Френсис Фицджеральд - Люди и ветер

Фицджеральд Френсис Скотт

Люди и ветер

Ф.Скотт Фицджеральд

Люди и ветер

1

Машина, в которой сидели двое, взбиралась в гору, навстречу кроваво-красному солнцу. Хлопок в поле у дороги был еще низким и редким. Вокруг царило полное безветрие, и вершины сосен не шевелились.

- Когда я трезв, - говорил доктор, - когда я абсолютно трезв, я вижу окружающий мир иначе, чем ты. Тогда я похож на человека, у которого один глаз нормальный, другой - близорукий, а носит он очки для близоруких; круглые предметы представляются ему в форме эллипсов, и он все время спотыкается об обочину дороги, в общем ему лучше выбросить эти очки. Я бываю под мухой большую часть дня и поэтому берусь только за ту работу, которую могу выполнить в таком состоянии.

- Угу, - неловко поддакнул его брат Джин.

Доктор уже изрядно выпил, и Джин не знал, как приступить к делу, ради которого приехал, а Форрест все говорил и говорил:

- Я или жутко счастлив, или барахтаюсь по уши в грязи. Хохочу или канючу, но чем глубже ухожу в себя, тем быстрее все движется вокруг. Я все меньше отдаюсь работе и смотрю на жизнь как на мелькающие кадры киноленты. Я потерял дружбу и уважение людей своего круга и точно знаю, к чему это приведет. Мои привязанности и симпатии не подчиняются никаким законам, они устремляются на любого, кто оказывается под рукой, поэтому я стал удивительно славным парнем - гораздо более славным, чем в те времена, когда был известным врачом.

После очередного поворота дорога вдруг выровнялась, и Джин увидел вдали свой дом, вспомнил лицо жены и свое обещание ей... Больше он не мог медлить.

- Форрест, мне надо тебя попросить...

Но в этот момент доктор неожиданно затормозил перед маленьким домиком у соснового леса. На крылечке сидела девочка лет восьми и играла о серой кошкой.

- Эта девочка - самый милый на свете ребенок, - сказал доктор Джину и обернулся к девочке. - Хелен, я слышал, твоей кошке нужно лекарство?

Девочка засмеялась.

- Не знаю, - сказала она неуверенно.

У нее с кошкой только что началась новая игра, а приезжие ее прервали.

- Видишь ли. Киска звонила мне сегодня утром, - продолжал доктор ласково и очень серьезно, - и сказала, что хозяйка плохо заботится о ней, просила найти ей хорошую няньку в Монтгомери.

- А вот и нет, - сказала девочка и прижала к себе кошку.

Доктор вынул из кармана пятицентовую монетку и бросил ее на ступеньки.

- Я советую дать кошке хорошую дозу молока, - сказал он и завел мотор. - До свидания, Хелен.

- До свидания, доктор.

Когда они выехали на дорогу, Джин решился снова начать разговор.

- Послушай, останови машину, - сказал он. - Остановись здесь, вот здесь.

Доктор затормозил, и братья посмотрели в лицо друг другу. У обоих были крепкие кряжистые фигуры и суровые лица. Обоим перевалило за сорок, и этим они были похожи; но даже очки доктора не скрывали его слезящихся, с красными прожилками глаз, а у Джина глаза были ясными и ярко-голубыми. Лицо доктора было изрезано мелкими морщинками горожанина, а морщины на лице Джина напоминали линии срезов столетних лип, водоразделов полей, навесов над стогами сена. Словом, Джин Джанней был сельским жителем, в то время как в докторе Форресте Джаннее все выдавало человека с образованием.

- Ну? - спросил доктор.

- Ты знаешь. Пинки дома, - сказал Джин, опустив глаза.

- Да, я слышал, - равнодушно ответил доктор.

- Он ввязался в драку в Бирмингеме, и ему прострелили голову. - Джин помолчал. - Мы приглашали доктора Бехрера, мы думали, что ты, наверное, не захочешь, не придешь.

- Не захочу и не приду, - мягко согласился доктор.

- Но подумай, Форрест, дело ведь такое, - настаивал Джин. - Понимаешь, как все получается, ты ведь сам говорил, доктор Бехрер ни черта не смыслит. Я и сам в него не верю. Он сказал, что пуля давит на... давит на мозг, а вытащить ее он не может, боится, что получится это... кровоизлияние, что ли, даже не знает, следует ли нам везти его в Бирмингем или Монтгомери, потому что можно и не довезти... Доктор нам совсем не помог, а нам бы так хотелось.

- Нет, - сказал его брат и покачал головой. - Нет.

- Ну, просто осмотри его и скажи, что же нам делать? - умолял Джин. Он без сознания, Форрест. Он тебя даже не узнает, да и ты узнаешь его с трудом. Понимаешь, дело в том, мать его обезумела от горя.

- Ею владеет животный инстинкт, и ничего больше. - Доктор вытащил из бокового кармана фляжку с алабамской кукурузной водкой, наполовину разбавленной водой, и выпил. - Мы-то с тобой понимаем, что парня этого следовало утопить в тот самый день, как он родился.

