Оскар Уайлд - Святая блудница или женщина покрытая драгоценностями

Уайлд Оскар

Святая блудница или женщина покрытая драгоценностями

Оскар Уальд

Святая блудница или женщина покрытая драгоценностями

(Черновой набросок)

Перевод З. Журавской

Сцена представляет уголок долины в Фиваиде. Направо пещера. Перед пещерой

большое распятие. Налево песчаные дюны. Небо синее, как внутренность чаши из ляпис-лазури. Песок на дюнах красный.

Там и сям на холмах виден колючий кустарник.

Первый человек. Кто это? Я боюсь ее. На ней пурпурный плащ, а волосы ее - точно золотые нити. Я думаю, она - царская дочь. Я слыхал от лодочников, что у императора есть дочь, которая ходит в плаще из багряницы.

Второй человек. У нее птичьи крылья на сандалиях, а ее туника цвета неспелой пшеницы. И сама она, когда стоит неподвижно, напоминает колос. Весною, когда движется, - тот же колос, колеблемый воздухом при полете сокола. Жемчуга на тунике ее сияют, как луны.

Первый человек. Как луны, которые видишь в воде, когда ветер дует с холмов.

Второй человек. Я думаю, что она - богиня. Я думаю, что она из Нубии.

Первый человек. Я уверен, что она царская дочь. Ногти ее окрашены соком лавзонии. Они похожи на лепестки роз. Она пришла сюда оплакивать Адониса.

Второй человек. Это, несомненно, богиня. Не знаю, почему она покинула свой храм. Богиням не следовало бы покидать свои храмы. Если она заговорит с нами, не будем ей отвечать, и она пройдет мимо.

Первый человек. Не станет она говорить с нами. Это царевна.

Mиррина. Не здесь ли живет он, юный и прекрасный отшельник, тот самый, что не хочет видеть женского лица?

Первый человек. Действительно, отшельник обитает здесь.

Mиррина. Почему не хочет он смотреть на лицо женщины?

Второй человек. Этого мы не знаем.

Mиррина. Почему же сами вы не глядите на меня?

Первый человек. Ты вся в самоцветных каменьях. Они слепят нам глаза.

Второй человек. На солнышко не гляди - ослепнешь. Ты слишком блистательна для наших взглядов. Неблагоразумно смотреть на то, что слишком блестит. Многие жрецы в храмах слепнут и не могут потом ходить без раба-поводыря.

Mиррина. Где же обитает он, юный и прекрасный отшельник, который не хочет видеть женского лица? Ютится ли он в тростниках или в глиняной мазанке, или же просто спит на склоне холма или в кустах?

Первый человек. Он живет вон в той пещере.

Mиррина. Какое странное место для жилья!

Первый человек. Прежде там жил центавр. Когда пришел отшельник, центавр испустил пронзительный крик и с плачем и воплями ускакал дальше.

Второй человек. Нет, не центавр обитал в этой пещере, а белый единорог. Когда пришел отшельник, единорог пал на колени и поклонился ему. Многие видели его на коленях.

Первый человек. Мне доводилось говорить с людьми, которые видели это.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Второй человек. Иные говорят, что это был дровосек, ходивший работать поденно.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Миррина. Каким же вы-то сами поклоняетесь богам? Или, может быть, никаким? Есть люди, которые вовсе не имеют богов. Философы с длинными бородами и в темных плащах не признают богов. Они спорят между собой под портиком... смеются над ними.

Первый человек. Мы поклоняемся семи богам. Мы не можем назвать их имен. Это очень опасно. Никогда не следует называть имени бога, которому служишь. Даже жрецы, которые с утра и до ночи восхваляют богов и делят с ними их трапезу, не зовут их настоящими именами.

Миррина. Где же эти боги, которым вы служите?

Первый человек. Мы прячем их в складках наших одежд. Мы не показываем их никому. Если б мы кому-нибудь показали их, они, чего доброго, ушли бы от нас.

Миррина. Где вы нашли их?

Первый человек. Нам дал их один человек, который бальзамирует умерших. Он нашел их в могиле. Мы поклоняемся им уже семь лет.

Миррина. Мертвые страшны; я боюсь смерти.

Первый человек. Смерть не богиня. Она лишь служительница богов.

Миррина. Она единственная богиня, которая страшна мне. Многих ли богов вы видели воочию?

Первый человек. Многих. Особенно ночью. Они проходят совсем близко от нас, такой неслышной стопой. Один раз мы видели богов на рассвете. Они шли по равнине.

Миррина. Однажды, проходя по рыночной площади, я слышала, как софист из Сицилии говорил, что бог только один. Он говорил это публично.

