Оскар Уайлд - Как важно быть серьезным
Гвендолен (медленно и веско). Называй меня сестрой, хочешь?
Они обнимаются. Джек и Алджернон вздыхают и прохаживаются по дорожке.
Сесили (спохватившись). Есть один вопрос, который я хотела бы задать моему опекуну.
Гвендолен. Прекрасная идея! Мистер Уординг, я хотела бы задать вам один вопрос. Где ваш брат Эрнест? Мы обе обручены с вашим братом Эрнестом, и нам весьма важно знать, где сейчас находится ваш брат Эрнест.
Джек (медленно и запинаясь). Гвендолен, Сесили... Мне очень жаль, но надо открыть вам всю правду. Я в первый раз в жизни оказался в таком затруднительном положении, мне никогда не приходилось говорить правду. Но я признаюсь вам по чистой совести, что у меня нет никакого брата Эрнеста. У меня вообще нет брата. Никогда в жизни у меня не было брата, и у меня нет ни малейшего желания обзаводиться им в будущем.
Сесили (с изумлением). Никакого брата?
Джек (весело). Ровно никакого.
Гвендолен (сурово). И никогда не было?
Джек. Никогда.
Гвендолен. Боюсь, Сесили, что обе мы ни с кем не обручены.
Сесили. Как неприятно для молодой девушки оказаться в таком положении. Не правда ли?
Гвендолен. Пойдемте в дом. Они едва ли осмелятся последовать за нами.
Сесили. Ну что вы, мужчины так трусливы.
Полные презрения, они уходят в дом.
Джек. Так это безобразие и есть то, что ты называешь бенберированием?
Алджернон. Да, и притом исключительно удачным. Так замечательно бенберировать мне еще ни разу в жизни не приходилось.
Джек. Так вот, бенберировать здесь ты не имеешь права.
Алджернон. Но это же нелепо. Каждый имеет право бенберировать там, где ему вздумается. Всякий серьезный бенберист знает это.
Джек. Серьезный бенберист! Боже мой!
Алджернон. Надо же в чем-то быть серьезным, если хочешь наслаждаться жизнью. Я, например, бенберирую серьезно. В чем ты серьезен, этого я не успел установить. Полагаю - во всем. У тебя такая ординарная натура.
Джек. Что мне нравится во всей этой истории - это то, что твой друг Бенбери лопнул. Теперь тебе не удастся так часто спасаться в деревне, дорогой мой. Оно и к лучшему.
Алджернон. Твой братец тоже слегка полинял, дорогой Джек. Теперь тебе не удастся пропадать в Лондоне, как ты это проделывал раньше. Это тоже неплохо.
Джек. А что касается твоего поведения с мисс Кардью, то я должен тебе заявить, что обольщать такую милую, простую, невинную девушку совершенно недопустимо. Не говоря уже о том, что она под моей опекой.
Алджернон. А я не вижу никакого оправдания тому, что ты обманываешь такую блестящую, умную и многоопытную молодую леди, как мисс Ферфакс. Не говоря уже о том, что она моя кузина.
Джек. Я хотел обручиться с Гвендолен, вот и все. Я люблю ее.
Алджернон. Ну и я просто хотел обручиться с Сесили. Я ее обожаю.
Джек. Но у тебя нет никаких шансов жениться на мисс Кардью.
Алджернон. Еще менее вероятно то, что тебе удастся обручиться с мисс Ферфакс.
Джек. Это не твое дело.
Алджернон. Будь это моим делом, я бы и говорить не стал. (Принимается за сдобные лепешки.) Говорить о собственных делах очень вульгарно. Этим занимаются только биржевые маклеры, да и то больше на званых обедах.
Джек. И как тебе не стыдно преспокойно уплетать лепешки, когда мы оба попали в такую беду. Бессердечный эгоист!
Алджернон. Но не могу же я есть лепешки волнуясь. Я бы запачкал маслом манжеты. Лепешки надо есть спокойно. Это единственный способ есть лепешки.
Джек. А я говорю, что при таких обстоятельствах вообще бессердечно есть лепешки.
Алджернон. Когда я расстроен, единственное, что меня успокаивает, это еда. Люди, которые меня хорошо знают, могут засвидетельствовать, что при крупных неприятностях я отказываю себе во всем, кроме еды и питья. Вот и сейчас я ем лепешки потому, что несчастлив. Ну, и кроме того, я очень люблю деревенские лепешки. (Встает.)
Джек (встает). Но это еще не причина, чтобы уничтожить их все без остатка. (Отнимает у Алджернона блюдо с лепешками.)
Алджернон (подставляя ему пирог). Может быть, ты возьмешь пирога? Я не люблю пироги.
Джек. Черт возьми! Неужели человек не может есть свои собственные лепешки в своем собственном саду?
Алджернон. Но ты только что утверждал, что есть лепешки - бессердечно.
Джек. Я говорил, что при данных обстоятельствах это бессердечно с твоей стороны. А это совсем другое дело.
Алджернон. Может быть! Но лепешки-то ведь те же самые. (Отбирает у Джека блюдо с лепешками.)
