Марк Арен - Реквием по Иуде
— У меня всегда прекрасная погода! — сказал Файн.
В Амстердаме в это время шел дождь. Когда он прилетел в Бостон, там падал мокрый снег. До виллы Файна Ионидиса довез местный представитель александрийской конторы.
— Вас подождать? — спросил он, не оборачиваясь.
— Да. Я ненадолго. Американцы не любят длинных разговоров.
— Говард Файн не американец, — сказал водитель. — Он родился и вырос в Италии, долго жил в Марселе, переехал в Штаты в восемьдесят восьмом году.
— Так он итальянец?
— Венецианский еврей.
— Да хоть марсианин, — махнул рукой Ионидис и улыбнулся, поймав в зеркале взгляд водителя. — Подождите меня, я не задержусь.
Охранник, прикрывая гостя зонтом, провел его через сад, окружавший виллу, построенную в готическом стиле. У входа в дом стоял дворецкий.
— Мистер Файн ждет вас в кабинете. Прошу сюда, сэр.
К кабинету вела чугунная лестница, на каждом повороте которой стояли рыцарские доспехи. А из-за полуоткрытых резных дверей тянуло запахом дорогих сигар и теплом камина.
Файн, вопреки ожиданиям, оказался вовсе не таким плейбоем, как можно было судить по телефонному разговору. Сухощавый брюнет в толстых очках, он сидел в кресле перед телевизором и держал на коленях, укутанных пледом, белую персидскую кошку.
— Долли, оставь нас, — сказал Файн, сбрасывая ее на пол и подавая вялую руку. — Не ожидал, что вы доберетесь так быстро. Что вы думаете обо всей этой возне вокруг Кувейта?
— Я стараюсь не думать о том, что никак не связано с моим бизнесом, — ответил Ионидис, усаживаясь в кресло, пододвинутое дворецким.
— Виски? Джин? Шампанское?
Ионидис покачал головой, и Файн жестом удалил дворецкого. Двери бесшумно затворились, и они остались один на один.
— Клара — моя близкая подруга, — сказал Файн. — Вы толкаете меня на нехороший поступок.
— Нехороший поступок уже совершен, и совершен как раз Кларой, а не вами.
— То есть?
— Думаю, она перечислила вам не все документы из тех, которыми я располагаю. Возможно, ей кажется, что вас не заинтересует Евангелие от Иуды. Но у меня другое мнение.
Файн снял очки и долго протирал их уголком пледа.
— Мистер Ионидис, ваше мнение совпадает с моим. Когда вы покажете мне Евангелие? Вы привезли его?
— Нет. — Он поднял ладонь в ответ на недовольную гримасу коллекционера. — Оно находится в Штатах уже шестнадцать лет. Я покажу его вам завтра же, если вы согласны прогуляться со мной в Огайо.
— Что ж, прогуляемся. Где вы остановились?
— Пока нигде. У меня забронирован номер, но я еще не показывался в отеле.
— И не показывайтесь. Переночуете на вилле. Завтра с утра вылетаем.
— Прекрасно. В таком случае мне надо отпустить водителя.
Вернувшись к машине в сопровождении охранника, Ионидис наклонился к опустившемуся стеклу.
— Вы были правы, — сказал он водителю. — Разговор затянулся.
— Я редко ошибаюсь в людях, — бесстрастно ответил тот.
— Маленькая просьба. Завтра мы вылетаем в Спрингфилд, штат Огайо. Не думаю, что там есть ваши люди…
— Мне это неизвестно.
— Нет, вы же не можете иметь агентов в каждом городишке? То есть… Я всегда восхищался возможностями вашего бюро, но всему есть предел…
— У меня нет информации по этому вопросу, — механическим голосом произнес водитель. — В чем заключается просьба?
— Возможно, она покажется вам странной… Мне хочется, чтобы за мной кто-нибудь наблюдал. Мне надо знать, что я не один. Естественно, дополнительная услуга повлечет дополнительную оплату.
Водитель кивнул:
— Хорошо. Мы постараемся. Но — один вопрос. Как долго вы собираетесь оставаться в Штатах?
— Не знаю. А какое это имеет значение?
— Срок истекает шестнадцатого января.
— Какой срок? — не понял Ионидис. — Впрочем, неважно. Я не собираюсь задерживаться больше чем на пару дней.
— Увидимся в Спрингфилде, — сказал водитель, и стекло поднялось.
Ночью Ионидис так и не смог заснуть. То ли из-за того, что выспался во время перелета через океан, то ли потому, что по его внутренним часам сейчас был день… Почему-то в ушах то и дело всплывала фраза, брошенная водителем: «Срок истекает шестнадцатого января». Конечно, надо было сразу уточнить, что он имел в виду. Возможно, эта дата имеет отношение к размерам того счета, который выставит Ионидису юридическое бюро? Мысль о предстоящих расходах окончательно лишила его сна, и он уселся в кресло перед телевизором.