Первый человек. Это не может быть правдой. Мы сами своими глазами видели многих богов, хотя мы и простые, незнатные. При виде их я спрятался за кустом. Они не причинили мне никакого зла.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Миррина. Расскажите мне еще что-нибудь о юном и прекрасном отшельнике. О юном и прекрасном отшельнике, который не хочет видеть лица женщины. Какова повесть дней его? Какую жизнь он ведет?

Первый человек. Мы не понимаем тебя.

Миррина. Что он делает, юный и прекрасный отшельник? Сеет или жнет? Работает ли в саду или ловит рыбу сетями? Лен ли ткет на станке или же идет за быками, направляя деревянный плуг?

Второй человек. Он человек великой святости и потому ничего не делает. Мы же простые, скромные люди. Мы день-деньской работаем, палимые солнцем. Иной раз работать на солнце очень тягостно.

Миррина. Кто же питает его - птицы небесные? Или шакалы делят с ним свою добычу?

Первый человек. Мы каждый вечер приносим ему пищу. Мы не думаем, чтобы птицы небесные питали его.

Mиррина. Зачем же вы-то кормите его? Какая вам от этого выгода?

Второй человек. Это человек большой святости. Один из богов, оскорбленный им, лишил его разума. Мы предполагаем, что он оскорбил луну.

Mиррина. Подите скажите ему, что некто из Александрии желает говорить с ним.

Первый человек. Мы не смеем беспокоить его. В этот час он молится своему богу. Просим тебя, прости нас, что мы не исполняем твоего приказания.

Mиррина. Вы боитесь его?

Первый человек. Мы боимся его.

Миррина. Почему вы боитесь его?

Первый человек. Мы сами не знаем.

Mиррина. Как его зовут?

Первый человек. Голос, который говорит с ним ночью в пещере, зовет его именем Гонория. Гонорием же называли его и трое прокаженных, проходивших здесь однажды. Мы полагаем, что имя его - Гонорий.

Mиррина. Зачем же звали его прокаженные?

Первый человек. Чтобы он исцелил их.

Mиррина. Что же он - исцелил их?

Второй человек. Нет. Они согрешили и за это были поражены проказой. Руки и лица их были словно покрыты солью. На одном была полотняная маска. Это был царский сын.

Mиррина. Какой же голос говорит с ним ночью в пещере?

Первый человек. Мы не знаем. Мы думаем, что это голос его бога. Ибо ни разу еще не видали мы, чтобы какой-либо человек вошел в пещеру или вышел из нее.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Миррина. Гонорий!

Гонорий (из пещеры). Кто звал Гонория?

Mиррина. Приди сюда, Гонорий.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

- Моя горница благоухает миррой. В ней потолок из кедрового дерева, а стены обиты пурпуром. Из кедра же столбы у кровати, а кровать усыпана пурпуром, и ступени, идущие к ней, серебряные и натерты шафраном и миррой. Мои любовники украшают столбы моего дома гирляндами. Ночью они приходят ко мне в сопровождении флейтистов и арфистов. И приносят мне яблоки в дар, и на пороге моего виноградника пишут свое имя вином.

Из самых дальних стран света спешат ко мне мои возлюбленные. Цари земные приходят ко мне и несут мне дары.

Когда император Византии услыхал обо мне, он покинул свою порфировую опочивальню и велел на своих галерах поднять паруса. Рабы его не взяли с собой факелов, чтобы никто не узнал о его прибытии. Когда кипрский царь услыхал обо мне, он прислал ко мне послов. Два брата - цари ливийские принесли мне в дар янтари.

Я отняла у кесаря его любимца и сделала его своим товарищем игр. Его принесли ко мне на носилках. Он был бледен, Нарцисс, и тело его было слаще меда.

Сын префекта убил себя в честь мою, а тетрарх сицилийский приказал бичевать себя ради моей забавы, в присутствии моих рабов.

Царь Гиерополиса, жрец и разбойник, расстилает ковры на пути моем.

Иногда я сижу в цирке, а внизу, предо мною, борются гладиаторы. Однажды мой любовник-фракиец был пойман сетью. Я дала знак, чтобы его прикончили, и весь театр рукоплескал. Иногда я прохожу через гимназиум и смотрю, как молодые люди борются или состязаются в беге. Умащенные тела их блестят; головы их увенчаны ветвями ивы и мирта. Во время борьбы они притоптывают ногой о песок, а когда бегут, песок, как облачко, летит за ними. Тот, кому я улыбнусь, покидает своих товарищей и следует за мной. Иногда я спускаюсь к гавани и смотрю, как купцы выгружают свои корабли. У тех, кто прибыл из Тира, шелковые плащи и изумрудные серьги в ушах. У прибывших из Массилии плащи тонкой шерсти, а серьги медные. Завидев меня, они спешат на корму и зовут меня, но я не откликаюсь. Я иду в кабачки, где целыми днями лежат матросы, упиваясь черным вином и играя в кости, и сажусь возле них.