Хьелль Аскильдсен - Все хорошо, пока хорошо (сборник)
- Он упал с дерева.
- Вот-вот. Да вы ешьте, пожалуйста.
Но у него пропал аппетит. Он поблагодарил и вернулся к Малвину. Ноги торчали из-под пиджака, он порылся в шкафу и закрыл их тоже. Потом сел в старое кресло-качалку и положил ноги на журнальный стол. И заснул. Проснулся он в сумерках от холода и боли в затекшем теле. Была половина десятого. Вот черт, подумал он, если б у него было... а может, у него есть? Он зажег свет и стал рыться в шкафу, под кроватью, в комоде, там-то они и лежали, забодай их лягушка, весьма качественные и едва початые 0,75. Он бросил взгляд на кровать и приставил горлышко ко рту. То-то! Везет тому, кто везет. А кто ищет - тот всегда найдет. Он поискал еще, и в шкафу на нижней полке обнаружил три порнушных журнальчика. Все лучше и лучше. Надо запереть дверь. Он задернул шторы, сел поудобнее, картинки сделали свое дело, с остальным он справился сам. Но чувствовал себя так, будто его застукали за этим, и выпивка не помогала, впрочем, он одолел едва половину бутылки, еще этот... вряд ли он притворяется, подумал Якоб, столько-то времени? Он выпил еще. Пробило полночь. Этого просто не может быть, я-то знаю, что он умер и мертв. И ничего я не буду проверять, не из страха, а потому что только старые дуры лезут в бочку головой, чтобы понять, что там вода. Он шагал по комнате, не совсем твердо. Один раз запнулся и чуть не опрокинул журнальный стол. Пепельница грохнулась на пол, она была массивная и увесистая и разбилась, понятно, не беззвучно. Тут же откликнулись жильцы снизу: трижды стукнули шваброй в пол. Якоб разъярился и затопал ногами им по голове. Что они себе думают? Что я здесь веселюсь в неурочное время? Вот вам благодарность за то, что я выручил в беде старую женщину. Он все шагал и шагал, изредка прикладываясь к бутылке, отчего походка не делалась тверже. Больше сдерживаться он не мог, он должен был проверить, он посомневался в последний раз и приподнял пиджак, чуть-чуть, но этого хватило с избытком: одно веко немного закатилось, Малвин лежал и смотрел на него вполглаза. Якоб отшатнулся, ошпаренный отвращением, как если б он неожиданно схватил в руки дохлую крысу. Дьявол! Как же он меня напугал! Этот Малвин в своем репертуаре, баста, ни секунды здесь не останусь. Он схватил бутылку, потопал вниз по узкой лестнице - и прочь. Пусть мертвые хоронят своих мертвецов, бормотал он, враскачку двигаясь в сторону дома. Он изо всех сил старался удержаться на ногах, но до дома так и не добрался. Его подобрала патрульная машина, а больше он потом ничего не мог вспомнить.
Но в следующее воскресенье он был в условленном месте позади поля, его не узнать, что-то с ним стряслось, подумала Роза, которая тоже подготовилась к встрече: она нарядилась в цветастое платье с пуговицами от горла до низа - и больше на ней не было ничего. Так вот, как она выглядит, никогда бы не подумал. Она показалась мне статной, но чтоб так... А эти блекло-рыжие волосы, как я мог за неделю так все забыть? Надо уносить ноги, это проклятое место, сперва Малвин, теперь Роза. Но я ж не могу просто повернуться и уйти, она не виновата. Вот бы Малвина сюда, он бы ее обработал, да еще б повеселился.
- Садись-ка, - сказала Роза.
Она захватила из дому шерстяную подстилку мышиного цвета.
- Я не совсем здоров.
- Ну-ка ляг.
Он подчинился. Она нагнулась над ним. Неужто она была такая огромная, подумал он, это просто гора какая-то.
- Меня тошнит, - сказал он.
Надо же, до чего стеснительный, подумала Роза. Она улеглась рядом с ним на бок, прикрыв широкой ладонью круглую щеку. И он вспомнил, как всегда любил худышек.
- Тебе лучше?
- Нет. Чуточку.
- Сходить домой за лекарством?
- Мне надо просто полежать, все пройдет.
- Представляешь, я думала, ты совсем не придешь, а ты даже больной пришел.
Он закрыл глаза и лежал молча. Она тоже молчала. Я закомплексован, решил он, она не может быть настолько хуже всех остальных. Она вон внимательная, и я могу не открывать глаз - это поможет, это уже помогает, потому что такое нельзя себе представить, когда не видишь. Он протянул руку и дотронулся до нее, до чего именно, он не понял, потому что глаз не открывал, но под рукой было что-то мягкое, и Роза подумала: не так уж он стесняется, как я решила, хорошо, что он не смотрит на меня, милый Боже, да он совсем не пуглив. Знать бы, надо ли мне покочевряжиться или не стоит, все любят разное, ой! Похоже, что он... Боже правый... правый... Якоб думал: велик не мал; зажмурь глаза; розы; шипы; пахнет... хорошо... хорошо... хорошо.
Он не торопился открывать глаза, настолько не торопился, что Роза стала гадать, не заснул ли он.
