Джон Голсуорси - Из сборника Смесь
ПАЛОМНИКИ
Перевод Е. Лидиной
Проезжая по Хаммерсмиту, я увидел их с империала омнибуса. Они сидели на белом нарядном крыльце дома против памятника принцу Альберту. День был солнечный, очень жаркий. Мимо двигался поток кэбов и собственных экипажей, на залитой солнцем улице было много гуляющих. А три маленьких паломника все сидели на крыльце.
Старший из них, мальчик лет шести, с трудом удерживал на коленях большеголового ребенка, кажется, больного корью. Кулачок малыша, словно вылепленный из теста, подпирал щечку, глаза были полузакрыты, а ножки беспомощно висели из-под тряпья, в которое он был завернут.
Девочка была моложе мальчика. Она крепко спала, привалившись к дверному косяку. Ее миловидное грязное личико выражало терпение, под глазами были темные круги; вылинявшее голубое платьице не доходило до голых коленок. Голова ее была не покрыта. Мальчик смотрел прямо перед собой большими карими глазами. Волосы у него были темные, уши торчали. Одет он был неплохо, но весь покрыт пылью с головы до ног. В этих детских глазах таилось утомление, как у людей, которые трудно провели день. Я заговорил с ним.
- Это твоя сестра?
- Нет.
- Кто же она?
- Моя подружка.
- А это кто?
- Мой брат.
- Где вы живете?
- У Риджент-парка.
- Как же это вы так далеко забрели?
- Пришли посмотреть на памятник Альберту.
- Ты, наверно, очень устал? Он не ответил.
- Вот тебе шиллинг; теперь вы сможете вернуться домой на омнибусе.
Ни слова, ни улыбки в ответ. Только протянул за шиллингом грязную ручонку.
- Ты знаешь, сколько это?
На его лице промелькнуло презрение. Он тихонько покачал на руках братишку.
- Конечно, двенадцать пенсов.
Уходя, я оглянулся: крепко придерживая брата, он носком башмака толкал свою подругу, чтобы показать ей монету.
КОРОЛИ
Перевод И. Воскресенского
Листья деревьев поникли под горячими лучами солнца. Не видно ни одной водовозной тележки. Моя собака тяжело дышит, с высунутого языка у нее каплет слюна. На этой тихой лондонской улице, круто поднимающейся в гору, все замерло: и мастерские, и конюшни, и деревья.
На мостовой перед высоким домом стоит одетая в лохмотья женщина и держит в руке веточки лаванды. Другая женщина сидит на обочине тротуара, из грязной, дырявой шали у нее на коленях выглядывает сморщенное личико ребенка, во рту у него замызганная, рваная соска, надетая на пустую немытую бутылку. Не по-детски серьезным взглядом смотрит младенец на этот громадный мир, до краев полный духоты, пыли и голода. Малютка, кажется, понимает, что выпало ему на долю. В глазах его застыла покорность, он прильнул к тощей материнской груди; та же покорность в глазах матери.
- Сестра вот моя... бедняжка... и дитя у нее малое. Муж ее бросил. Мы пришли из Брайтона, видит бог, пешком пришли! Господь вам зачтет, сударь, купите веточку лаванды!
Два шага вперед из уличной грязи и пыли; мать и ребенок поднимают глаза.
- Господь зачтет вам, сударь, купите веточку лаванды!
- Всего лишь лаванды!..
Сквозь щели в ставнях солнечные лучи пробиваются в гостиную этого богатого дома; в затемненном, скользящем свете движутся люди; перешептываются, улыбаются.
Наверху, где все дышит прохладой, на белоснежной кровати лежит молодая мать. В ногах у нее стоит няня и держит на руках новорожденного младенца толстенького, в колпачке, словно епископ; на лицах окружающих благоговейный восторг, все любуются этим крошечным существом в ослепительно чистых пеленках и одеяльце.
Чуть пискнул - и все в смятении!
Тикают часы, няня постукивает башмаками, гул восхищения растет. Вечером в окна проникает аромат цветущих лип; и мать улыбается, лежа на подушках в своей белоснежной кровати.
Король там, на жаркой улице, и король здесь, в прохладе, - вы прибыли каждый в свое королевство!
АПОФЕОЗ
Перевод М. Поповой
- Ого! Вот это здорово! - сказал лысый мужчина в партере, а сидевший рядом человек с миной мизантропа икнул.
- Ха-ха! - загоготал толстяк с моноклем.
-- Ну, доложу я вам! - заметил четвертый простодушно.
На сцене театра "Парадиз", заключенный в плюшевую раму, лежал на спине слон.
- Взгляните на его глаз! - засмеялся лысый. - Ха, ха!
Все четверо посмотрели на сцену. Маленький глаз перевернутого на спину слона - единственное подвижное место в этой серой громаде - вопросительно осматривал публику, затем в стоической сосредоточенности остановился на передних ногах, торчавших в воздухе, словно колонны. Этот глаз заключал в себе отдельный мир, дикий мирок, чуждый всему этому театру с позолоченным куполом, залитому светом ламп, полному человеческих лиц, обращенных в одну сторону.