Джин вздрогнул.

- Парень, конечно, никудышный, - согласился он, - непрямо не знаю если бы ты увидел его, как он лежит...

Сопротивляясь растущему опьянению, доктор вдруг ощутил потребность действовать, проявить свою угасающую, но все еще живую волю.

- Ладно, я осмотрю его, - сказал он, - но сам и пальцем не пошевелю, потому что ему давно следовало сдохнуть. И даже смерти ему мало за то, что он проделал с Мэри Деккер.

Джин прикусил губу.

- Форрест, ты в этом уверен?

- Уверен?! - закричал доктор. - Разумеется, я уверен. Она умерла от голода; он давал ей две чашки кофе в неделю. А если бы ты видел ее туфли, то понял бы, что она прошла пешком много-много миль.

- Доктор Бехрер говорит...

- Что он может знать? Я производил вскрытие, когда ее нашли на дороге в Бирмингем. Никаких следов болезни, она умерла от голода. И это... это, голос его задрожал от волнения, - это Пинки, она надоела ему, и он выгнал ее, и она пыталась добраться домой. Меня вполне устраивает, что его самого изувечили и привезли домой без сознания две недели спустя.

Они все набирали скорость, пока машина не въехала во двор и, резко затормозив, остановилась перед домом Джина Джаннея.

Это был квадратный дом с кирпичным фундаментом, аккуратная лужайка была отделена забором от огорода, и хотя дом этот выделялся размерами среди других зданий города Бендинга, он был построен в том же духе, что и все сооружения вокруг. Последние дома плантаторов постепенно исчезали в этой части Алабамы, и гордые их колонны разрушались от бедности, дождей и непогоды.

Роуз, жена Джина, поднялась с качалки, в которой сидела на переднем крыльце.

- Здравствуй, доктор, - приветствовала она его, не глядя ему в глаза и волнуясь. - Давненько мы тебя не видели здесь.

Доктор поймал ее взгляд и несколько секунд не отводил глаз.

- Как поживаешь, Роуз? - сказал он. - Привет, Эдит, привет, Юджин, обращаясь к маленькому мальчику и маленькой девочке, стоящим за спиной матери, а затем: - Привет, Бутч, - к приземистому парню лет девятнадцати, который выволакивал из-за дома круглый белый камень.

- Мы собираемся соорудить здесь стенку, вроде загона для скота, объяснил Джин.

Все они уважали доктора и осуждали его, так как больше не имели возможности хвалиться им. Но все-таки до того еще, как он стал пьяницей и циником и, что называется, потерял себя, он так долго учился и занимал такое высокое положение в большом, недоступном им мире... Он вернулся в Бендинг два года назад и купил половину пая на местную аптеку, сохранив лицензию на частную практику, однако оперировал он чрезвычайно редко, только в случаях крайней необходимости.

- Роуз, - сказал Джин, - доктор согласился осмотреть Пинки.

В затемненной комнате лежал Пинки Джанней со странно искривленными бледными губами, почти скрытыми давно небритой щетиной.

Когда доктор снял бинты с его головы, тот слабо застонал, но его пухлое тело не пошевелилось. Через несколько минут доктор снова забинтовал ему голову и вместе с Роуз и Джином вышел на крыльцо.

- Пулю следует удалить как можно быстрее. - Доктор надел шляпу. - Она давит на сонную артерию, но с таким пульсом его нельзя везти в Монтгомери.

После короткой паузы, которая потребовалась, чтобы проглотить слюну и набрать воздуха, Джин спросил:

- Что же нам делать?

- Пусть Бехрер подумает или найдет кого-нибудь в Монтгомери. Даю двадцать пять шансов из ста, что операция его спасет; если же не делать операции, никаких шансов нет.

- К кому нам обратиться в Монтгомери? - спросил Джин.

- Это может сделать любой хирург. Даже Бехрер, если бы он не был таким трусом.

И вдруг Роуз Джанней подошла к нему вплотную, глаза ее сверкали, как у самки, бросившейся на защиту детеныша. Она схватила доктора за полу пиджака:

- Доктор, сделай это! Ты же можешь! Ты был лучше их всех, вместе взятых. Пожалуйста, доктор, пойди и сделай это.

Он отступил на шаг, ее руки бессильно повисли в воздухе, а он протянул к ней свои руки.

- Видишь, как дрожат?! - сказал он подчеркнуто насмешливо. - Посмотри внимательнее и увидишь. Я не могу взяться за операцию.

- Сможешь, - хрипло произнес Джин. - Выпей, и ты придешь в норму.

Доктор покачал головой и сказал, глядя на Роуз:

- Нет. Видишь ли, мне здесь не доверяют, и если произойдет неудача, в этом обвинят меня. - Доктор слегка наигрывал и подбирал слова очень тщательно. - Я слышал, мое заключение о том, что Мэри Деккер умерла от голода, подвергли здесь сомнению на том основании, что я пью.