Артюр Рембо - Пьяный корабль. Cтихотворения

Гимны ль такие

Деве Марии?

Эти томления

Разве забылися?

Страхи, мучения

На небо скрылися,

Жаждой истомною

Кровь стала темною.

Так забывается

Поросль кустарников,

Там, где сливается

Запах нектарников

С диким гудением

Мушек над тлением.

Юность беспечная,

Волю сломившая,

Нежность сердечная,

Жизнь погубившая, —

Срок приближается,

Сердце пленяется!

Вечность

Обретена

Вечность!.. Она —

Это волна,

Слитая с солнцем.

Дух мой хранитель,

В бессонной ночи

Свету заклятья

За мной прошепчи.

Сбросив оковы

Всеобщей судьбы,

Свободен ты снова,

Ты – сам по себе.

Над этой атласной

Жаровней зари,

Над смутою косной,

Вера, пари!

Всего лишь мгновенье

Забвения, но —

Познанье, терпенье,

Страданье дано.

Обретена

Вечность!.. Она —

Это волна,

Слитая с солнцем.

Золотой век

И вновь голосок

Нежнее свирели

Свой кроткий упрек

Лепечет – не мне ли?

Забудь про клубок

Проклятых вопросов:

От многих тревог

Свихнешься, философ!

Танцуй же и пой

Легко и беспечно

С цветком и волной —

Родней твоей вечной!

Волна за волной

Мотив наплывает —

Все ясно без слов…

– И я подпеваю:

Танцуй же и пой

Легко и беспечно

С цветком и волной —

Родней твоей вечной!.. и т. д.

И вновь голосок

– Он звонче свирели —

Свой кроткий упрек

Лепечет – не мне ли? —

И тут же – с другим

Аккомпанементом

Поет – херувим

С немецким акцентом:

Мир – плут и злодей;

Поверь мне, едва ли

Он стоит твоей

Заветной печали!

Чертоги блестят

Красой горделивой…

О царственный брат!

Откуда пришли вы

В наш замок счастливый?.. и т. д.

О сестры, о ком

Мечтал я тайком

– Нет тайны укромней! —

Стыдливым венком

Увейте чело мне… и т. д.

Молодая чета

В окошке – небо; в доме – сундуки,

Шкатулки, шкаф – огромен и трехстворчат.

А за окном – как будто рожи корчит

Сам домовой – мясистые цветки.

Раздоры, стычки, побоку дела —

Но шелковица слаще в полнолунье,

Как будто чернокожая колдунья

Решетками углы позаплела.

В неясном свете тусклой полировки

Расселись, словно призрачный конклав,

Угрюмые мамаши и золовки,

Уединиться молодым не дав.

Не исчезать, свидетелей тревожа —

К чему супругам этакий зарок?

А духи вод наносят ветерок

Под пологи супружеского ложа.

Медовый месяц и подружка-ночь,

Завесьте небо медною кулисой,

С улыбкой помогите превозмочь

Дурной навет, что вброшен злобной

                                             крысой.

О выстрел сумасбродный, не звучи —

Знак покаянья и ревнивой злости.

Вы, старцы вифлеемские, в ночи

Святой покров скорей на окна бросьте.

Брюссель

Амарантовые гряды вплоть

До приятного Зевесова дворца.

– Знаю, – это Ты в зеленый плющ

Примешал сахарскую голубизну!

Как на солнце ель и кущи роз

И лиана растворили здесь свою игру,

Клетка маленькой вдовы!.. Какие

Стаи птиц, о йа, ио, иа, ио!..

– Страсти старые, домашний сон!

В баловницу из киоска кто влюблен,

За спиною роз внизу балкон,

Тенистый балкон Джульетты.

– Ах, Джульетта, – вроде Генриетты,

Чары милых станций на путях,

В глуби холмов, как в плодовых садах,

Где черти голубые в облаках!

Вот холм, где бурным майским веткам

Гитара вторила у девушки ирландской,

Затем в столовой гинеянской

Щебет детский и по птичьим клеткам.

Окно князей внушит воспоминанье

Об яде слизняков и хризантем,

Здесь дремлющих на солнце. И затем

Чудесно слишком! Сохраним молчанье.

