Не говорите Альфреду - Нэнси Митфорд

– А как воспринимает это набережная Орсэ?[22]

– Взволнованы. Юги выдал информацию, что никто из тамошних жен не участвует, но я не уверен, что не видел…

– Кто это, Юги?

– Жак-Оливье Ю, руководитель протокола. Всем известный как Юги.

Я с каждой минутой все больше возмущалась. У меня, надеюсь, есть чувство юмора; эта ситуация была явно забавна; было невыносимо не иметь возможности присоединиться к такой хорошей шутке, находиться на чопорной, официальной стороне, против всех этих веселых бандитов.

– Насколько Альфред мог уяснить, ваш друг сэр Льюис попросту жил здесь в свое удовольствие! – воскликнула я.

– Послы всегда так отзываются друг о друге, – заметил Филип. – Твой предшественник – праздный, а твой преемник интриган. Это классика дипломатической службы. Но сэр Льюис был превосходным послом, не заблуждайтесь на сей счет.

– Хорошо. Давайте постараемся сохранять самообладание. Если мы оценим эту проблему трезво, решение должно найтись.

Воцарилось долгое молчание. Наконец я продолжила:

– Я намерена поговорить с миссис Юнгфляйш.

– Можете сделать это сейчас, если хотите: она во дворе, сидит в своей машине и читает «Новый курс»[23].

– Почему она не верещит внутри вместе с остальными?

– Говорю вам, это весьма серьезная дама – она ежедневно отводит определенные часы на изучение истории. Кроме того, говорит, что внутри очень жарко. Двадцать человек в крохотной комнате в такой день, как этот, – вероятно, это подобно Калькуттской черной яме[24].

– Тогда почему бы ей не отправиться домой и не почитать «Новый курс» там?

– Она любит находиться в курсе событий.

– Какая наглость!

Я вышла во двор, открыла дверцу «бьюика» миссис Юнгфляйш и дерзко уселась рядом с ней. Она была светловолосой, хорошенькой, с невинным видом мальчика из церковного хора. Этот облик подчеркивался большим белым плиссированным воротником и прямыми волосами с челкой. Милдред обратила на меня взгляд своих спокойных, внимательных голубых глаз, отложила документ, который читала, и произнесла:

– Добрый день. Я Милдред Юнгфляйш, мы с вами уже встречались, когда-то давно, в Оксфорде.

Я была приятно удивлена ее голосом, который был не очень американским, скорее похожим на голос англичанки, которая раньше жила в Соединенных Штатах. Хотя я знала о том, что программа школы обаяния была для нее слишком элементарной, и догадывалась, что данный голос предназначался для умиротворения разгневанной жены посла на территории ее собственного посольства, это сработало.

– Пожалуйста, извините меня за то, что вторглась в вашу машину без приглашения, – сказала я.

– Пожалуйста, извините меня за то, что сижу в вашем дворе без приглашения.

– Я хочу с вами поговорить.

– Уверена, что вы должны это сделать, леди Уинчем. Это, конечно, насчет Полины?

– Да… как долго, по вашему мнению, она намерена тут оставаться?

– Полина весьма непредсказуема. Она уедет, когда пожелает. Полагаю, что на Рождество она все еще будет здесь.

– И вы станете по-прежнему кормить ее?

– Боюсь, что так.

– Если бы мой муж был частным лицом, все это не имело бы значения. Однако в данной ситуации я намерена избавиться от леди Леон.

– Как?

– Не знаю.

– По моему опыту общения с Полиной, невозможно отвратить ее от цели.

– Ага! Так у нее есть цель?

– Пожалуйста, не поймите меня неправильно, леди Уинчем, ее цель проста – она хочет хорошо провести время. У нее нет намерения вас огорчить, еще меньше желания нанести вред посольству или скомпрометировать Министерство иностранных дел. Все это началось, потому что Полина почувствовала внезапный импульс остановить поезд в Орри-ла-Виль и провести одну последнюю ночь в этом доме, который обожает. Вы и понятия не имеете, что она по отношению к нему чувствует.

– Напротив, я хорошо понимаю. Люди привыкают к дому, а этот – такой необыкновенный.

– Вы уже попали под его чары! Вскоре Полина обнаружила, что может и повеселиться. Она позвонила нескольким друзьям шутки ради. Они пришли. Это начало становиться важным; человек расписывается в вашей книге, а потом идет навестить Полину. Извините, пожалуйста, я вижу нунция[25] – думаю, он ищет дверь.

Милдред вышла из машины, объяснила прелату дорогу и вернулась обратно.

– Филип говорил мне, что вы очень ответственный человек, – продолжила я. – Не могли бы вы сказать ей, что если она будет продолжать в том же духе, то перечеркнет все хорошее, что сделали они с сэром Льюисом во время своей работы?

Честные глаза «мальчика из церковного хора» широко раскрылись.

– Да, леди Уинчем, я ей говорила. Я даже обратила ее внимание на то, что в конечном счете только один человек может извлечь преимущество из ее действий.

– Кто же это?

– Мистер Хрущев.

Я сообразила, что вывод этот спорный, однако не лишенный смысла.

– К сожалению, Полина совершенно не думает о важных современных проблемах. Многие европейские женщины таковы. Им не интересны такие вопросы нашего времени, как хрупкий баланс между Западом и Востоком, – они и пальцем не пошевелят, чтобы облегчить деятельность НАТО, ЮНЕСКО, ОЕЭС или Всемирного банка. Полине все это безразлично.

– Значит, вы ничего не можете сделать?

– К сожалению, нет.

– Ладно, – кивнула я. – Я могу выглядеть весьма робкой, но должна вам заметить, что часто добиваюсь своего. До свидания.

– До свидания, леди Уинчем. Было приятно с вами увидеться.

Глава 4

– Мы должны послать за Дэви, – сказала я.

Этот муж моей тетки долгое время играл в нашей семье ту же самую роль, что герцог Веллингтон в семье королевы Виктории. Всякий раз, когда возникала какая-то непреодолимая трудность житейской природы, консультировались именно с ним. Пока мы с Альфредом гостили у него, мы, естественно, не говорили почти ни о чем другом, кроме нашего назначения, и Дэви призвал меня не забывать, что он понимает французов. Когда-то он жил в Париже (лет сорок назад), часто посещал салоны и был любимцем их хозяек. Дэви их понимал. Он их особенно не любил, «капризных, хитрых штучек», и до того как нацисты захватили власть, в дни загнивающей Веймарской республики, действительно предпочитал им немцев. Это был вопрос общности интересов; два его главных интереса – здоровье и музыка – лучше соответствовали немецким требованиям. Как только эта здоровая, музыкальная нация начала демонстрировать иные пристрастия, Дэви покинул Берлин и все известные минеральные курорты, которые так любил и которые принесли ему столько пользы, чтобы уже туда не вернуться. С тех пор Дэви всегда повторял, что не понимает немцев. Но при этом продолжал понимать французов.

Я уж не знаю, взмаха какой волшебной палочки ожидала я от него, поскольку леди Леон и миссис