Бертольд Брехт - Господин Пунтила и его слуга Матти
Лизи-коровница. Да, бывают такие, как ее Ати.
Эмма-самогонщица. Мало их очень.
Они встают и молча идут дальше.
IX
Пунтила обручает свою дочку с настоящим человеком.
Столовая с маленькими столиками и огромным буфетом. Пастор, судья и адвокат стоя курят и пьют кофе. В углу молча сидит и пьет Пунтила. В соседней
комнате танцуют под патефон.
Пастор. Настоящую веру нынче редко найдешь. Везде сомнения, равнодушие, тут и сам усомнишься в нашем народе. Я им вбиваю в головы, что без божьей воли ни одна черничная ягода не вырастет, а они принимают дары природы как должное, жрут все, как будто так и надо. Отчасти их неверие объясняется тем, что они в церковь не ходят, - сколько раз я проповедовал перед пустыми скамьями, как будто нельзя приехать на велосипедах, у каждой коровницы есть велосипед. Но, конечно, это и от врожденной испорченности. Представьте себе, на прошлой неделе у постели умирающего я рассказываю, что ждет человека на том свете, а он мне вдруг преподносит: "А не повредят, по-вашему, эти дожди картофелю?" После этого поневоле спросишь себя, а кому мы нужны, вся наша работа идет псу под хвост!
Судья. Отлично вас понимаю. Нести культуру в эту чернь - не сахар.
Адвокат. Нам, адвокатам, тоже нелегко. Мы всегда жили за счет хозяйственных мужичков с железным характером, они лучше по миру пойдут с клюкой, чем поступятся своими правами. Теперь они тоже любят ссориться, да им скупость мешает. Они бы с удовольствием оскорбляли друг друга, даже ножи в ход пускали бы, сбывали бы хромых кляч, но как только начинаются судебные издержки, так они сразу сдают, они из-за денег готовы прекратить самое роскошное дело.
Судья. Коммерческий век, ничего не поделаешь! Мельчают люди, прошло старое доброе время. Сколько сил надо, чтобы не разочароваться в нашем народе и все время пытаться приобщить его хоть немножко к культуре.
Адвокат. Пунтиле хорошо: у него хлеб сам растет в поле. А выпестовать хороший процесс - нелегкое дело, тут поседеешь, прежде чем у тебя вырастет хорошее толстенькое дельце. Иногда думаешь - ну, конец, дальше никакие кляузы не помогут, все доказано, и дело испустит дух, не успев расцвести, а потом, глядишь, оно и ожило, поправилось. Опаснее всего, когда дело только-только вылупилось, когда оно, так сказать, еще сосунок. Тут смертность выше всего - того и гляди прекратят. А если довести дело до солидного возраста, выкормить, вынянчить, тут оно само дальше пойдет, и если протянет лет пять-шесть, так есть надежда, что до седых волос доживет. Но попробуй затяни его на столько лет! Нет, у нас собачья жизнь!
Входят атташе с пасторшей.
Пасторша. Господин Пунтила, вы забыли своих гостей. Господин министр сейчас танцует с вашей дочерью, но он уже спрашивал о вас.
Пунтила молчит.
Атташе. Госпожа пасторша только что изумительно сострила - министр ее спрашивает, по вкусу ли ей джаз. Никогда в жизни я не ждал с таким интересом: как-то, думаю, она выйдет из такого щекотливого положения? Она немножко подумала и говорит: "Под орган танцевать нельзя, так пусть играют на каких угодно инструментах - мне все равно!" Министр чуть не умер от смеха. Что ты скажешь, Пунтила?
Пунтила. Ничего, я своих гостей не осуждаю! (Жестом подзывает к себе судью.) Фредрик, нравится тебе эта физиономия?
Судья. Ты про кого?
Пунтила. Про атташе. Нет, серьезно.
Судья. Осторожней, Иоганнес, пунш очень крепкий.
Атташе (напевает мелодию, которую играют рядом, и пританцовывает). Так и подмывает, не правда ли?
Пунтила (еще раз подзывает судью, тот старается не обращать внимания). Фредрик! Говори правду: нравится или нет? Я за эту морду отдал целый лес!
Все остальные напевают: "Везде ищу Хитину, Титину, Хитину..."
Атташе (ничего не подозревая). Я никогда не запоминаю слов, еще в школе не мог ни одного слова запомнить, но ритм у меня в крови.
Адвокат (видя, что Пунтила упорно подзывает его). Здесь что-то душно, пойдем в гостиную. (Хочет увести атташе.)
Атташе. Но недавно я все-таки запомнил целую строчку: "Уи хев но бананас" {"У нас нет бананов" (англ.).}. Значит, можно надеяться, что память у меня исправится, - я вообще оптимист!
Пунтила. Фредрик! Смотри - и суди! Слышишь, Фредрик!
Судья. Знаете анекдот, как еврей забыл свое пальто в кафе? Пессимист говорит: "Ему обязательно вернут пальто!" А оптимист говорит: "Нет, не вернут никогда!"
Все смеются.
Атташе. Ну и как, вернули?
Все смеются.
Судья. Вы, кажется, не поняли, в чем соль.
