Уильям Теккерей - Виргинцы (книга 2)

Следуя совету госпожи Бернштейн, Джордж возвратился из Раниле в дом ее милости, а Гарри отправился в клуб, куда обычно съезжались, чтобы поужинать, а затем засесть за карты. Никто, разумеется, и словом не обмолвился по поводу кратковременного исчезновения мистера Уорингтона, и мистер Рафф, его бывший домохозяин, прислуживал ему столь почтительно и любезно, словно между ними никогда не происходило никаких недоразумений. Мистер Уорингтон еще утром приказал перевезти свои сундуки и все свое имущество с Бонд-стрит на другую квартиру, куда он и водворился вместе с братом.

Однако после того как с ужином было покончено и господа, как обычно, собрались подняться наверх и сесть за макао, Гарри заявил, что он больше не намерен играть. Он уже крепко обжегся и не может позволить себе новых безрассудств.

— Почему же, — сказал мистер Моррис довольно дерзким тоном, — ведь в конечном счете, вы, должно быть, выиграли больше, чем проиграли, мистер Уорингтон.

— А вы, должно быть, лучше разбираетесь в моих делах, чем я сам, мистер Моррис, — резко сказал Гарри, ибо он не забыл, как вел себя мистер Моррис, узнав об его аресте. — Но я руководствуюсь другими соображениями. Несколько месяцев и даже несколько дней назад я был наследником большого поместья и мог позволить себе проиграть немного денег. Но теперь, благодарение небу, я больше не наследник. — И, сильно покраснев, он обвел глазами кучку господ, его партнеров по картам, — кое-кто из них уже успел усесться за стол, кое-кто расположился у камина.

— Что вы хотите этим сказать, мистер Уорингтон? — воскликнул милорд Марч. — Вы просадили и свое виргинское поместье тоже? Кто же его выиграл? А я сам мечтал сразиться с вами, если вы поставите его на карту.

— И вывести там улучшенное племя колониальных рабов, — заметил кто-то.

— Поместье выиграл его настоящий владелец. Вы слышали от меня о моем старшем брате-близнеце?

— О том, который участвовал в походе Брэддока и был убит в сражении два года назад? Как же. С нами крестная сила, надеюсь, дорогой мой, он не воскрес из мертвых?

— Он прибыл в Лондон два дня назад. Полтора года он находился в плену у французов, но ему удалось бежать, и вскоре после своего освобождения он покинул наш родной дом в Виргинии, чтобы отправиться сюда.

— Вы, вероятно, даже не успели заказать себе траур, мистер Уорингтон? с добродушной улыбкой спросил мистер Селвин, и простосердечный Гарри даже не понял его шутки, пока брат не растолковал ему скрытый в ней смысл.

— Пусть меня повесят, но этот малый прямо-таки в восторге от того, что его чертов братец воскрес из мертвых! — воскликнул лорд Марч, когда молодой виргинец покинул общество, продолжавшее обсуждать новость.

— У этих дикарей все еще в ходу примитивные добродетели, вроде нежной привязанности друг к другу, они там, в Америке, почти не тронуты цивилизацией, — промолвил Селвин, зевая.

— Они любят свою родню и снимают скальпы со своих врагов, — жеманно улыбнулся мистер Уолпол. — Это не по-христиански, но это естественно. А ты не хотел бы побывать на состязании по снятию скальпа, Джордж, и поглядеть, как с человека заживо сдирают кожу?

— Старший брат человека — его исконный враг, — невозмутимо проговорил мистер Селвин, раскладывая перед собой на столе монеты и фишки.

— Пытки — это как крепкий бульон с перцем. После этого обыкновенное повешение покажется тебе недостаточно лакомым, Джордж, — продолжает Уолпол.

— Пусть меня повесят, если есть в Англии хоть один человек, который желает долгой жизни своему старшему брату, — сказал милорд.

— Или отцу, не так ли, милорд? — воскликнул Джек Моррис.

— Впервые слышу, что у вас тоже был отец, Джек. Дайте мне фишек на пять сотен.

— Внезапное воскресение из мертвых убитого брата — это, конечно, прекрасно, — продолжал Джек, — но только я вот что скажу: кто мне поручится, что все это не было уговорено между ними наперед? Сначала появляется один молодчик и объявляет себя Юным Счастливчиком, виргинским принцем и дьявол его знает еще чем, втирается в наше общество…

Слова "наше общество" вызывают дружный хохот.

— Да откуда мы можем знать, что все это не подстроено? — продолжает Джек. — Младший должен явиться первым. Жениться на богатой наследнице, а после того как он ее заполучит — бац, хлоп, появляется старший братец! А когда этот старший братец появился? Да вот как раз, когда планы младшего сорвались и у него все полетело вверх тормашками! Кто мне поручится, что этот второй не жил все время у Севн Дайелс или в каком-нибудь погребе, питаясь рубцами и студнем из копыт, покуда у младшего все не сорвалось? Черт побери, мы, джентльмены, должны, я считаю, намотать себе это на ус, а также не забывать и о том, что этот мистер Уорингтон слишком много позволял себе здесь, в нашем клубе.

