Мануэль Пуиг - Крашеные губки
Эпизод пятый
...на зависть звездам они сверкают,
я жизни без них не чаю.
Альфредо Ле Пера
В уже упомянутый четверг, 23 апреля 1937 года, Мария Мабель Саэнс, известная всем как Мабель, открыла глаза в 7.00 утра, когда прозвенел звонок ее будильника швейцарской марки. Не в силах удержаться, она закрыла их и снова заснула. В 7.15 кухарка постучала в дверь и сказала, что завтрак на столе. Мабель ощущала, как все ее нервы расслаблены, притуплены, окутаны медово-кисельной оболочкой, прикосновения и звуки долетают приглушенными, в голове теплая приятная пустота. Нюх обострен; уткнувшись в белую льняную подушку, нос встрепенулся первым, запах миндального масла, следов бриллиантина на подушке, запах отзывается трепетом в груди и растекается по телу до самых конечностей. В 7.25 она выпила почти остывший кофе с молоком, сидя одна в столовой, не хотела, чтобы кухарка его подогревала, однако потребовала свежих, хрустящих гренок, намазала их маслом. В 7.46 она вошла в школу № 1, подведомственную Управлению образования провинции Буэнос-Айрес. В 7.55 зазвонил колокол для построения на линейку во дворе. Мабель стала во главе шеренги учеников пятого "Б" класса. Директриса школы сказала: "Доброе утро, дети", ученики ответили: "Доброе утро, госпожа директор". В 8.01 вновь зазвонил колокол, и каждая из групп направилась в свой класс. Первый час Мабель посвятила уроку истории, теме "Инки". Колокол звонил на перемену три раза: в 9.00, 10.00 и 11.00 часов; колокол прозвонил об окончании занятий ровно в полдень. К этому времени Мабель выполнила свой утренний план: объяснила новые задачи на процент, коэффициент и капитал; чтобы не носить домой общие тетради, исправила задания во время урока, пока ученики решали дополнительные задачки по арифметике в черновых тетрадях; на одной из переменок предупредила Селину, что, возможно, зайдет к ней после обеда, и избежала общения с учениками-переростками, сидевшими на задних партах. В 12.20 пришла домой, сильно проголодавшись, мать спросила, не может ли она подождать до 14.00 часов, чтобы пообедать с отцом и, возможно, со своим женихом Сесилом, когда те вернутся с аукциона скотоводов. У Мабель был готов ответ. Кухарка отварила ей отдельно порцию равиоли и подала с куриным бульоном. Мать не могла к ней присоединиться, поскольку хотела вымыться и переодеться, все утро она против обыкновения убиралась. После равиоли Мабель попробовала жареную курицу, но отказалась от десерта. Заявила, что должна пойти готовиться к урокам испанского с помощью Селины; останься она дома, пришлось бы заниматься Сесилом чуть ли не до вечера, учитывая обед и послеобеденный коньяк. В 13.45 Мабель вошла в дом семьи Этчепаре без стука. Выполняя просьбу Мабель, Селина провела ее прямо в свою комнату. У Мабель отяжелели веки, и она с трудом слушала сетования Селины: Хуан Карлос скверно обращается с матерью и сестрой, наверняка по наущению Нене, и не бережется, прошлой ночью он гулял с этой вертихвосткой до трех часов, так недолго и туберкулез подцепить. Мабель сказала, что прошлой ночью спала меньше четырех часов - пришлось заниматься Сесилом, пока тот беседовал с отцом; может, подруга позволит ей остаться и поспать у нее во время сиесты. Селина уступила ей кровать и прилегла на диванных подушках на полу. Мабель закрыла глаза в 14.10 и продолжала спать, когда часы с маятником показывали 17.00. Селина разбудила ее и предложила чаю. Мабель отказалась и побежала домой, она обещала матери сходить с ней в кино на вечерний сеанс. Дойдя до угла своего дома, она увидела, как отец и Сесил беседуют у дверей и собираются сесть в автомобиль. Боясь, что ее заметят, Мабель вошла в магазин на углу. В оправдание своего присутствия купила большую коробку печенья, поколебавшись при выборе между двумя любимыми марками: с дамами в стиле рококо на картинке и с изящной современной парой в праздничных костюмах. В 17.15 она пришла домой, выполнив свой дневной план: улизнуть от отца, который заставил бы ее заниматься Сесилом, и восстановить силы, выспавшись во время сиесты. Несмотря на спешку, мать и дочь распечатали коробку с печеньем и в 18.05 вошли в кинотеатр "Андалузский", единственный кинематограф в городе, которым ведало Испанское общество взаимопомощи. В фойе, украшенном мозаикой в народном стиле, Мабель увидела афиши фильма, подметила, что герои одеты по моде как минимум трехлетней давности, и с разочарованием убедилась, что американские картины доходят до Вальехоса с опозданием; это была роскошная комедия, которая разворачивается в восхитительной обстановке: просторные залы с лестницами черного мрамора, поблескивающими хромированными столбиками, обитые белым атласом кресла, белые атласные портьеры, ковры с длинным белым ворсом, столы и стулья с хромированными ножками, среди которых ходит пленительная нью-йоркская блондинка - машинистка, которая соблазняет своего молодцеватого босса и всяческими уловками вынуждает его развестись с изысканной супругой. Под конец она его теряет, но встречает