- Ты спишь?
- У-у.
- Было хорошо?
- У-у.
Лучше дремать, когда человек в полусне, все кажется небольшим, и цвета исчезают, интересно все-таки... Он приоткрыл глаза, едва-едва, как будто так меньше видно, Бог мой, ну и нога, это не может быть правдой, даже таких бревен не бывает, правда, на ощупь, надо отдать ей должное, не особо твердая, как хрящ, пожалуй, да, это не для меня, и что на меня нашло в то воскресенье, все Малвин...
- Я прямо не могу поверить, - сказала Роза.
Значит, все-таки верит, подумал он.
Он взглянул на нее, на широкое лицо в обрамлении невзрачных блекло-рыжих волос. Она лежала и улыбалась, приоткрыв рот, зубы были красивые.
Это хорошо, подумал он, но мало, этим дело не поправишь, лицом бедняга, прямо скажем, не вышла, надо попробовать как-то с ней объясниться, чтоб ее не обидеть, она ведь мне ничего плохого не сделала.
- Видишь ли, ты мне нравишься, но дело в том, только не пойми меня неправильно, потому что ты мне в самом деле нравишься и я готов это повторять, но с тобой я чувствую себя... и ты в этом совершенно не виновата, но и я не могу ничего с этим поделать, я чувствую себя ничтожно маленьким и мне это неприятно, этот комплекс, он меня всегда мучает, я хотел бы избавиться от него, но не могу. Я хочу, чтоб ты это знала.
Она немного помолчала, а потом сказала:
- Значит, ты больше не придешь.
- Я так не говорил. Ты хочешь, чтоб я пришел?
- Если захочешь.
Он поднялся на ноги. Она села.
- Уже уходишь?
- Мне надо подумать.
- Я б хотела быть меньше.
- Это просто я мелковат.
- Ты как раз в норме.
- Спасибо на добром слове.
- Это правда. Просто я - настоящая слониха.
- Вовсе нет. Да, ты крупная, но в этом нет ничего плохого. Все дело во мне, в моих комплексах - хотел бы я от них отделаться. А вдруг мне удастся, и тогда я вернусь, надо просто все хорошенько обдумать.
- Было б здорово.
- Ну все, бывай, до скорого.
- Прощай.
Он пошел прочь. Только спустя шагов пятьдесят он оглянулся и помахал рукой. Она замахала в ответ, а плакала ли она, этого ему не было видно издалека.
Он шел краем поля, глаза слепило солнце, и он был не очень доволен собой. Надо бы купить темные очки, подумал он. Он жмурился. Я ж ведь не смогу идти с закрытыми глазами. Надо попробовать. Вроде получается, если идти медленно: прежде, чем сделать шаг, он ощупывал ногой дорогу перед собой, чтоб не сойти с пути и не грохнуться в канаву.
- Ты что, собрался свалить? - сказали у него над ухом. Он открыл глаза - Конрад.
- Что?
- Спрашиваю, не собираешься ли ты свалить. Я вас видел.
- И что?
- Сам знаешь.
- Пошел вон!
- Это что же: раз-два, раз-два - и домой?
- Ты подглядывал?
- Мне приходится присматривать за ней. А вдруг она принесет в подоле незнамо от кого?
- Мерзавец!
- Я ж не сказал, что видел все. Ты думаешь, я совсем извращенец?
- А черт тебя знает!
- Потише!
- Сам потише.
- Похоже, ты и сегодня хочешь отправиться домой на "скорой помощи"?
- Пусти!
- Ишь чего захотел!
- Пусти, кому говорят!
Он не отпустил. А попытался сбросить Якоба в канаву, но не смог. Они стояли сцепившись и пытались столкнуть друг дружку.
- Сдаешься? - выдохнули они хором.
Но никто не сдался, и они продолжали мутузить друг дружку, пока оба не повалились в дорожную пыль. Они были равны в силе, никто не проиграл - и никто не выиграл. Когда они выдохлись, то расцепились и лежали рядышком, глядя в небо и хватая ртом воздух.
- Ты силен, - сказал наконец Конрад. - Дерешься часто?
- Да нет. Взрослым не положено лезть в драку.
- Но ты защищался.
- Конечно. Что я, идиот, чтоб не защищаться?
- Как эти больные пацифисты. Которые садятся поперек шоссе и набивают полные карманы свинца, чтоб их тяжелее было сдвинуть. Психи.
- Или монахи в Азии. Они обливают себя бензином и поджигают.
- Зачем?
- Бог их знает, это они так протестуют.
- Фи, гадость.
- Они рассчитывают попасть на небо.
- Все равно, для этого не надо сжигать себя живьем.
Они встали.
- Ну и на кого я теперь похож?
- Пойдем в дом, умоешься.
- Нет уж, по дороге ополоснусь.
- Ты уверен, что не хочешь продолжить с Розой?
- Не твое дело.
- Не кипятись. Просто ты мне понравился. Мы б вам выделили тещину комнату плюс вторую на чердаке и хозяйничали б на пару. Тут работы как раз на двоих мужиков. Она хорошая, вот увидишь. Беззлобная.