Джек. Алджи, прошу тебя, уезжай.
Алджернон. Не можешь ты выпроводить меня без обеда. Это немыслимо. Я никогда не ухожу, не пообедав. На это способны лишь вегетарианцы. А кроме того, я только что договорился с доктором Чезюблом. Он окрестит меня, и без четверти шесть я стану Эрнестом.
Джек. Дорогой мой, чем скорей ты выкинешь из головы эту блажь, тем лучше. Я сегодня утром договорился с доктором Чезюблом, в половине шестого он окрестит меня и, разумеется, даст мне имя Эрнест. Гвендолен этого требует. Не можем мы оба принять имя Эрнест. Это нелепо. Кроме того, я имею право креститься. Нет никаких доказательств, что меня когда-либо крестили. Весьма вероятно, что меня и не крестили, доктор Чезюбл того же мнения. А с тобой дело обстоит совсем иначе. Ты-то уж наверно был крещен.
Алджернон. Да, но с тех пор меня ни разу не крестили.
Джек. Положим, но один раз ты был крещен. Вот что важно.
Алджернон. Это верно. И теперь я знаю, что могу это перенести. А если ты не уверен, что уже подвергался этой операции, то это для тебя очень рискованно. Это может причинить тебе большой вред. Не забывай, что всего неделю назад твой ближайший родственник чуть не скончался в Париже от острой простуды.
Джек. Да, но ты сам сказал, что простуда - болезнь не наследственная.
Алджернон. Так считали прежде, это верно, но так ли это сейчас? Наука идет вперед гигантскими шагами.
Джек (отбирая блюдо с лепешками). Глупости, ты всегда говоришь глупости!
Алджернон. Джек, ты опять принялся за лепешки! А как же я? Там только две и осталось. (Берет их.) Я же сказал тебе, что люблю лепешки.
Джек. А я ненавижу сладкий пирог.
Алджернон. С какой же стати ты позволяешь угощать твоих гостей пирогом? Странное у тебя представление о гостеприимстве.
Джек. Алджернон, я уже говорил тебе - уезжай. Я не хочу, чтобы ты оставался. Почему ты не уходишь?
Алджернон. Я еще не допил чай, и надо же мне доесть лепешку.
Джек со стоном опускается в кресло. Алджернон продолжает есть.
Занавес
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
Гостиная в поместье м-ра Уординга. Гвендолен и Сесили, стоя у окна, смотрят в сад.
Гвендолен. То, что они сразу не пошли за нами в дом, как можно было ожидать, доказывает, по-моему, что у них еще сохранилась капля стыда.
Сесили. Они едят лепешки. Это похоже на раскаяние.
Гвендолен (помолчав). Они, видимо, не замечают нас. Может быть, вы попробуете кашлянуть?
Сесили. Но у меня нет кашля.
Гвендолен. Они смотрят на нас. Какая дерзость!
Сесили. Они идут сюда. Как самонадеянно с их стороны!
Гвендолен. Будем хранить горделивое молчание.
Сесили. Конечно. Ничего другого не остается.
Входит Джек, за ним Алджернон. Они насвистывают мотив какой-то ужасающей арии из английской оперы.
Гвендолен. Горделивое молчание приводит к печальным результатам.
Сесили. Очень печальным.
Гвендолен. Но мы не можем заговорить первыми.
Сесили. Конечно, нет.
Гвендолен. Мистер Уординг, у меня к вам личный вопрос. Многое зависит от вашего ответа.
Сесили. Гвендолен, ваш здравый смысл меня просто восхищает. Мистер Монкриф, будьте добры ответить мне на следующий вопрос. Для чего вы пытались выдать себя за брата моего опекуна?
Алджернон. Чтобы иметь предлог познакомиться с вами.
Сесили (обращаясь к Гвендолен). Мне кажется, это удовлетворительное объяснение. Как по-вашему?
Гвендолен. Да, моя дорогая, если только ему можно верить.
Сесили. Я не верю. Но это не умаляет удивительного благородства его ответа.
Гвендолен. Это так. В важных вопросах главное не искренность, а стиль. Мистер Уординг, чем вы объясните вашу попытку выдумать себе брата? Не затем ли вы на это пошли, чтобы иметь предлог как можно чаще бывать в Лондоне и видеть меня?
Джек. Неужели вы можете сомневаться в этом, мисс Ферфакс?
Гвендолен. У меня на этот счет большие сомнения. Но я решила ими пренебречь. Сейчас не время для скептицизма в духе немецких философов. (Подходит к Сесили.) Их объяснения кажутся мне удовлетворительными, особенно объяснение мистера Уординга. Оно звучит правдиво.
Сесили. Мне более чем достаточно того, что сказал мистер Монкриф. Один его голос внушает мне абсолютное доверие.
Гвендолен. Так вы думаете - мы можем простить их?
Сесили. Да. То есть нет.
Гвендолен. Верно! Я совсем позабыла. На карту поставлен принцип, и нам нельзя уступать. Но кто из нас скажет им это? Обязанность не из приятных.
