Другая страна - Джеймс Болдуин
От прикосновения Кэсс вздрогнула, но при виде Эрика глаза ее оживились, а бледные губы сжались плотнее. Она слабо улыбнулась.
– А я уж думала, ты никогда не придешь.
Эрик и правда с большим трудом заставил себя прийти сюда, до последней минуты надеясь, что что-то помешает им встретиться. Ее бледность и очевидная беспомощность, которые особенно бросались в глаза в этом сверкающем холодным блеском холле, болью отозвались в его сердце.
Эрик опоздал на полчаса. Он сказал:
– Прости, дорогая Кэсс, но в такую погоду трудно куда-нибудь добраться вовремя. Как дела?
– Хуже некуда. – Не двигаясь с места, она, словно загипнотизированная, не сводила глаз с кончика сигареты. – Я совсем не спала. – Она проговорила это ровным и спокойным голосом.
– Странное место ты выбрала для встречи.
– Разве? – Она посмотрела вокруг ничего не видящими глазами, потом перевела взгляд на Эрика. Глаза ее были полны отчаяния, она, казалось, не сразу увидела Эрика и только когда уяснила, что перед ней находится именно он, отчаяние сменилось на ее лице печалью. – Да, наверное, ты прав. Я подумала, что здесь нас никто не заметит, а… другое место как-то не пришло в голову.
Эрик собирался уже предложить податься куда-нибудь еще, но выражение ее белого как мел лица и мысль о все еще не прекратившемся ливне остановили его.
– Ничего страшного, – сказал он, взял ее под руку, и они неспешно стали подниматься по лестнице.
– Мне нужно скоро возвращаться – я оставила детей одних. Ричарда я предупредила, что сегодня отлучусь – сказала, что должна поговорить с тобой.
Они вошли в первый зал из многих, образующих вместе диковинный лабиринт; здесь суетливо слонялись люди, повсюду висели яркие полотна, они тянулись далеко вперед как надгробия с непонятными надписями. Люди ходили группами, как иностранные туристы на чужом кладбище. Изредка одинокий плакальщик, как бы вспомнив о почившем родственнике, стоял, застыв в восхищении и благоговении перед огромным памятником, но в основном посетители двигались живо, они сновали по музею со специфически демократической веселостью. Кэсс и Эрик в панике бежали от этой толпы в поисках места потише: пройдя залы французских импрессионистов, кубистов и современных мастеров абстракционизма, они оказались в небольшом зальчике, где над всем доминировала огромная картина, выполненная преимущественно в красных тонах, перед ней стояли, держась за руки, два студента – юноша и девушка.
– Тяжело тебе пришлось вчера, Кэсс?
Этот вопрос Эрик задал тихим голосом, когда они остановились рядом с картиной, выдержанной в желтой гамме, на ней была изображена девушка в желтом платье с очень длинной шеей и золотистыми волосами.
– Да. – Капюшон затенял ее лицо, Кэсс отбросила его – в музее было жарко. Спутанные волосы падали на лоб и прилипли к шее, она выглядела усталой и постаревшей. – Все было ужасно с самого начала – я даже не догадывалась, как сильно ранила его. Оказывается, он может страдать, – она бросила на Эрика быстрый взгляд и тут же отвела глаза в сторону. Они перешли от желтого полотна к другому, на нем можно было видеть улицу, пересеченную каналами и расположенную где-то в Европе.
– Пусть последнее время все идет не так, все катится под гору, но когда-то я действительно очень любила его, он был для меня всем, да и теперь никогда не уйдет полностью из моей жизни. – Она помолчала. – Я почувствовала себя ужасно виноватой. Даже не подозревала, что такое может случиться. Не думала, что это возможно, и вот – пожалуйста. – Кэсс снова замолчала, плечи ее ссутулились, как бы говоря о поражении, которым она внутренне гордилась. Потом она коснулась его руки. – Мне очень неприятно говорить это, но я должна постараться сказать тебе все. Он еще и очень напугал меня, напугал, потому что меня охватил ужас при мысли, что я могу потерять детей, без которых для меня нет жизни. – Она провела рукой по лбу, машинально откидывая назад волосы. – Я могла ничего не говорить, он ничего не знал, тебя, конечно, совсем не подозревал, решив вначале, что мой любовник – Вивальдо. Но я все рассказала, подумав, что он имеет право знать правду, если мы… останемся вместе. Ведь тогда нужно начинать с чистой страницы, все недоразумения должны проясниться. Но я ошиблась. Кое-что не может проясниться…
Юноша и девушка подошли ближе. Эрик и Кэсс пересекли зал и встали у красной картины.
– Или, может, некоторые вещи и так ясны, но люди не хотят этого понимать… Не знаю… Не думаю, что он будет угрожать мне или постарается запугать. Если бы он оставил меня, если бы он был неверен – неверен, что за слово! – не думаю, что я так повела бы себя с ним. Не думаю, что постаралась бы его наказать. В конце концов… он не принадлежит мне, никто никому не принадлежит.
Они пошли по длинному коридору вслед за дамами.
– Каких только жутких вещей он мне не наговорил – и что подаст на развод, и что заберет Пола и Майкла. Я его слушала, и мне казалось, что все это сон. Не могла понять, как у него язык поворачивается все это говорить, если он любит меня. Я стала внимательно следить за ним и поняла: он говорит так, чтобы сделать мне больно, потому что больно ему самому – совсем как ребенок. А ведь я любила его таким… ребенком и теперь должна платить по счету. Как можно так долго витать в облаках? Почему я считала, что живу в реальности? Теперь же просто не знаю, что реально, а что – нет. Меня будто предали, но я сама себя предала. И тебя, и все остальное. Лишила истинной ценности все, к чему стремилась, – никто ведь не хочет быть серым, бесформенным уродом.
Они обогнали чирикающих дам; Кэсс бросила на
