Уильям Фолкнер - Звук и ярость
Чего он хочет, Т.П., сказала мама. Неужели ты не можешь поиграть с ним, чтобы он вел себя тихо.
Он хочет пойти смотреть сквозь калитку, сказал Т.П.
Но этого нельзя, сказала мама. Идет дождь. Поиграй с ним, чтобы он вел себя тихо. Бенджамин, кому я говорю.
Нет уж, так его не утихомиришь, сказал Т.П. Он думает, раз он стоит у калитки, так мисс Кэдди вернется.
Глупости, сказала мама.
Я слышал, как они разговаривали. Я вышел за дверь, и я их больше не слышал, и я пошел к калитке, где проходили девочки с ранцами. Они смотрели на меня и шагали быстро, повернув головы. Я старался сказать, но они шли дальше, и я шел вдоль забора, и старался сказать, а они шли быстрее. Потом они бежали бегом, и я подошел к углу забора, и я не мог идти дальше, и я держался за забор, и глядел им вслед, и старался сказать.
– Бенджи, кому я говорю. – Сказал Т.П. – Чего это ты сбегаешь тайком. Вот Дилси тебя выпорет.
– Нечего тебе выть и пускать слюни сквозь забор. – Сказал Т.П. – Только девочек напугал. Вон посмотри, они на ту сторону улицы перешли.
Как он вышел, сказал папа. Джейсон, а ты не оставил калитку открытой, когда пришел домой.
Конечно, не оставил, – сказал Джейсон. Что ж я, по-вашему, совсем ничего не соображаю. Вы что, думаете, я хотел, чтобы случилось вот такое. Наша семейка и без того хороша. Я всегда знал, что так будет. Ну, теперь-то вы отошлете его в Джексон. Конечно, если миссис Бэргесс его прежде не пристрелит.
Тише, сказал папа.
Я всегда знал, что так будет, сказал Джейсон.
Она была открытая, когда я ее тронул, и я держался за нее в сумерках. Я не плакал, и я старался остановиться, и глядел, как девочки подходят в сумерках. Я не плакал.
– Вон он.
Они остановились.
– Он не может выйти. Да и все равно он никого не трогает. Идем.
– Я боюсь. Боюсь. Я перейду на ту сторону улицы.
– Он не может выйти.
Я не плакал.
– Ну, чего ты, трусиха. Идем.
Они подходили в сумерках. Я не плакал, и я держался за калитку. Они подходили медленно.
– Я боюсь.
– Он тебя не тронет. Я тут каждый день хожу. Он просто бежит вдоль забора, и все.
Они подходили. Я открыл калитку, и они остановились, и поворачивались. Я старался сказать, и я схватил ее, стараясь сказать, и она закричала, и я старался сказать, и старался, и яркие формы начали останавливаться, и я старался выбраться. Я старался снять его с моего лица, но яркие формы снова шли. Они шли вверх на холм, туда, где он падал, и я старался заплакать. Но когда я вдохнул внутрь, я не смог выдохнуть наружу, чтобы заплакать, и я старался не упасть с холма, и я упал с холма в яркие вертящиеся формы.
Эй, псих, сказал Ластер. Вон, идут. Ну, так перестань пускать слюни и выть.
Они подошли к флагу. Он вынул его, и они ударили, потом он поставил флаг назад.
– Мистер. – Сказал Ластер.
Он посмотрел кругом.
– Что. – Сказал он.
– Гольфового мячика не купите. – Сказал Ластер.
– Покажи-ка. – Сказал он. Он подошел к забору, и Ластер протянул мяч сквозь него.
– Где ты его взял. – Сказал он.
– Нашел. – Сказал Ластер.
– Это я знаю. – Сказал он. – Где. В чей-нибудь сумке.
– Я нашел его вон там во дворе. – Сказал Ластер. – Отдам за двадцать пять центов.
– А он что, твой, чтобы продавать. – Сказал он.
– Я его нашел. – Сказал Ластер.
– Так найди себе еще один. – Сказал он. Он положил его в свой карман и ушел.
– Мне же сегодня в цирк нужно. – Сказал Ластер.
– Вот именно. – Сказал он. Он пошел к площадке. – Клюшку, кэдди. – Сказал он. Он ударил.
– Это надо же. – Сказал Ластер. – Вопишь, когда не видишь их, и вопишь, когда видишь. Почему ты не заткнешься. Что, по-твоему, людям нравится тебя все время слышать. Э-эй. Ты уронил свой дурман. – Он поднял его и опять дал его мне. – Надо бы сорвать новый. Этот ты совсем измочалил. – Мы стояли у забора и глядели на них.
– С этим белым не сговоришься. – Сказал Ластер. – Ты сам видел, как он забрал мой мячик. – Они пошли дальше. Мы пошли вдоль забора. Мы пришли к саду и не могли идти дальше. Я держался за забор и смотрел сквозь цветочные плетения. Они ушли.
– Ты-то чего воешь. – Сказал Ластер. – Заткнись. Это мне нужно выть, а не тебе. На-ка. Чего ты не держишь цветочек. Теперь из-за него начнешь реветь. – Он дал мне цветок. – Ну, куда теперь тебя понесло.
Наши тени были на траве. Они дошли до деревьев раньше нас. Моя дошла первой. Потом мы дошли туда, а потом тени ушли. В бутылке был цветок. Я поставил в нее другой цветок.
