Роман Гари - Голубчик
- Взгляните. Это ничто. Кукла, манекен с гримасой скептика или даже циника. Неодушевленный, застывший предмет. И его-то, господа, вы заставите говорить по-человечески. Больше того, вы вложите в его уста слова любви и участия. Вы сами, своими силами, не нажимая ни на какую потайную кнопку. А потом мы перейдем к этой цветочной вазе, столу, занавескам. Шаг за шагом вы наберетесь опыта, сноровки, одушевите весь мир. И дружеские голоса будут сопутствовать вам повсюду. В результате вы сможете, оставаясь одинокими и довольствуясь, как прежде, самими собой, наслаждаться жизнью и иметь все, что пожелаете. Это куда проще и вернее, чем гоняться за химерой и нарываться на беды, несчастья и разочарования. Месье Бурак, прошу вас. Поляк вспыхнул.
- На что ты потратил свою жизнь, Бурак? - спросила кукла. - На ковыряние в зубах, вот на что!
- Я уже говорил вам, месье Бурак, что упражнение заключается в том, чтобы удалиться от самого себя на пять метров и войти в другой объект. Вы не получите приятного, доброжелательного, мудрого и милосердного окружения посторонних, если замкнетесь в себе. Избегайте варки в собственном соку, господа, - таково общее правило. Приучайтесь с самого начала вариться в чужом - это менее болезненно. Пока вокруг вас миллионы чужих людей, вы обречены на одиночество. Но стоит подумать о них и об их трудностях - и свои станут легче. Беды ближнего облегчают нам жизнь.
Само собой, все это говорилось через манекен, который с циничной ухмылкой цедил слова и жевал сигару. Мы покатывались со смеху. Все высокое следует несколько снижать - это тоже важное правило. Снижение, подгонка всех вещей по человеческой мерке есть основа стоицизма, иначе тебе не по себе и мир не по тебе.
Вспомните: "Кто не сбережет сам себя, тот кончит дин на складе потерянных вещей". Так говорил великий О'Хиггинс, который мог вселить в пустой собор полсотни голосов и трагически погиб, потеряв свой собственный.
Напоминаю, если кто запамятовал: господин Паризи всегда носил на шее длинный белый шелковый шарф, чтобы движения адамова яблока не выдавали его, когда он чревовещает, и даже дома не снимал шляпы с высоко поднятой головы, чтобы подчеркнуть, что не склоняется ни перед кем и ни перед чем.
Я не сразу разобрался, что газета "Собеседник" неверно поняла мое письмо и направила меня к господину Паризи ошибочно. Ведь его методика призвана помогать людям завязывать дружбу сначала с туфлями, стульями и прочими обиходными предметами, а потом с другими, более сложными и более отдаленными. Но мне нужно не это. Если я и хотел сделать Голубчика говорящим, то только потому, что иногда заговаривал с ним сам и было бы куда веселее поболтать вдвоем. Но я вовсе не думал, что мой удав вдруг всерьез обретет человеческий голос, я имел в виду условную беседу, обыкновенную игру. Этакую оживленную разрядку. Как только я понял, что господин Паризи трудится в системе социальной защиты - недаром его метод признан полезным для общества, в Большом Париже у него обширная практика, особенно среди лиц женского пола, - я перестал посещать занятия. Мне не нужно нянек. Просто хотелось поговорить с удавом, разыграть Голубчика.
Один мой знакомый по "Рамзесу", господин Жобер, как-то за стаканчиком рассказал мне о своем психоаналитике. Вот действительно стоящее изобретение.
- Понимаете, он обязан вас выслушать, он за это получает деньги. Усаживаете его в кресло, заставляете взять карандаш с блокнотом и записывать каждое ваше слово. Он на то и существует, что интересуется вами, такова его роль в обществе потребления.
Поначалу я не пропускал ни одного занятия и кое-чему научился: например, обставлял свои поездки в метро приятными, вежливыми репликами соседей.
- Месье Дюр, ваша очередь. Расскажите нам, для чего вы хотите стать чревовещателем.
Для того, чтобы обратить на себя внимание, выделиться. В "Дешевых товарах" мимо меня каждый день проходит человек с тысячу, не меньше. Всем чего-то не хватает, и все хватают вещи. За год набирается тысяч триста, за восемь лет - чуть не десять миллионов, и все мимо... Продавцов - тех хоть замечают, к ним обращаются, что-то спрашивают, какое-никакое, а общение, ну, а на моем месте... За двадцать пять лет, что я прослужил в "Самаритен", мимо меня, считай, прошло все население Франции, да не один раз. Кажется, мог бы хоть кто-нибудь... Нет. Никто.
- Неужели? - подала голос кукла.
- Ни один человек.
- Нехило. А если самому дернуть кого-нибудь за рукав?
- И что сказать? О таких вещах не говорят.
- Вся беда от общества потребления, - вмешался я. - Всеобщее процветание. Всеобщая занятость.
- К... как это - всеобщая занятость? - спросил манекен, поперхнувшись от волнения первым словом.
- Всеобщая занятость - это всеобщая занятость, каждый занят, вот и все.