Бульвар без шума, без торговли;

Немой, комедий, драм сплетенье,

Сцен бесконечное соединенье,

Тебя узнав, любуюся в молчанье.

«Алмея ли она? На голубом рассвете…»

Алмея ли она? На голубом рассвете

Исчезнет ли она, как мертвый цвет в расцвете?

Пред этой шириной, в безмерном процветанье

Роскошных городов, в их зыблемом дыханье!

Избыток красоты? Но это только плата

За дочку рыбака, за песенку пирата,

И чтобы поздние могли поверить маски,

Что в море чистом есть торжественные краски!

Разгул голода

О, голод мой, Анна, Анна! —

Горящая рана.

Растет аппетит могучий,

Чтоб горы глотать и тучи.

Нет удержу! Буду лопать

Железо, уголь и копоть.

Мой голод, вол неуклюжий!

    Мыча с тоски,

Пасись на лугу созвучий,

    Топча вьюнки!

Вокруг – еда дармовая:

Каменоломен харчевни,

И валунов караваи,

И плиты соборов древних.

Мой голод! В просветах дымных

    Лазурный бред.

О, как он грызет кишки мне,

    Спасенья нет!

На грядках зелень ершится:

Вопьюсь в хрустящие листья,

Сжую на корню душицу,

Укроп и хрен буду грызть я.

О, голод мой, Анна, Анна! —

Горящая рана…

«Как волк хрипит под кустом …»

Как волк хрипит под кустом,

Добычи пестрые перья

Отрыгивая с трудом, —

Так сам себя жру теперь я.

Земли плодородный тук

Тугие плоды рождает;

Но житель плетня – паук

Фиалки одни снедает.

Уснуть бы! Вскипеть ключом

На жертвеннике Соломона!

Пускай моя кровь стечет

В холодную зыбь Кедрона.

«Послушай, как громко трубит у дорог…»

Послушай, как громко

трубит у дорог

в апрельских потемках

зеленый горох!

В потоке видений,

в высотах ночных

колышутся тени

почивших святых.

На мертвенных лицах

тоска забытья

и жажда – напиться

земного питья…

Ни трюк балаганный,

ни звездный обман —

мираж этот странный,

полночный туман.

И смотрят, и брезжат

– Сицилия, Рим —

сквозь лунные мрежи,

сквозь морок и дым!

«О, времена, о, города…»

О, времена, о, города,

Какая же душа тверда?

О, времена, о, города!

Меня волшебство научает счастью,

Что ничьему не властно безучастью.

Петух наш галльский воздает

Ему хвалу, когда поет.

Теперь мое желанье дремлет, —

Ведь счастье жизнь мою подъемлет,

Очарованье телу и уму,

И все усилья ни к чему.

А песнь моя понятно ль пела?

Она бежала и летела,

О, времена, о, города!

«О сердце, что нам кровь, которой изошел…»

О сердце, что нам кровь, которой изошел

Весь мир, что нам пожар и неуемный стон,

Всесокрушающий, рыдающий шеол,

И над руинами свистящий аквилон,

И мщение? – Ничто… Однако, если вновь

Возжаждем? Сгинь тогда, мир алчный и гнилой,

Цари, купцы, суды, история – долой!

Мы – вправе! Золото, огонь и – и кровь! И кровь!

Стань мщенья символом, террора и пальбы,

Мой разум! Зубы сжав, постичь: назначен час

Республикам земли. Властители, рабы,

Народы, цезари – проваливайте с глаз!

Кто вихрь огней разжечь решился бы, когда

Не мы, романтики, не братский наш союз?

Смелее к нам, друзья, входите же во вкус:

Дорогу – пламени, долой ярмо труда!

Европа, Азия, Америка – к чертям!

Наш вал докатится до самых дальних стран,

И сел, и городов! – Нас предадут смертям,

Вулканы выгорят, иссохнет океан…

Решайтесь же, друзья! Сердца возвеселя,

Сомкнувшись с черными, с чужими – братья, в бой!

Но горе! Чувствую, как дряхлая земля,

Полна угрозою, плывет сама собой.

Ну, что же! Я – с землею навсегда.

Стыд

Так, что не взрежет ланцет

Мозг этот, белый, зеленый

И ожирелый пакет,

В паре всегда обновленный…

Ах! Он разрезал бы свой