Ричард Хьюз - В опасности
Палубу покрывала черная липкая смола, извергнутая трубой. Птицы вязли в ней, как мухи в липучке. Капитан и помощники ходили босиком и наступали на птиц - свободного места на палубе не было. Я не хочу на этом задерживаться, но должен рассказать вам все, как было и покончить с этим. Ты чувствовал, как хрупкий скелет хрустит под ногой, но не наступить было невозможно, и слипшиеся перья даже не трепыхались.
Ни одна птица, даже раздавленная и полураздавленная, не кричала.
Передышка? Это затишье обессиливало хуже урагана. С каждой минутой птиц прибывало. Больших птиц сидело столько, что в воображении капитана Эдвардеса (уже полубредовом) этот дополнительный груз на надстройках все сильнее кренил судно: они прилетали тучами и чудовищным весом своим уже опрокидывали "Архимеда", и вся команда съезжала по скользким палубам к заждавшимся акулам. Маленькие птицы - среди них колибри - садились на фуражку капитана, на плечи, на вытянутую руку, и невозможно было их стряхнуть: жужжа крыльями, они вцеплялись булавочными коготками даже в уши.
Только работа могла отвлечь тебя от птиц; к счастью, ее хватало: надо было снова заложить люки, затянуть тентами вместо брезента. Но как она может отвлечь, если птицы садятся на тебя и цепляются за тебя даже во время работы?
Теперь они мечтали о ветре, и работа была закончена до того, как он задул.
А когда задул, с противоположной стороны, и унес птиц к их гибели, все были благодарны ему.
Слава богу, ни одной из них больше не пришлось увидеть.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Пятница
Глава VII
Назавтра в полдень капитан и мистер Бакстон стояли на мостике вдвоем. Это была пятница, а ураган начался в среду утром. В четверг утром они, кажется, что-то ели - сухари? И воды глотнули. Что до сна - не спали они уже две ночи и даже не отдыхали ни минуты.
Шторм опять бушевал вовсю, бушевал с тех пор, как унес птиц.
От бессонницы у капитана случалось что-то вроде мгновенных помрачений: словно тонким пинцетом кто-то выдергивал из сознания доли секунды. Он боялся, что это кончится головокружением и он упадет; после каждого такого провала он чувствовал легкую тошноту. Бакстону, должно быть, не легче. Поэтому он сказал Бакстону:
- Пойдите отдохните.
Бакстон ушел в рулевую рубку, уперся ногами в нактоуз, а спиной в стенку, ухватился за мертвый штурвал и уронил голову на грудь.
Через десять минут он проснулся, чтобы увидеть волну, вставшую над ним как дерево. И уже бежал по палубе, вылетев из рубки, кричал людям, чтобы надевали спасательные пояса - судно тонет.
Тот, кто из-за нескончаемого рева не услышал его, все равно понял.
Практиканты увидели, как он срезает штанины у колена, чтобы легче было плыть, и сделали то же самое. Море было ужасное, хуже прежнего. Стало ясно, что они не на глубокой воде: глубоководная волна не вздымается так бешено (глядя на волну, можно подумать, что у нее есть только верх и нет низа, но это заблуждение: ее сила и ее тело не только на поверхности, но и под водой, и, если внизу ее тормозит дно, она вскидывается вверх).
Капитан Эдвардес приказал бросить лот; бросили, но ветер понес его над водой почти горизонтально. Он показал шестьдесят саженей. Вздор: тут не могло быть шестидесяти саженей. Они над отмелью. Где? Он мог только гадать. Может быть, Серанна. Может быть, Серанилья. Да разве узнаешь, каков здесь нормальный уровень воды? В центре вихря океан вспучился огромным волдырем, и они на его макушке. А это вообще может быть суша! Песчаная коса или остров, а они дрейфуют, не цепляя дно, и еще недовольны бурунами!
Волны, действительно, были величиной с дерево и почти такой же формы, как деревья - только деревья эти мчались, хлестали и разбивали друг друга вдребезги.
Если крышки люков снова сорвет, несколько таких волн, обрушившись на палубу, заполнят трюмы, и "Архимед" пойдет на дно. Валяйте! Режьте штаны, надевайте спасательные пояса! Посмотрим, как вы поплывете стилем среди этих волн! Которые рушатся на тебя с высоты двадцать метров и весят пятьсот тонн! И куда же вы поплывете, черт побери!
Одна волна действительно низверглась на палубу - словно рухнул огромный дуб. Еще несколько таких - и судну конец.
