллекцию.
Лицо Тольки вытянулось, губы сжались.
— Лялина, уйдите! В дальнейшем рекомендую с булыжниками знакомиться на мостовой.
Лиденька, расстроенная, выбежала из трюма.
— Толька! Краснов ждёт нас в каюте парторга, — крикнул Колосов, перегнувшись через перила.
Белоглазов поднялся на палубу и попал в объятия Юрия, который сразу стал допытываться:
— Что это с такой поспешностью Лиденька из трюма выскочила?
— Кто бы мог подумать, что любовная лодка разобьётся о простой булыжник? Ну ладно, пошли, — уклонился Толька от дальнейших объяснений.
Валю и Матвееву они нагнали у каюты парторга. Краснов разговаривал с группой ребят из первого твиндека. Когда они вошли, он поднялся и показал на диван.
— Прошу извинить, мы сейчас заканчиваем. Рассаживайтесь. Значит, Краевский организует шахматный турнир, а в итоге проведёт с победителями сеанс одновременной игры на нескольких досках. — Он посмотрел на Могилевского. — За тобой, Миша, струнный оркестр.