Пунтила. Фредрик!
Атташе. Тогда объясните мне, пожалуйста. По-моему, вы перепутали ответы. Наверно, оптимист говорит: "Да, ему вернут пальто!"
Судья. Нет, это говорит пессимист. Понимаете, соль в том, что пальто старое, и лучше, если оно пропадет!
Атташе. Ах вот оно что - пальто старое! Но вы забыли это сказать. Ха-ха-ха! Изумительно остроумно! В жизни так не смеялся!
Пунтила (мрачно встает). Придется мне вмешаться. Такого человека я терпеть не обязан. Фредрик, ты не желаешь отвечать мне прямо на вопрос, что ты скажешь про эту физиономию, которая лезет ко мне в зятья. Но у меня хватит смелости самому решить. Человек без юмора - не человек. (С достоинством.) Извольте оставить мой дом, да, да, именно вы, не оглядывайтесь, как будто речь идет о ком-то другом.
Судья. Пунтила, это ты уж слишком.
Атташе. Господа, прошу вас забыть этот инцидент. Вы не представляете, насколько щекотливо положение членов дипломатического корпуса. Из-за малейшей тени на репутации человеку могут отказать в аккредитовании. В Париже, на Монмартре, теща секретаря румынского посольства избила зонтиком своего любовника, и сразу получился скандал.
Пунтила. Саранча во фраке! Лесной вредитель! Сожрал мой лес!
Атташе (горячо). Вы понимаете, дело не в том, что у нее был любовник, это вполне принято, и не в том, что она его поколотила, это вполне понятно, - но зонтиком! Это вульгарно. Все дело в нюансах.
Адвокат. Пунтила, он прав. Его честь легко уязвима. Он дипломат.
Судья. Пунш на тебя слишком сильно действует, Иоганнес.
Пунтила. Фредрик, ты не понимаешь всей серьезности положения.
Пастор. Господин Пунтила несколько возбужден. Анна, может быть, ты пройдешь в гостиную...
Пунтила. Сударыня, прошу вас не беспокоиться за меня - я держу себя в руках. Пунш на меня не действует, на меня действует только физиономия этого господина, она мне глубоко противна, вы это можете понять.
Атташе. О моем чувстве юмора очень лестно отозвалась принцесса Бибеско: она сказала леди Оксфорд, что я смеюсь при каждом каламбуре или шутке заранее - это значит, что я очень быстро соображаю!
Пунтила. У него чувство юмора? Фредрик!
Атташе. Пока не называют вслух имен, все еще поправимо, но если оскорбление, так сказать, именное - тогда уже это неисправимо.
Пунтила (с горьким сарказмом). Фредрик, что мне делать? Я забыл его фамилию, теперь я от него не отделаюсь, слышал, что он сказал? Ох, слава богу, вспомнил: я видел его фамилию на векселе, который мне пришлось выкупить. Он - Эйно Силакка! Может, он теперь уберется, как ты думаешь?
Атташе. Господа, имя названо. Теперь надо взвешивать каждое слово, каждый звук.
Пунтила. Ничем не проймешь. (Вдруг орет.) Уходи немедленно, чтоб духу твоего не было в "Пунтиле", не отдам свою дочь саранче во фраке!
Атташе (поворачивается к нему). Пунтила, ты, кажется, хочешь меня обидеть? Ты переходишь ту еле уловимую границу, когда твоя попытка удалить меня из дому может вызвать скандал.
Пунтила. Нет, это слишком! Всякое терпение лопнет! Я решил было намекнуть тебе, что твоя физиономия мне действует на нервы и тебе лучше исчезнуть, но ты меня заставляешь прямо сказать: "Вон, поганец!"
Атташе. Пунтила, теперь я на тебя обиделся. Всего лучшего, господа. (Уходит.)
Пунтила. Не смей идти так медленно! Ты у меня побежишь, я тебе покажу, как дерзить! (Бежит за атташе.)
Все, кроме судьи и пасторши, бегут за Пунтилой.
Пасторша. Вот это уже скандал!
Входит Ева.
Ева. Что случилось? Что это за крик во дворе?
Пасторша (бежит к ней). Дитя мое, крепись! Случилась пренеприятная история, будь мужественной, собери все силы!
Ева. Что случилось?
Судья (подает ей стакан хереса). Выпей, Ева! Твой отец выпил целую бутылку пунша и вдруг почувствовал идиосинкразию - не мог смотреть на лицо Эйно и выгнал его.
Ева (пьет). Херес отдает пробкой, жаль. Что же он ему сказал?
Пасторша. Как, ты не приходишь в отчаяние?
Ева. Нет, почему же? Прихожу.
Пастор (возвращается со двора). Это ужасно.
Пасторша. Что такое? Что там случилось?
Пастор. На дворе была страшная сцена. Он закидал его камнями.
Ева. И попал?
Пастор. Не знаю. Адвокат бросился между ними. И министр тут, рядом, в гостиной!
Ева. Дядя Фредрик, пожалуй, теперь он действительно уедет. Хорошо, что мы пригласили министра. Без него и наполовину не вышел бы такой хороший скандал.
Пасторша. Ева!