— А кто ввел его сюда? По-моему, это Марч рекомендовал мистера Гарри в члены клуба, — сказал кто-то.

— Правильно. Но милорд считал, что он представляет нам совершенно другую особу, не правда ли, Марч?

— Придержи свой грязный язык, не лезь не в свое дело, — произнес сей аристократ. Однако предположение, высказанное Джеком Моррисом, нашло немало сторонников в свете. Многие почли крайне неприличным то, что мистер Гарри Уорингтон мог хоть на миг поверить в смерть своего брата. И вообще, в появлении этого молодого человека и в его последующем поведении было, по их мнению, много подозрительного, а посему следовало проявить особенную осторожность по отношению ко всем этим иностранцам, авантюристам и тому подобным личностям.

Гарри же, невзирая на то, что он был теперь на свободе и его денежные затруднения кончились; невзирая на щедрое даяние тетушки; невзирая на воскрешение из мертвых любимого брата, сожалеть о чем у него и в мыслях не было, хотя все его приятели из кофейни Уайта были уверены в обратном; невзирая на то, что Мария проявила большое благородство, когда с ним приключилось несчастье, — невзирая на все это, он, оставаясь один, был далеко не весел и покуривал свою виргинскую трубку в довольно смятенном состоянии духа. И не потому, что он лишился родового имения, — эта потеря нимало его не тревожила, он знал, что его брат выделит ему его долю, как выделил бы он сам брату, — но после всех сомнений и споров с самим собой оказаться бедняком и в то же время быть связанным неразрывными узами с немолодой кузиной! Да, она была немолода, это он знал твердо. Да что там, когда она пришла к нему в эту отвратительную каморку на Кэрситор-стрит и обильно лившиеся из глаз слезы смыли румяна с ее щек, она показалась ему не моложе его матери! Кожа на лице у нее была желтая, сморщенная, и при воспоминании об этом он и сейчас чувствовал такую же растерянность, как в тот день, когда ей стало дурно в карете по дороге в Танбридж. Что скажет его мать, когда он приведет такую супругу в дом? И, боже милостивый, какие баталии начнутся между ними! Ему придется уехать, поселиться на одной из плантаций — чем дальше от дома, тем лучше — и взять с собой нескольких негров; он постарается стать хорошим хозяином и будет много времени проводить на охоте; но будь то в Каслвуде или в собственном доме, — что за жизнь готовит он для бедной Марии, которая привыкла бывать при дворе и на раутах, танцевать на балах и все ночи напролет играть в карты! Если бы он мог хотя бы заняться управлением имения… О, он бы честно вел дело и постарался бы восполнить все, что потерял за свою бесполезно прожитую жизнь и сумасбродства последних месяцев! В полгода промотать пять тысяч фунтов все наследство и все сбережения, сделанные за долгий период его несовершеннолетия! Он нищий, — если бы не доброта его дорогого Джорджа, у него не было бы никаких средств к существованию, ничего, кроме старой жены. Да, он нищий, нарядный нищий, разодетый в бархат с серебряными галунами (бедняга, как на грех, был в самом лучшем своем костюме)! Каким фертом явился он в Европу и вот к какому концу пришел! И среди всех этих сумасбродств в компании своих светских друзей — на скачках в Ньюмаркете или в кофейне Уайта — был ли он счастлив хоть единый миг здесь, в Европе? Да, было три-четыре счастливых дня, да еще вчерашний вечер в доме дорогой, дорогой миссис Ламберт, и доброго бравого полковника, и этих славных приветливых девушек. И прав был полковник, укоряя его за безрассудство и мотовство. А он показал себя грубой скотиной, когда сердился на него, и да благословит их всех бог за то, что они так великодушно старались ему помочь! Такие мысли поведал Гарри своей трубке, утопая в клубах дыма и поджидая возвращения брата от тетушки Бернштейн,

Глава LIV,

на протяжении которой Гарри сидит дома, покуривая трубку

Дед наших виргинцев с материнской стороны, полковник Эсмонд, о котором упоминалось уже не раз, покинул Англию, чтобы обосноваться в Новом Свете, и некоторую часть долгого американского досуга посвятил писанию мемуаров о днях своей юности. В этих записках немалая роль была отведена госпоже Бернштейн (в девичестве Беатрисе Эсмонд), и так как Джордж не раз читал и перечитывал писания своего деда, он познакомился с этой своей родственницей — молодой, красивой, своевольной девицей, какой была баронесса полстолетия тому назлд, задолго до того, как он ее увидел; а теперь ему довелось снова свести с ней знакомство, уже на склоне ее дней. Когда поблекли щеки и потускнел взгляд, радостно или печально женщине, утратившей свою красоту, вспоминать о тех днях, когда эта красота была в расцвете? Когда сердце одряхлело, приятно ли вспоминать о том, как горячо оно билось, согретое чувством? Когда наш дух стал томен и вял, хотим ли мы помнить, как свеж и бодр он был когда-то, как радужны были надежды, как живо участие, как пылко и жадно радовались мы жизни? Увы, они увяли теперь: и первые весенние бутоны, и пышные розы — зрелая красота лета — и сочные плоды осени… увяли, осыпались, и голые ветви дрожат от зимней стужи.