Джон Голсуорси - Правосудие
Фолдер. Они привыкли.
Начальник. Но все они когда-то прошли через это впервые, как вы сейчас.
Фолдер. Да, сэр, я думаю, что со временем и я стану таким, как они.
Начальник (несколько оторопев от подобного ответа). Гм, да. Это зависит только от вас. Послушайте, подтянитесь, будьте умницей. Вы еще очень молоды. Человек может устроить свою жизнь, как он сам хочет.
Фолдер (задумчиво). Может быть, сэр.
Начальник. Возьмите себя в руки. Вы читаете что-нибудь?
Фолдер. Слова не доходят до меня. (Опуская голову.) Я знаю, это нехорошо, но я не могу не думать о том, что происходит на воле. Из своего окна я ничего не вижу.
Начальник. У вас был посетитель. Он сообщил вам что-нибудь неприятное?
Фолдер. Да.
Начальник. Вам не следует думать об этом.
Фолдер (оглядываясь на свою камеру). Как же я могу не думать, сэр?
Внезапно застывает, так как появляются Вудер и доктор. Начальник жестом
приказывает ему вернуться в камеру.
(Торопливо, вполголоса.) Мой разум в полном порядке, сэр. (Возвращается в камеру.)
Начальник (доктору). Пойдите, Клеметс, и осмотрите его.
Доктор входит в камеру. Начальник прикрывает за ним дверь и отходит к окну.
Вудер (следя за ним). Мне очень жаль, что вам так докучают, сэр. Вообще-то они всем вполне довольны.
Начальник (сухо). Вы так думаете?
Вудер. Да, сэр. По-моему, все это из-за рождественского праздника.
Начальник (про себя). Как странно!
Вудер. Прошу прощения, сэр?
Начальник. Рождество!.. (Отворачивается к окну.)
Вудер смотрит на него с некоторым беспокойством.
Вудер (внезапно). Вы думаете, мы недостаточно отметили праздник, сэр? Может быть, вы хотите что-нибудь добавить?
Начальник. Нет, не нужно, мистер Вудер.
Вудер. Слушаю, сэр.
Доктор выходит из камеры Фолдера, и начальник жестом подзывает его.
Начальник. Ну как?
Доктор. Трудно что-нибудь о нем сказать. Нервный, конечно.
Начальник. Есть ли основания подавать о нем рапорт? Скажите откровенно, доктор!
Доктор. Ну, разумеется, одиночка ему не так уж полезна, но то же самое я мог бы сказать об очень многих из них. Несомненно, в мастерских они чувствовали бы себя лучше.
Начальник. Вы хотите сказать, что и о других следовало бы доложить?
Доктор. По крайней мере, о десятке! Что касается этого молодого человека, одиночное заключение действует ему на нервы, но ничего ясно выраженного нет. Возьмите вот этого парня (указывает на камеру О'Клири) по-своему он страдает ничуть не меньше. Если бы я отступил от чисто внешних данных, я не знал бы, что думать. По совести говоря, сэр, я не знаю, как можно выделить его среди всех других. Он не потерял в весе. Зрение у него нормальное, пульс хороший, говорит здраво.
Начальник. Нет ли состояния подавленности?
Доктор (качая головой). Если вы хотите, я могу написать на него рапорт, но тогда уж мне придется доложить и о других.
Начальник. Понимаю. (Смотрит на камеру Фолдера.) Значит, бедняге придется потерпеть! (Говоря это, он рассеянно смотрит на Вудера.)
Вудер. Прошу прощения, сэр?
Не отвечая, начальник медлит, уставясь на него, потом поворачивается на
каблуках и уходит. Слышен звук, как будто бьют по металлу.
Начальник (останавливаясь). Мистер Вудер?
Вудер. Опять начали колотить в двери, сэр. Я так и думал, что это еще повторится. (Спешит вперед, обгоняя начальника тюрьмы, который медленно следует за ним.)