Наверно, неумолкающий шум эфира разбудил хозяина дома. Тот появился в его комнате бесшумно, как призрак, — если только призраки способны перемещаться в пространстве с бутылкой виски в одной руке и парой стаканов в другой. Файн заставил Ионидиса пьянствовать до утра. При этом они почти не говорили, только смотрели новости на разных мировых каналах и иногда переводили, если попадался язык, незнакомый одному из них. Впрочем, таких было немного — Ионидис не знал китайского, Файн не понимал по-арабски, а перед японским они оба подняли руки. Весь мир ждал, когда же Великая Америка раздавит гнусного тирана Саддама Хусейна.
— Мы его кормили с рук, — сказал Файн. — Мы всем им давали сосать свою грудь. А они ее кусают. Я про арабов. Ты не араб?
— Нет-нет.
— Саддам — арабский Иуда. В Коране есть что-нибудь на тему предательства?
— Откуда мне знать?
— Извини, Никос. Мне все время кажется, что ты немного араб.
В Спрингфилд они прилетели в два часа пополудни и прямо из аэропорта поехали в банк. За шестнадцать лет в городе многое изменилось. Ионидис не сразу узнал модернизированное здание банка, и они раза два проехали мимо. Когда же наконец им удалось попасть внутрь, оказалось, что во время реконструкции в банковских ячейках сменили замки.
— На изготовление нового ключа потребуется неделя, — вежливо сказал клерк. — Приходите после шестнадцатого, и все будет в порядке.
— О’кей, — легко согласился Файн и повернулся к выходу.
— Нет, — сказал Ионидис. — Мы откроем ячейку сегодня же.
— Не стоит, Никос! — Файн потянул его за рукав. — Я найду чем развлечь тебя. Своим бизнесом ты можешь руководить из моего дома. Но имей в виду, у меня закон — никаких дел после обеда. Летим обратно.
— Мы откроем ячейку сегодня, — повторил Ионидис.
— Это невозможно, — еще более вежливо, но твердо сказал клерк.
— Могу я поговорить с хозяином?
— Хозяином чего?
— Кто тут самый главный? — теряя терпение, взорвался Ионидис. — Директор отделения, или как там его…
— Мистер аль-Закави приедет через час. Но он скажет вам то же, что сказал я. Мне очень жаль, что возникло такое недоразумение. Но технология изготовления замков такова, что…
— К черту вашу технологию!
Говард Файн, расхохотавшись, обнял Ионидиса за плечи и вытолкал из хранилища в холл. Они уселись в кресла и одновременно закурили.
— Никос, какого черта ты связался с этой дырой?
— Видишь ли, мы, восточные люди, предпочитаем работать только со знакомыми. А этот банк принадлежит моему приятелю-иорданцу. Он ведет почти все мои финансовые операции.
— Нет, ты все-таки немного араб! — поддел его Файн.
— Ты бы тоже стал немного арабом, если б узнал, какие тут проценты.
— Не надо рекламы! Хотя… Если так, мы можем и нашу сделку провести через этот банк?
— Можем. Если только я его сейчас не подорву динамитом!
Ионидис глянул в окно, залитое дождем, и увидел на другой стороне улицы ярко-желтый автомобиль. На дверцах чернела отчетливая надпись, выполненная в стиле арабской вязи: «Юридическое бюро». Переднее стекло было опущено, и оттуда на него смотрел незнакомец. Однако Ионидис уже не сомневался, что это именно тот, кто ему сейчас нужен…
Через несколько минут они вернулись в хранилище, и на этот раз их было четверо. Клерк важно шагал впереди, Файн с Ионидисом держались сзади, а между ними шел человек с металлическим кейсом, с какими обычно ходят техники в аэропортах. Однако, в отличие от техников, этот человек был одет в дорогой костюм.
Клерк подвел его к банковской ячейке. Они негромко переговорили о чем-то, после чего сотрудник юридического бюро открыл свой кейс и извлек оттуда сверкающие инструменты, похожие на орудия зубного врача.
— Никос, к чему тебе эти лишние расходы? — спросил Файн. — Пришли бы через неделю. С твоими бумагами ничего не случится. Неделей больше, неделей меньше — это ничто по сравнению с их возрастом…
С громким хрустом провернув замок, александрийский юрист выдернул инструмент из скважины, аккуратно уложил в кейс, защелкнул его и отошел в сторону.
— Можно открывать? — спросил Ионидис.
Едва заметный кивок послужил красноречивым ответом.
Он потянул дверцу на себя, и в воздухе разлился тяжелый запах гнили.