старика-банкира, который просит ее руки и увозит в Париж. В последней сцене машинистка появляется у парижского особняка: она выходит из шикарного белого лимузина с белым датским догом, укутанная в боа из воздушных белых перьев, и обменивается многозначительными взглядами с шофером - статным юношей в черной униформе и черных сапогах. Мабель подумала об интимной близости богатой бывшей машинистки с шофером, о возможности того, что шофер сильно простужен и они решили любить друг друга страстно, но без поцелуев, нечеловеческое усилие, чтобы не целоваться, они могут ласкать друг друга, но не целоваться, всю ночь они обнимаются, но не в силах выкинуть из головы эту мысль, так хочется целоваться, зарок не целоваться, чтобы не заразиться, ночь за ночью одна и та же мука, и ночь за ночью охваченные страстью их фигуры в темноте сияют, словно хромированные, хромированное сердце дает трещину, и брызжет алая кровь, она растекается и заливает белый атлас, белые портьеры, белые перья: когда хромированный металл уже не в силах сдержать неистовую кровь, уста сближаются и каждую ночь блаженствуют в запретном поцелуе. В 19.57 Мабель с матерью вернулись домой. В 20.35 вошли отец и Сесил, довольные тем, что все подготовлено для завтрашнего аукциона, последнего на осенней ярмарке. Сесил поцеловал Мабель в щеку. Выпили вермута на аперитив. В 21.00 сели за стол. Съели сардины с картофелем и майонезом, затем мясо по-португальски, сыр и мороженое. Говорили главным образом отец и Сесил, обсуждая утренние торги и виды на завтрашний день, пытаясь предвосхитить общий итог недели. Когда настало время кофе и коньяка, они направились к креслам в гостиную, но тут отец выразил свои сомнения по поводу цены на быка херефордской породы и увлек Сесила в кабинет. Мабель подала им чашки и рюмки. Сами они с матерью уселись в гостиной и обсудили фильм. В 22.30 Мабель и Сесил остались одни в гостиной, сидя на том же диване. Сесил нежно поцеловал ее несколько раз и погладил по голове. Он говорил ей о том, что очень устал, об отдыхе, который ожидает его в усадьбе по окончании ярмарки, о полученных недавно из Англии книгах по истории, которые он прочтет: его любимым чтением было все, связанное с историей Англии. Он удалился в 23.05, выпив, пока сидел с Мабель, три рюмки коньяка, которые добавились к двум рюмкам, выпитым в кабинете, двум вермутам на аперитив и трем бокалам красного вина, осушенным за обедом. Мабель вздохнула с облегчением и посмотрела, открыта ли дверь в спальню родителей. Дверь была закрыта. Она унесла бутылку коньяка в свою комнату и спрятала под подушкой. Вернулась в столовую, открыла сервант и достала две коньячные рюмки, которые присовокупила к спрятанной бутылке. Пошла в ванную и восстановила макияж. Надушилась французским лосьоном, который ценила больше всего. Надела целомудренную батистовую рубашку с короткими рукавами, взяла два журнала, приоткрыла окно, поставила бутылку и рюмки и легла. В 23.37 она устроилась поудобнее, готовая приступить к чтению журналов "Женский мир" и "Элегантный Париж". Начала с последнего. Быстро пролистав страницы, посвященные моделям для спорта и повседневной одежде, продолжала думать о Сесиле, минуты, проведенные в его обществе, казались ей нескончаемыми, это ее тревожило. Через несколько страниц шли модели для коктейлей. Мабель просмотрела их, но тоже не заинтересовалась. Далее ее внимание привлекла небольшая заметка: язык духов. Французская специалистка рекомендовала утром свежие лавандовые ароматы, способные оживить интерес мужчины к женщине; для дневных часов - во время прогулок по музеям и перерыва на чай - более сладкие запахи, навевающие чары, которые следует усилить к началу коктейля, переходящего в ужин при свете канделябров в ночном клубе, - теперь уже с преобладанием иного экстракта, напоенного мускусом, вобравшего в себя все благоухание утопающего в жасминах балкона, на который, укрываясь от огней и интриг светских салонов, выходила роковая женщина прошлого, - то есть благоухание, сконденсированное ныне в капле экстракта "Ампир ноктюрн" для современной женщины. За этой страницей следовали коллекции мехов и праздничные наряды. Мабель остановилась на длинном черном платье до пят, с широкой юбкой, отороченной черно-бурой лисицей. Вспомнила, что Сесил собирался в будущем устраивать в своей усадьбе торжественные приемы. Завершала раздел статья о гармоничном сочетании мехов и драгоценностей. Аквамарины и аметисты рекомендовались для светлой норки, для шиншиллы -исключительно бриллианты, а для темно-коричневой норки - кольца и серьги с изумрудами, ограненными в форме крупного прямоугольника. Мабель дважды прочитала статью. Решила как-нибудь завести разговор о камнях в присутствии Сесила. Подумала о том, что у Сесила нет сестры, а его мать когда-нибудь умрет в своем доме в Северном Камберленде, Англия. Она посмотрела на будильник, тот показывал 23.52. Она погасила свет, встала, открыла окно и посмотрела в направлении смоковницы. Двор был погружен в почти беспросветную тьму.