Затем пришла еще одна большая и вылилась в кратер бывшей трубы. Там, по-видимому, было еще жарко - она вышла обратно быстрее, чем вошла, вырвалась с ревом и черной сажей. Увидев пар и сажу, люди закричали: "Пожар!" Услышав крики "Пожар", Макдональд решил, что какой-то дурак снова занялся вспомогательным котлом, и на этот раз дело кончилось совсем плохо. Услышав крики "Пожар", Бакстон подумал о бочках со спиртом в кормовой надстройке - единственном горючем грузе на борту после того, как все промокло... нет, ерунда, горящий спирт не даст ни дыма, ни сажи, он взовьется до неба от первой же искры. Дурак, надо же придумать, что это спирт горит! Я, наверно, схожу с ума.
И тогда он стал следить за самым главным - за тем, чтобы не сойти с ума, и сразу опомнился, остыл, протрезвел. Он посмотрел на исполинские волны, потом на свои дурацкие обрезанные штаны, на идиотский пробковый пояс и почувствовал, что у него горят уши.
Это тебе за то, что уснул.
Осталось одно средство: масло - и немедля.
Гальюны были на обоих концах судна: впереди - для команды, позади для паломников, по левому борту мужские, по правому - женские. Судам не помешали бы специальные устройства для слива масла на бурную воду, но их нет, и за неимением лучшего для этой цели пользуются гальюнами. Единственное неудобство с ними - отражатель снаружи, мешающий маслу равномерно распределиться вокруг судна.
Наверху машинного отделения, возле двери, была запасная цистерна со смазочным маслом. Капитан Эдвардес велел открыть ее, потому что к ней был удобный доступ; китайцы-кочегары наливали из нее в двадцатилитровые железные бочонки и тащили их до колодезных палуб, носовых и кормовых. На палубу они вылезать не желали, поэтому здесь у них перенимали груз палубные.
Уотчетта отправили в носовой гальюн.
Тут как раз появился из капитанской каюты практикант Беннет, с виду вполне свежий. Паренек был худощав и не очень силен, и его отправили на корму, лить масло в женском гальюне, а Бакстон и другой практикант, покрупнее, Филлипс, должны были подносить бочонки. У Беннета был пук пакли - для затычки, чтобы масло вытекало медленно и равномерно, а не выливалось напрасно большими порциями. Чтобы успокоить воду, масла надо совсем немного: даже такому большому судну бочонка должно хватить часа на два.
Беннет бросился к юту и вбежал в узкое железное помещение с длинным рядом очков; за ним вкатили бочонок, и большая железная дверь захлопнулась. В уборной была кромешная тьма и стоял густой запах цитронеллы (масло везли здесь, чтобы не пропахли трюмы). Из-за крена этот правый гальюн находился почти на уровне океана, при качке вода поступала через горловины, клокоча как в сливе гигантской ванной, и заливала его до колен. В панике он кинулся к двери, но она не открылась: запор снаружи из-за крена закрылся сам; теперь Беннета можно было открыть только оттуда. Если судно еще чуть-чуть накренится, гальюн, конечно, затопит. Шахтеров при прорыве воды иногда спасает воздушный карман; они убегают в верхнюю часть наклонной выработки, и вода не доходит до них, потому что ее не пускает дальше сжавшийся воздух, которому некуда деться. Но гальюны надлежащим образом вентилируются, на это есть строгие правила; иначе говоря, они сконструированы так, что запертый в них погибнет неизбежно, как мышь в мышеловке.
Ну ладно, вода пока что поднималась не выше колен, да и то изредка. Так что он приступил к делу. Заткнул отверстие паклей и стал лить. Он не знал, есть ли от его работы польза: это могли видеть только люди наверху.
Люди наверху видели, что масло производит волшебное действие. Пленка толщиной всего в несколько молекул (когда масло расплылось) усмиряет миллионы тонн воды. Огромные водяные башни неслись к кораблю, как взбесившиеся соборы; потом их покрывало масло; они спадали безобидно, оседали, скруглялись, как женская грудь. А если даже заливали палубу, это была всего лишь безобидная, мертвая вода.
Через полтора часа бочонок у Беннета опустел; а с новым никто не появлялся.
Не появлялись они потому, что не могли. Ветер дул исступленно. С пустыми руками человек, может быть, и сумел бы преодолеть броском колодезную палубу - но не с бочонком масла. Поэтому механики стали лить его с палубы ведрами. Расточительный способ; но, решили они, лучше, чем ничего.
И расточительный, и гораздо менее действенный. Скоро стало ясно, что они должны доставить новый бочонок Беннету. И помощник с Филлипсом решили рискнуть, встали с бочонками наготове, дожидаясь, когда появится хотя бы ничтожный шанс перебежать палубу - при том, что это все равно казалось невозможным.
Филлипс не видел, как побежал помощник; когда он оглянулся, Бакстона не было.