– Ты же взрослый. – Сказал Ластер. – А играешь с двумя цветочками в бутылке. Ты знаешь, что с тобой сделают, когда мисс Каролина помрет. Тебя отправят в Джексон, где тебе самое место. Так говорит мистер Джейсон. Будешь там весь день напролет держаться за решетку вместе с другими психами и пускать слюни. Посмотрим, как тебе это понравится.
Ластер ударил цветы рукой, и они упали.
– Вот и тебе то же будет в Джексоне, когда ты заревешь.
Я старался поднять цветы. Ластер поднял их, и они ушли. Я начал плакать.
– Реви. – Сказал Ластер. – Реви. А, так тебе надо пореветь. Ну, ладно. Кэдди. – Шепнул он. – Кэдди. Реви теперь. Кэдди.
– Ластер. – Сказала Дилси из кухни.
Цветы пришли назад.
– Тише. – Сказал Ластер. – Вот они. Смотри. Все, как было. Тише. Ну-ка.
– Ластер, кому я говорю. – Сказала Дилси.
– Да, мэм. – Сказал Ластер. – Сейчас идем. Ну, хватит поднимать шум. Вставай. – Он дернул мой локоть, и я встал. Мы вышли из деревьев. Наши тени ушли.
– Тише. – Сказал Ластер. – Вон сколько людей на тебя смотрят. Тише.
– Веди его сюда. – Сказала Дилси. Она пошла вниз по ступенькам.
– Что ты ему сделал. – Сказала она.
– Ничего я ему не делал. – Сказал Ластер. – Он взял да и заревел.
– Нет, сделал. – Сказала Дилси. – Что-то ты ему сделал. Где вы были.
– Там, под можжевельником. – Сказал Ластер.
– И Квентин ты довел. – Сказала Дилси. – Чего ты его к ней подпускаешь. Разве ты не знаешь, что она не любит, чтоб он был там, где она.
– Вот и я тоже. – Сказал Ластер. – Только мне-то он не дядя.
– Ты мне не груби, малый. – Сказала Дилси.
– Ничего я ему не делал. – Сказал Ластер. – Он играл там, а потом вдруг заревел.
– Ты небось его кладбище разломал. – Сказала Дилси.
– Не трогал я его кладбища. – Сказал Ластер.
– Ты мне не ври, малый. – Сказала Дилси. Мы пошли вверх по ступенькам в кухню. Дилси открыла огневую дверь, и пододвинула к ней стул, и я сел. Я стих.
И чего тебе понадобилось, чтоб она начинала, сказала Дилси. Чего ты его туда пустила.
Он же только смотрел на огонь, сказала Кэдди. Мама говорила ему его новое имя. Мы не думали, что она начнет.
Да знаю я, сказала Дилси. Он в одном конце дома, она в другом. Ну-ка, оставь все это в покое. Ничего не трогай, пока я не вернусь.
– И не стыдно тебе. – Сказала Дилси. – Чего ты его дразнишь. – Она поставила пирог на стол.
– Ничего я его не дразню. – Сказал Ластер. – Он играл бутылкой с ромашками, да вдруг как начал реветь. Ты сама его слышала.
– А ты, конечно, к его цветам и не прикоснулся. – Сказала Дилси.
– Не трогал я его кладбища. – Сказал Ластер. – Очень мне нужен его мусор. Я просто искал мой четвертак.
– Так ты его потерял, значит. – Сказала Дилси. Она зажгла свечки на пироге. Одни были маленькие. Другие были большие, нарезанные на кусочки. – Я ж тебе говорила: спрячь хорошенько. А теперь ты небось хочешь, чтоб я взяла у Фроуни еще двадцать пять центов.
– Нет уж, я в цирк пойду, Бенджи там или не Бенджи. – Сказал Ластер. – Не буду я таскаться за ним еще ночью.
– Ты будешь делать то, чего он хочет, малый. – Сказала Дилси. – Слышишь.
– Что я, всегда, что ли, этого не делаю. – Сказал Ластер. – Разве ж я не всегда делаю, чего он хочет. А, Бенджи.
– Ну, и делай. – Сказала Дилси. – Привел его сюда, когда он орет, чтобы и она начала. Ну-ка, садитесь и ешьте пирог, пока Джейсон не пришел. Я не желаю, чтобы он на меня накидывался за пирог, который я на собственные деньги купила. Чтоб я пекла пироги тут, когда он на кухне каждое яйцо пересчитывает. Ну, смотри, не трогай его сейчас, или, может, ты не хочешь идти вечером в этот твой цирк.
Дилси ушла.
– Ты свечки задувать не умеешь. – Сказал Ластер. – Смотри, как я буду задувать. – Он нагнулся вниз и надул свое лицо. Свечки ушли. Я начал плакать. – Тише. – Сказал Ластер. – Ну-ка. Смотри сюда на огонь, а я пирог нарежу.
Я слышал часы, и я слышал Кэдди, как она стоит позади меня, и я слышал крышу. Дождь еще идет, сказала Кэдди. Ненавижу дождь. Все ненавижу. И потом ее лицо пришло на мои колени, и она плакала, и держала меня, и я начал плакать. Потом я опять смотрел на огонь, и яркие, гладкие формы опять шли. Я слышал часы, и крышу, и Кэдди.
Я съел пирога. Пришла рука Ластера и взяла другой кусок. Я слышал, как он ест. Я смотрел на огонь.
