Всеобщая история бесчестья - Хорхе Луис Борхес

Хорхе Луис Борхес

Всеобщая история бесчестья (сборник)

Jorge Luis Borges

HISTORIA UNIVERSAL DE LA INFAMIA

Copyright © 1995, María Kodama

HISTORIA DE LA ETERNIDAD

Copyright © 1995, María Kodama

All rights reserved

© В. Н. Андреев, перевод, 2004

© Б. В. Дубин (наследник), перевод, примечания, 2022

© Б. В. Ковалев, перевод, 2022

© К. С. Корконосенко, перевод, 2022

© Е. М. Лысенко (наследник), перевод, 2022

© А. Г. Погоняйло, В. Г. Резник, перевод, 1992

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2022

Издательство АЗБУКА®

У меня есть несколько любимых писателей, например Роб-Грийе и Борхес. Как свободно и приятно дышится в их великолепных лабиринтах! Я люблю их ясную мысль, эту чистоту и поэзию, эти миражи в зеркалах.

Борхес – это автор, который говорил обо всем. Невозможно найти в истории культуры темы, которой не коснулся бы Борхес.

Подчас я склонен думать, что хороший читатель еще более загадочен и уникален, чем хороший автор. Чтение – это прежде всего форма деятельности, что идет вослед процессу писания; но только более смиренная, более изысканная, более интеллектуальная.

Борхес вызывает у меня величайшее восхищение, я его читаю каждый вечер. Я приехал в Буэнос-Айрес, и единственное, что я там купил, – это полное собрание сочинений Борхеса.

Для своих историй Борхес часто заимствует форму некоего жанра популярной литературы, форму, испытанную временем, создающую почти мифические структуры.

Без Борхеса современная литература Латинской Америки попросту не существовала бы.

Продолжая звучание волшебной ноты, рожденной на свет Уэллсом и Честертоном, позволяя вечности управлять своим воображением, Борхес сумел поднять литературу на высоты, далекие от плоской земли, на которой до сих пор пребывает большинство наших произведений.

Как творец он занимает место Данте и Шекспира, Сервантеса и Джойса нашей эпохи.

Многие называют его крупнейшим из современных писателей. Мало найдется тех, кто в своих вещах у него не учился или ему не подражал.

Борхес никогда не знал меня, но я знал его и почтительно склоняюсь перед ним.

Всеобщая история бесчестья

[1]

Предисловие к первому изданию

Истории, созданные в повествовательной манере и составляющие эту книгу, были написаны в 1933–1934 годах. Своим рождением они обязаны, я полагаю, Стивенсону и Честертону, а также первым фильмам фон Штернберга и, возможно, некоторым биографическим данным Эваристо Карриего. Они способны сослужить плохую службу своим первоисточникам: многочисленные перечисления, неожиданная развязка, сведение всей жизни человека к двум-трем эпизодам. (Это авторское намерение заметно также и в новелле «Мужчина из Розового салона».) Они не являются психологическими рассказами и не пытаются быть таковыми.

Что касается сказочных историй, которые завершают книгу, то я – только их переводчик и читатель, не более того. Подчас я склонен думать, что хороший читатель еще более загадочен и уникален, чем хороший автор. Меня никто не убедит, что произведения, которые Валери приписал своему давнему персонажу Эдмону Тэсту, обладают большей ценностью, чем созданные позже письма его, Тэста, жены и друзей.

Чтение – это прежде всего форма деятельности, что идет вослед процессу писания; но только более смиренная, более изысканная, более интеллектуальная.

Х. Л. Б. Буэнос-Айрес, 27 мая 1935 г.

Предисловие к изданию 1954 года

Прежде всего отмечу: барокко – это стиль, который осознанно исчерпывает (или желает исчерпать) свои собственные возможности и который соприкасается с карикатурой на самого себя. Напрасно Эндрю Лэнг, в тысяча восемьсот восемьдесят каком-то году, пытался подражать «Одиссеи» Поупа: произведение уже было пародией на самое себя, и пародист не смог бы превзойти автора. Барокко (бароко) – это одно из наименований силлогизма: XVIII век применил его к вычурности в архитектуре и живописи XVII столетия; я сказал бы, что завершающий этап любого искусства, когда оно исчерпывает себя и выставляет напоказ свои приемы, – барочен. Барочность – это умствование, а Бернард Шоу сказал, что любая умственная деятельность смешна. Смех – неосознанно для автора – ощущается в творчестве Бальтасара Грасиана; осознанно либо предумышленно он присутствует в творчестве Джона Донна.

Уже самим названием этой книги заявлена ее барочная природа. Переписать сейчас давние рассказы означало бы уничтожить их; я могу только сослаться на сентенцию «quod scripsi, scripsi»[2] (Ин. 19: 22) и, двадцать лет спустя, переиздать их без изменения. Они – не более чем игра неуверенного в себе автора, который не был склонен писать рассказы и который нашел себе развлечение в искажении и подделке (без какой-либо эстетической подоплеки) чужих историй. Эти весьма двусмысленные намерения привели к созданию наиболее тщательно отделанного рассказа – «Мужчина из Розового салона», – который написан от имени деда Франсиско Бустоса и который почему-то пользуется у читателей успехом.

В этом рассказе, построенном на разговорной речи, встречаются и некоторые книжные слова. Я ввел их в рассказ потому, что люди предместья, куманьки, поножовщики тяготеют к изысканной речи либо (данное суждение исключает иные, но, возможно, оно истинно) потому, что любой поножовщик индивидуален и никогда не говорит как поножовщик, который является не более чем умозрительной фигурой.

Знатоки Великих Связей утверждают, что основа Вселенной – пустота. Они правы в отношении той малой частицы Вселенной, какой можно назвать данную книгу. Слово «бесчестье» в ее названии вызывает недоумение, висельники и пираты населяют ее, но в глубине людского водоворота нет ничего. Есть только видимость, оболочка образов; может быть, поэтому книга и нравится читателям. Человек, написавший ее, был совершенно неуверен в себе, но он написал ее ради развлечения и удовольствия; остается только уповать на то, что какое-то удовольствие получат и читатели.

В раздел «Et cetera» я добавил три новые истории.

Х. Л. Б.

I inscribe this book to S. D.[3]: English, innumerable and an Angel. Also: I offer her that kernel of myself that I have saved, somehow – the central heart that deals not in words, traffics, not with dreams and is untouched by time, by joy, by adversities[4].

Жестокий освободитель Лазарус Морель

[5]

В 1515 году отцу Бартоломе де лас Касасу стало очень жалко индейцев, изнемогавших от непосильного труда в аду антильских золотых копей, и он предложил императору Карлу V ввозить негров, чтобы от непосильного труда в аду антильских золотых копей изнемогали негры. Этому любопытному извращению чувств филантропа мы обязаны бесчисленными следствиями: отсюда блюзы Хэнди[6], успех в Париже художника с Восточного берега[7] Педро Фигари[8], превосходная проза, трактующая о беглых рабах, другого уругвайца, дона Висенте Росси, мифологическое величье Авраама Линкольна, пятьсот тысяч погибших в войне между Севером и Югом, три миллиарда триста миллионов, потраченных на военные пенсии, статуя мнимого Фалучо[9], включение глагола «линчевать» в тринадцатое издание Академического словаря, страстный фильм «Аллилуйя»[10], мощная штыковая атака Солера[11] во главе его «смуглых» и «черных» в Серрито, прелесть сеньориты такой-то, негр, убивший Мартина Фьерро[12], пошлая румба «Эль Манисеро», пресеченный и заточенный наполеоновский