Я хотел изобразить смех, но выдохся, и манекен захрипел как удавленник.
- Больше силы! - командовал господин Паризи. - Выкладывайтесь до конца! Все наружу! Нутром, и как можно сильнее! Выкладывайте все, не беда, если и с кровью. Там, в глубине, ваш настоящий голос. Заперт внутри, в чреве. В горле не то, один пустой звук. Пусть говорят потроха... Изливайтесь, извергайтесь! Это главное. Излияние - залог жизни. Внутри все накапливается, застаивается, загнивает, нарывает и убивает. Жмите во весь дух! И не бойтесь быть смешными. Смеяться будут над куклой, она на то и посажена. Начали!
- А если б мог, я бы сказал, - снова заговорил манекен, - жизнь невыносима, когда у тебя нет никого и ничего. Когда некому тебя любить...
- Вы пошевелили губами, месье Дюр, но это не беда. Продолжайте.
- ...невыносимо, тяжело. Хоть бы одна живая душа поддержала.
- Перегрузка, - сказал я, - перегрузка центральных магистралей в час пик - типичная проблема мегаполиса. Слишком оживленное движение ведет к смертельному исходу, нужны кружные пути.
- Вот-вот, у нас в "Дешевых товарах" голова так и идет кругом, поток барахла выходит из-под контроля. Живой поток - не уследишь.
- Зато товары эмоционального потребления залеживаются, - сказал манекен, - не имея хождения на внутреннем рынке. Лежат на душе тяжелым грузом, образуют заторы. Как тут не взорваться?
Есть, конечно, некоторый культурный выхлоп, но одним телевидением не обойтись. Всему есть предел...
- Отлично, месье Кузен, обнаруживайте все, что у вас там есть. И вы, месье Дюр, тоже продолжайте.
- В "Самаритен"...
- В "Самаритен" все для всех! - выдала кукла жизнерадостным тоном французского потребителя с политическом оттенком - не без тяги к объединенной Европе.
- Живой поток - распродажа-самообслуживание, заговорил Дюр, - завалены все прилавки. A вечером я, как все, еду домой на метро, без четверти семь, в самый час пик. Нигде так не почувствуешь эту, как вы говорите, полную занятость, как в вагоне метро или пригородной электричке в час пик.
- В силу тех же причин, из-за демографического потопа, я и держу удава. А вспомнил я о нем, потому что месье Дюр заговорил о метро и электричке. Он все очень верно сказал. Так вот, удав - это та самая живая душа, которая ждет вас вечером дома и может поддерживать вас сколько угодно.
- Прекрасно, месье Кузен, - сказал господин Паризи. - Не стесняйтесь обнаружить своего удава.
- Я долго терпел, - продолжал Дюр, - держался, пока была надежда, но теперь мне пятьдесят семь лет, из которых сорок поглотила полная - через край! - занятость...
- Превосходно, господа, - похвалил господин Паризи. - Вы делаете успехи. Теперь вы, месье Бурак. Нон там, слева от вас, стоит пепельница. Оживите-ка ее, помогите ей высказаться.
- Не понимаю, при чем тут я, - промолвила пепельница.
- Вот и мы ни при чем, - ответил Бурак и покраснел от удовольствия: ему удалось разговорить пепельницу, не разжимая губ.
- Вы нам больше ничего не скажете, месье Кузен?
- Людям не хватает святого эгоизма. Например, есть у меня один знакомый, некий Жалько, мы иногда встречаемся в кафе. Разговаривать не разговариваем, обычно молчим, но по-дружески. И вот как-то раз он на меня посмотрел и, должно быть, увидел в моих глазах что-то особенное, светлое. Подходит ко мне и говорит: "У вас не будет четырехсот франков взаймы?" И, представляете, протягивает руку! Слава Богу, у меня как раз были деньги. С тех пор я все время начеку. Чтобы не встретиться с ним. Как увижу на улице - сразу перехожу на другую сторону. Боюсь, как бы он не вернул долг. Но пока мы еще связаны. Такая игра стоит свеч!
- Позвольте заметить, что правительство все-таки тоже кое-что делает, - вмешалась кукла. - Есть специально отведенные места для инвалидов.
- Вообще-то лично я собираюсь жениться, - объявил я, став в позу. - Мы уже много месяцев ездим в одном лифте. Моя невеста - девушка мечтательная, романтическая, с развитым воображением, дитя тропиков, с такой, сами понимаете, все время боишься оказаться не на высоте. Но что такое лифт: пара минут - и все, разочаровать не успеешь, и репутация не пострадает. Я имею в виду не свою репутацию, а репутацию любви. Пара минут в скоростном лифте ничего не нарушит. Но я не согласен с уборщиком из нашего управления, этот ни во что больше не верит или, еще хуже, верит совсем не в то. Человек, его жизнь и его средства выживания - не игрушки. Кажется, кому-то из великих франкоязычников принадлежит фраза: "Терпение и труд все перетрут". И действительно, только благодаря терпению и усердию родителей мы живем в этом мире. В мире изобилия и высокого уровня всеобщих благ на душу.
