Линия связи - Лев Абрамович Кассиль
Я нашел местечко в углублении на скале, недалеко от северных ворот. Сидевшие тут краснофлотцы о чем-то говорили между собой и выглядели хмурыми и озабоченными. Из их разговоров я узнал, что все они приверженцы подплава, но дела складываются так, что подводники непременно проиграют заградителям. Я услышал несколько раз повторявшееся в разных концах этого необыкновенного стадиона имя Андрея Самошина.
Я и раньше слышал о Самошине, лучшем футбольном вратаре Северного флота. Встречал я его и на московских стадионах. Молодой игрок в два сезона завоевал признание на стадионах столицы, и о нем говорили уже как об одном из наиболее одаренных голкиперов Москвы. Потом он уехал учиться в морской техникум и с начала войны служил механиком на подводной лодке, которой командовал Герой Советского Союза капитан 2-го ранга Звездин. На флоте он стал капитаном-тренером и вратарем сборной команды подплава.
Защитниками у его ворот стояли Куличенко и Воронков, плечистые и толстоногие парни, оба комсомольцы, оба с той же лодки, на которой плавал механиком Самошин. И так сыгралась эта дружная тройка, что уже шутили про них на флоте: «С такой защитой и на море сухим останешься», – что намекало на «сухие» результаты, с которыми команда подплава обыгрывала противника, не пропустив ни одного мяча в свои ворота.
Куличенко и Воронков обладали стенобитными ударами, хватка и точный бросок Самошина известны были каждому, и на море в походе эта популярная и дружная троица действовала так же слаженно, как у ворот на поле, и пользовалась любовным уважением всего экипажа подводной лодки. На рубке подводного крейсера уже красовалась цифра «14». Четырнадцать вражеских кораблей пустила на дно лодка, которой командовал Герой Советского Союза Звездин. Удачливый и дерзкий командир хаживал не раз в самые опасные районы, проникал в норвежские фиорды, где отстаивались корабли противника, и, как выражался Самошин, «шутовал под самую планку», то есть метким торпедным ударом поражал фашистские транспорты и военные корабли. И, вернувшись на свою базу, лодка Звездина неизменно салютовала орудийными выстрелами, сообщая товарищам на берегу, что поход прошел удачно и задание выполнено.
– Сработали всухую: два – ноль в нашу пользу, – говаривал довольный Самошин, вылезая из люка лодки, только что давшей два выстрела из бортового орудия.
Кто бывал на аэродромах бомбардировочной авиации дальнего действия или на базах флота, тот, верно, подмечал своеобразное противоречие в быте людей, довольно вообще комфортабельном, и суровой, полной опасности и лишений обстановке, в которую сразу попадает человек, отправляющийся на выполнение боевых заданий. На берегу он может пройтись не спеша с девушкой по пирсу, где вечерами слышатся баян, женский смех и молодые голоса, может посидеть в Доме флота, посмотреть кинокартину. Но вот засвистели боцманские дудки, сняты трапы, отданы швартовые концы, вспененная волна горой встала за кормой, и ты прямо с мирного берега попадаешь в кипучую и жестокую военную водоверть… А потом, если поход прошел удачно и ты благополучно вернулся на базу, снова несколько дней береговой тишины, если только нет тревог, и снова разительный переход к делам и опасностям войны. Все это создает особую манеру, непередаваемый «почерк» береговой жизни.
Необыкновенным был и матч, на котором мне удалось присутствовать. Гулкие удары мяча глохли в тяжелых всплесках волн, бивших с наката в сваи, шлепавших о прибрежные скалы. Белые флажки судей на линии трепыхались от ветра в руках, как пойманные чайки, и казалось, что живые чайки, носившиеся с криком над полем, только что вырвались из рук лейнсменов. За северными воротами стадиона, там, где каменная терраса – площадка стадиона – обрывалась над морем, у берега ходила дежурная шлюпка. И краснофлотцы то и дело должны были браться за весла, чтобы догнать мяч, который от неосторожного удара падал в море и плыл, покачиваясь, как буек.
Встав на качающейся шлюпке, краснофлотец вбрасывал мокрый мяч обратно в игру, крича: «Мяч за бортом!», «Стоп игра!», «Взяли!».
Команда подплава играла в голубых футболках, минзаги – в красных. Первые в этот день всяческими ухищрениями пытались отменить встречу или хотя бы максимально оттянуть время. Дело в том, что знаменитая защитная тройка находилась еще в море. Лодка Звездина некоторое время назад ушла в большой поход и до сих пор не возвращалась. Матч был назначен на прошлое воскресенье, подплаву удалось перенести игру на сегодня, но лодка и сегодня не вернулась, и, значит, ворота подплава оставались без испытанной и надежной стражи: Самошин, Куличенко и Воронков не могли участвовать в игре. Это повергало в отчаяние и команду, и всех, кто болел за подплав. Правда, у подводников нашлись хорошие запасные игроки и юркий длиннорукий малый, уже разминавшийся в воротах, брал мяч за мячом, пробитый игроками, которые вышли «постучать» перед началом.
Подводники пробовали было отменить матч, ссылаясь на туман и дождь, что делало игру на скользком каменном плато опасной, но «матч состоится при всякой погоде» – таков закон людей спорта. И матч состоялся.
Как ни старалась запасная тройка спасти свои ворота, все же через пять минут рукастому вратарю подплава пришлось выгребать из сетки ворвавшийся туда мяч. И, как полагается, оркестр на палубе стоявшего у стенки причала миноносца заиграл насмешливо: «Понапрасну, Ваня, ходишь, понапрасну ножки бьешь…» Прошло еще десять минут, и опять оркестр помянул Ваню – второй мяч посетил ворота.
Болельщики на скалах хватались за голову, в отчаянии сдирали с себя бескозырки и вслух тосковали по Самошину.
А Самошина все не было. Не было Куличенко и Воронкова. Лодка Звездина не возвращалась из моря, и уже несколько дней не было связи с ней. Наши радисты перехватывали сообщения с немецких кораблей о том, что лодка обнаружена и враг преследует ее…
Игра тем временем продолжалась. Снова нападали красные. Но вот матч пришлось прервать. В порту завыла сирена воздушной тревоги. Вторя ей, залилась сирена судьи на поле, и неумолимые правила противовоздушной обороны заставили игроков и зрителей немедля сорваться с мест и поспешить на свои корабли, поднявшие клетчатые флаги, и в убежища, выдолбленные в скалах.
Там, в каменных пещерах, болельщики обступили неудачливых подводников, корили их, умоляли поддержать честь подплава, хватали и трясли за мокрые плечи, били себя кулаками в грудь, обтянутую отсыревшей тельняшкой, клялись, божились, ругались. Наверху тем временем стучали зенитки, отбивавшие