- Ха, ха! Ну и глаз!
Слон снова обвел взглядом зал, а простодушный зритель пробормотал:
- Это действительно очень забавно!
- Слоны - самые понятливые животные, - сказал толстяк, поправляя монокль.
- А как вы полагаете, - спросил простодушный, - это достигнуто лаской?
Лысый сложил свой цилиндр.
- Трудно сказать, - ответил он. - Посмотрите-ка на хобот этого бедняги!
Слон устал протягивать хобот публике и свернул его на груди.
- Точь-в-точь жирная гусеница! - проворчал мизантроп.
Два испуганно озиравшихся кота и два красногрудых попугая с тонкими позолоченными цепочками на ногах появились с разных сторон и расположились на ногах лежавшего на спине слона по одному на каждой ноге.
- Хорошо придумано! - сказал лысый.
После минутной нерешимости коты и попугаи начали прыгать с ноги на ногу; слон вращал маленьким глазом, и хобот его извивался.
- Ну, просто удивительно! - воскликнул лысый. - До чего умны!
- Я знал одну кошку, умную, как человек, - ворчливо заметил мизантроп.
- Скажете тоже! - возразил толстяк.
- А это как вам нравится? - нетерпеливо прервал их лысый.
Слон поднял на хоботе попугая и медленно протянул его публике.
- Неплохо! - воскликнул толстяк. - Ха, ха!
- Любая кошка, - настаивал мизантроп, - почти не уступает в уме человеку.
- Что?! - сказал толстяк. - Уж не хотите ли вы сказать, что кошки способны оценить подобное зрелище? Что кошки могут понять, как забавен этот слон?
Лысый снова перебил их:
- Я восхищен дрессировкой; вот чего можно добиться настойчивостью! Нужна сильная воля, чтобы заставить кошек и попугаев работать вместе.
- Да, черт возьми! - сказал толстяк. - Мне нравятся хорошие представления со зверями. Я очень люблю животных. А некоторые равнодушны к ним. Ну, разве это не забавно - слон, лежащий на спине!
- Вы думаете, ему это нравится? - задумчиво спросил простодушный.
Кошки и попугаи исчезли, появился маленький котенок; жалобно мяукая, он взобрался на слона и свернулся клубком в его огромной пасти.
- Здорово! - сразу оживился мизантроп. - До чего естественно! Превосходная штучка, а? - И тоже зааплодировал. Маленький глаз слона, казалось, спрашивал, чему так радуется этот человек.
- Вот вам и кошачий ум! - сказал толстяк. - Вы допустили бы, чтобы ваш ребенок полез в пасть к слону?
- Это ничего не доказывает, - ответил мизантроп. - Говоря, что у кошки ум человека, я имел в виду, что люди в большинстве своем глупы.
Дрессировщик уже убрал котенка и, вскочив слону на живот, посылал воздушные поцелуи публике. Затем, знаком поманив к себе хобот, вставил в него зажженную сигарету.
- Браво! - закричал лысый. - Вот это ловко! Браво!
- А знаете, я следил за ним и должен вам сказать: это ему совсем не по вкусу, - объявил толстяк.
- Что не по вкусу? - спросил мизантроп.
- Очень немногие животные выносят дым, - пояснил толстяк. - Впрочем, когда-то у меня был пони, который с удовольствием нюхал дым.
Слон сунул сигарету в рот дрессировщику; дрожь пробежала по его огромному телу.
- Взгляните на его глаз теперь! - сказал лысый. - Чертовски странный, не так ли?
- Ну, - мизантроп зевнул, - мне надоел этот толстоногий слон.
Как бы в ответ на его замечание дрессировщик начал поспешно развязывать шнуры плюшевой рамы. И вдруг слон затрубил.
- Он просит, чтобы ему позволили встать, - прохрипел толстяк. - Что ни говорите, все это чертовски интересно! Так естественно! Но некоторым людям наплевать на животных! - добавил он раздраженно.
- А он вроде как сердится, - сказал лысый. - Глядите, как он смотрит.
- Да, - ответил толстяк, - это недостаток всех животных: у них нет чувства юмора. Обратите внимание на выражение его глаз. Хоть слон и чертовски умен, у него совершенно отсутствует чувство юмора!
И маленький круглый глаз слона - этот чуждый всему вокруг дикий мирок быстро, уныло бегая по сторонам, казалось, подтверждал: "Увы, нет чувства юмора!"
- Никак не могу понять, нравится это животным или нет? - бормотал простодушный зритель. Ему, должно быть, очень не хотелось сомневаться в достоинствах зрелища, которым он так наслаждался.
- Нравится ли? Конечно, нравится! Они чрезвычайно умны! - сказал толстяк, вынимая из глаза монокль, когда упал занавес. - Подобное зрелище я бы назвал апо... апофеозом ума. Не каждый способен оценить его, и не всякое животное может это вынести. Вот, например, свиньи, - добавил он, рассеянно глядя вокруг, - и ослы!.. Грош им цена!