Занавес
СЦЕНА ТРЕТЬЯ
Камера Фолдера. Выбеленная комната в тринадцать футов длиной, семь - шириной и девять - высотой, со сводчатым потолком. Пол темный, кирпичный, лоснящийся. В задней стене камеры высоко расположенное окно из непрозрачного стекла, забранное решеткой. В окно вделан вентилятор. В середине противоположной стены узкая дверь. В углу свернутые матрац и постельные принадлежности (два одеяла, две простыни, покрывало). Над ними деревянная полочка, на ней в виде симметричной пирамидки лежат библия и несколько книжек религиозного содержания. Там же черная головная щетка, зубная щетка и кусок мыла. В другом углу поставленная стоймя деревянная койка. Под окном отдушина с темной крышкой, другая - над дверью. Работа Фолдера (рубашка, в которой он делает петли для пуговиц) висит на гвозде над деревянным столиком, на котором лежит открытый роман "Лорна Дун". В углу около двери небольшой квадратный экран из толстого стекла. Он скрывает вделанный в стену газовый рожок. В камере есть еще деревянный табурет, под которым стоит пара
башмаков. Под окном поставлены в ряд три блестящие круглые жестянки. При быстро угасающем свете дня виден Фолдер. Без башмаков, в одних носках, он неподвижно стоит, наклонив голову к двери, и прислушивается. Потом бесшумно подходит ближе к двери, стоит, слушает жадно, напряженно, стремясь уловить что-нибудь, хотя бы самый незначительный шум извне. Внезапно вздрогнув, выпрямляется, будто услышал что-то, и стоит, застыв. Затем с тяжелым вздохом направляется к своей работе и глядит на нее, опустив голову. Он делает стежок или два с видом человека, глубоко погруженного в скорбь, и каждый стежок как бы возвращает его к жизни из небытия. Немного погодя, вскакивает и начинает шагать взад вперед по камере, поворачивая голову из стороны в сторону, как зверь в клетке. Опять останавливается у двери, прислушивается и, приложив ладони с растопыренными пальцами к двери, прижимается лбом к железу. Затем медленно идет к окну, ведя пальцем по цветной полоске, которая тянется через всю стену. Остановившись под окном, снимает крышку с одной из жестянок и внимательно всматривается в нее, точно хочет найти себе товарища в своем отражении. Почти совсем стемнело. Вдруг он роняет крышку, и она с грохотом падает на пол - это единственный звук, который нарушил тишину. Фолдер пристально вглядывается в стену, где белеет в темноте висящая на гвозде рубашка; кажется, будто он видит там кого-то или что-то. Вдруг раздается резкий щелкающий звук: это в камере за стеклянным экраном включился свет. Теперь камера ярко освещена. Фолдер ловит ртом
воздух. Откуда-то издалека начинает долетать звук, похожий на глухие удары по металлу. Фолдер отшатывается. Видно, что он не в силах выносить этот внезапный гул. А звуки все нарастают, точно к камере катится большая телега. Усиливающийся грохот постепенно как бы гипнотизирует Фолдера. Шаг за шагом он крадется к двери. Барабанный стук, переходя от камеры к камере, раздается все ближе. Руки Фолдера приходят в движение, точно душою он уже присоединился к этому концерту, а шум растет, и кажется, что он уже наполнил всю камеру. Внезапно Фолдер поднимает сжатые кулаки. Тяжело дыша, он
кидается на дверь и начинает бить по ней кулаками.
Занавес
ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
Два года спустя. Мартовское утро, без нескольких минут одиннадцать. Сцена опять изображает комнату Коксона. Все двери открыты. Суидл, у которого теперь уже пробиваются усики, убирает контору. Раскладывает бумаги на столе Коксона. Затем подходит к умывальнику, поднимает крышку и рассматривает себя в зеркало. Пока он любуется собой, Руфь Ханиуил входит через дверь приемной и останавливается на пороге. За ее внешним спокойствием таятся возбуждение и
тревога.
Суидл (заметив ее, с шумом роняет крышку умывальника). А! Это вы?
Руфь. Да.
Суидл. Я здесь пока один. Наши с утра не очень-то торопятся сюда. А похоже, что уже два года мы не имели удовольствия видеть вас. (Неуверенно.) Что вы поделывали все это время?
Руфь (с горькой иронией). Жила!
Суидл (не без уважения). Если вы хотите видеть его (указывает на кресло Коксона), то он сейчас будет. Он никогда на много не опаздывает. (Деликатно.) Я надеюсь, ваш друг вернулся из загородной поездки. Кажется, его срок истек три месяца назад.
Руфь кивает.
Я был тогда ужасно огорчен. Если хотите знать мое мнение, хозяин сделал ошибку.
Руфь. Да, большую ошибку.
Суидл. Надо было дать ему загладить свою вину. И я считаю, что судья должен был отпустить его. Они забыли, что такое человеческая природа. Мы-то знаем!
Руфь ласково улыбается ему.
Навалятся на вас, точно целый воз кирпичей, раздавят в лепешку, а потом сами возмущаются, ежели вы не в силах встать на ноги. Знаю я их, навидался таких вещей на своем веку. (Качает головой, точно мудрый старик.) Да вот только на днях хозяин...
Тут через приемную входит Коксон, разрумянившийся от резкого восточного
ветра. Он заметно поседел.
Коксон (снимая пальто и перчатки). Как, это вы! (Делает знак Суидлу, чтобы тот ушел, и закрывает дверь.) А я и не узнал вас! Да и верно, уже два года прошло. Хотите поговорить со мной? Могу уделить вам минутку. Садитесь. Детишки здоровы?
Руфь. Да. Но я теперь живу не там, где раньше.
Коксон (вопросительно глядя на нее). Надеюсь, дома у вас все наладилось?
Руфь. После всего, что было, я больше не могла оставаться с Ханиуилом.
Коксон. Но я надеюсь, что вы не сделали ничего опрометчивого? Мне было бы жаль, если бы вы поступили опрометчиво.
